Последний барьер - Френсис Дик. Страница 37

К концу моего первого месяца ушел Регги (жаловался на постоянное недоедание), и через пару дней на смену ему явился совсем еще мальчишка с лицом младенца и фальцетом сообщил, что его зовут Кеннет.

Среди этой бесконечной процессии отребья всех сортов я пока оставался ничем не примечательной личностью. Я старался по возможности не привлекать внимания Хамбера: если он выделит меня из общей массы, я вообще ничего не смогу добиться. Он отдавал приказания, я их выполнял. Если я что-то делал не так, как ему хотелось, он ругался и наказывал меня, но не больше Других.

Одет он был всегда с иголочки, словно хотел подчеркнуть разницу между нашим положением и своим собственным. Вообще, туалет, как я понял, был для него главным объектом тщеславия, но о его доходах можно было судить и по машине – «бентли» последней марки. Чего в ней только не было! Телевизор, плюшевые ковры на сиденьях, радиотелефон, меховые коврики, кондиционер и, наконец, встроенный бар, где на специальных полках хранились шесть бутылок, двенадцать стаканов, сверкающий приборчик для открывания бутылок, пешня для льда и разные мелочи вроде палочек для помешивания напитков.

Я так хорошо это знаю, потому что каждый понедельник после обеда мне приходилось ее мыть и чистить. По пятницам это делал Берт. Хамбер гордился своей машиной.

В дальние поездки за руль этого символа процветания садилась сестра Джуда Уилсона Грейс, надменная амазонка, которая управлялась с этой большой машиной вполне свободно, а уход в ее задачу не входил. Я ни разу не обмолвился с ней словом: когда нужно было куда-то вести машину, она приезжала из дому на велосипеде и так же уезжала.

Во время чистки внутри машины я всегда заглядывал во все уголки. Увы, Хамбер не был настолько любезен или легкомыслен, чтобы оставить в перчаточном боксе шприц для подкожных впрыскиваний или пузырек со стимулирующими средствами.

Весь первый месяц стояла холодная погода, я сильно мерз, но это было не самое страшное – время, по существу, тратилось впустую. В скачках наступил перерыв, Хамберу незачем было давать лошадям допинг, и я не мог определить, что изменяется в жизни конюшни, когда скачки проводятся на каком-нибудь ипподроме с длинной финишной прямой.

Кроме всего прочего, Хамбер, а также Джуд Уилсон и Касс постоянно находились в конюшне. Меня так и подмывало заглянуть в контору Хамбера, находившуюся в кирпичном домике в дальней части двора, но я не мог на это решиться: туда в любое время мог зайти кто-то из них и застукать меня. А вот когда Хамбер и Джуд Уилсон уедут на скачки, а Касс поедет домой обедать, я, пожалуй, смогу проникнуть в контору и обыскать ее, пока остальные конюхи будут сидеть в кухне.

С другой стороны, сомнительно, что беглый осмотр незапертой конторы позволит мне раскрыть тайну конюшни. Не стоит подставлять себя под удар. Надо проявить терпение, подождать, когда обстоятельства сложатся в мою пользу.

Представляло интерес и жилище Хамбера – чисто выбеленный дом по типу жилых домов на фермах, он примыкал ко двору конюшни. Пару раз мне удавалось украдкой заглянуть в окна, когда после обеда он посылал меня чистить снег на его садовой дорожке. Что я увидел? Чистехонькое сооружение фактически необитаемое, похожее на ряд комнат которые видишь в оконных витринах, безликое, необжитое.

Хамбер был холост, и, по крайней мере, в комнатах первого этажа я не нашел ни одного места, где он мог бы проводить вечера.

Через окна мне не удалось увидеть ни стола, в котором стоило бы порыться, ни сейфа, где он мог бы держать под замком свои секреты. Все же я решил, что обойти этот дом вниманием будет несправедливо, и если мой визит в контору ничего не даст, а голова в то же время уцелеет, я загляну в дом при первой возможности.

В пятницу вечером Касс сказал мне, что хозяин двух моих охотничьих лошадей хочет забрать их на субботу, и вскоре после второй тренировки я вывел их из денников и погрузил в фургон, приехавший специально за ними.

Владелец лошадей стоял неподалеку, опершись о переднее крыло выдраенного «ягуара». Его охотничьи сапоги блестели как зеркало, кремовые бриджи были само совершенство, пальто розоватого цвета сидело на нем без единой морщинки, вокруг шеи – гладкий белоснежный шарф. Высок, широкоплеч, лысоват. С виду – лет сорок, красивый. Лишь вблизи я увидел на его лице недовольное выражение, заметил, что неизбежный процесс старения кожи уже начался.

– Эй, ты. – Он указал в мою сторону стеком. – Иди сюда.

Я подошел. У него были тяжелые веки, на носу и щеках виднелись тонкие пурпурные ниточки вен. Во взгляде его я прочитал надменное презрение и брезгливость. У меня рост сто семьдесят три сантиметра. Он был сантиметров на десять выше и в прямом и переносном смысле смотрел на меня свысока.

– Если мои лошади не выдержат целого дня, ты за это ответишь. Я гоняю их как следует, и они должны быть в форме.

В голосе его звучали властные нотки, свойственные Октоберу.

– Они в форме, насколько позволяет погода, – глухо ответил я.

Он поднял брови.

– Сэр, – поспешил добавить я.

– Дерзость, – заметил он, – может обернуться не в твою пользу.

– Извините, сэр, я и не думал дерзить.

Он неприятно засмеялся.

– Да уж, наверное, не думал. Другую работу найти не легко, а? Так вот, не очень болтай языком, когда разговариваешь со мной, не то живо вылетишь вон.

– Хорошо, сэр.

– А если мои лошади в плохой форме, я с тебя спущу шкуру.

У моего левого локтя с озабоченным выражением на лице появился Касс.

– Что-нибудь случилось? – спросил он. – Рок сделал что-нибудь не так, мистер Эдамс?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Мистер Эдамс! Неужели тот самый Поль Джеймс Эдамс, хозяин семи лошадей, вкусивших прелесть допинга?

– Хорошо ли этот грязный цыган следит за моими лошадьми? – агрессивным тоном спросил Эдамс.

– Не хуже других конюхов, – заверил Касс.

– Это еще скромно сказано. – Он посмотрел на меня со злым прищуром. – Пока стояли морозы, ты жил здесь как у Христа за пазухой. Но сейчас начался охотничий сезон, и считай, что сладкая жизнь для тебя кончилась. Я не стану с тобой сюсюкаться, как твой хозяин, будь уверен.