Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая - Корджева Елена. Страница 2

А фон Дистелрой потом уехал. Вроде бы он и жениться обещал, но не знаю, как там повернулось.

Когда вернулась мама, фройляйн Августа из усадьбы сразу ушла. То ли мама её выгнала, то ли сама решила, не знаю. Знаю только, что сразу потом мы собираться стали – вышел приказ срочно всем немцам в Германию вернуться. Война пришла, Vaterland war in Gefahr [1]…

Герр Конрад снова надолго задумался.

Алекс терпеливо ждал, когда тот вернётся из воспоминаний и продолжит рассказ. Он пока никак не мог взять в толк, какое отношение эта давнишняя история имеет к нему, к Алексу.

– Да, так вот, – герр Конрад вздохнул и, пригубив остывший кофе, скривился.

Помощник – оказалось, что тот незримо находился здесь и внимательно следил за происходящим, – немедленно забрал из старческой руки чашку и тут же поставил на стол стакан с водой. Как видно, привычки хозяина были хорошо известны.

Отпив воды, старик продолжил:

– Я помню одну ночь, перед самым отъездом. Что-то меня взбудоражило, и я долго не мог уснуть. А потом услышал голоса – папа говорил с фройляйн Августой. Тогда-то я и узнал, что она забеременела от фон Дистелроя, папа сказал, что у неё будет ребёнок.

Потом они зачем-то пошли в библиотеку, а я, движимый бессонницей и любопытством, подкрался к двери. Я стоял на лестнице перед запертой дверью и пытался понять, что там происходит. Конечно, подслушивать под дверью – это отвратительно, но пусть послужит оправданием возраст – мне только исполнилось восемь лет…

И герр Конрад вновь потянулся к стакану.

Так, с перерывами, продолжался рассказ.

– Потом отец вдруг вышел, я едва успел отскочить и спрятаться за дверь. Фройляйн Августа меня не заметила. Она сидела у стола, а вокруг лежали какие-то тюки и связки с книгами. Библиотека была как после погрома.

Потом я услышал, как пыхтит, возвращаясь, отец. Папа был очень полный и потому, наверное, шумный. Я всегда знал, когда он идёт, и успевал спрятаться. Папа нёс какую-то вещь, кажется, – большую коробку. Он снова закрыл дверь, но я услышал, что он дал эту вещь фройляйн Августе и велел хранить, потому что не мог взять это с собой. Сами понимаете – война. В благодарность он дал ей книги из библиотеки – она же была помешана на книгах, так папа разбудил прислугу и они ночью – представляете, чтобы никто не видел, – отвезли эту фройляйн Августу вместе со всеми книгами к ней домой, точнее – к её родителям, это недалеко, километров пять от усадьбы.

А теперь, герр Алекс, давайте сопоставим события. Фон Дистелрой находился в усадьбе до августа 1939 года. И фройляйн Августа забеременела от него. Значит, ребёнок должен был родиться где-то к весне 1940 года. А вашего отца, вернее, деда, нашли в годовалом возрасте весной 1941 года на Рижском вокзале.

Так вот, герр Алекс, вы – точная копия Георга фон Дистелроя. Поэтому я предполагаю, что вы – его прямой потомок.

Алекс от неожиданности заморгал быстро и часто. Такого вывода из рассказа он никак не ожидал.

– Вы не верите. Что же. Я готов вам предъявить доказательство.

И герр Конрад повернулся к Рудольфу, уже держащему в руках довольно пухлый альбом. Открыв альбом на закладке – Алекс понял, что к его приходу готовились и закладку положили заранее – он подтолкнул шуршащую обложку по столу матового стекла прямо к Алексу.

Отвести взгляд оказалось невозможно. На Алекса смотрел он сам. Перед ним лежала черно-белая фотография, отретушированная так, что губы стали цветными. Но дела это не меняло – это был Алекс. Чуть постарше, одетый в военного покроя френч, с другой, куда более короткой причёской, но вот они – эти залысины, этот выпуклый лоб, и глаза… Цвета было не видно, но Алекс мог поклясться, что они такого же серо-стального цвета, как у него.

В растерянности он переводил взгляд с фотографии на герра Конрада, на Рудольфа и обратно. Это было настолько неожиданно и непостижимо, что логика и здравый смысл отказывались верить, а очевидность вывода назойливо глядела на него со старой фотографии.

Вдруг сознание, как утопающий за соломинку, ухватилось за увесистую дубину сомнения: «А откуда у герра Конрада фотография этого самого фон Дистелроя? Небось, фотошоп».

Вероятно, эта мысль настолько отчётливо отразилась на физиономии, что герр Конрад считал её, не слишком напрягаясь:

– Вы, герр Алекс, небось, думаете, что это – фотошоп, и я, выживший из ума старый пердун – прозвучало ещё более забористое словечко – просто глумлюсь над вами, преследуя какие-то свои непонятные вам цели?

Алекс немедленно густо покраснел. Он знал и терпеть не мог эту свою крайне неприятную особенность – легко краснеть. Но справиться с физиологией никогда не получалось. В воздухе повисла неловкость.

– И не отпирайтесь, именно так вы и думаете.

Герр Конрад был неумолим в своей немецкой прямоте.

– Так вот, позвольте мне также прояснить для вас происхождение этой, да и всех прочих фотографий в этом альбоме.

И герр Конрад, неожиданно быстро наклонившись, подтянул к себе альбом и принялся переворачивать страницы. Найдя нужную фотографию, он вновь подтолкнул альбом в сторону Алекса.

На этот раз на фото был групповой портрет.

– Вон тот мальчик, слева, это я. – Герр Конрад ткнул подбородком в сторону фотографии. – Вот, по порядку, посередине – папа и фон Дистелрой-старший, тот, что Бернхард. Рядом с папой – мама, я и Эмилия. А возле Бернхарда – его сын Георг. Это снимок 39-го года, тогда все ещё были живы.

Алекс вгляделся в старый, довольно выцветший уже снимок. Несмотря на ветхость, лица были видны отчётливо, и вновь его поразило сходство с человеком на фотографии.

А герр Конрад вновь принялся вспоминать:

– Папе пришлось оставить бизнес в связи с отъездом. Правда, если учитывать обстоятельства, сам факт того, что за две недели отец умудрился продать компанию, можно уже считать чудом. Но это помогло нам хоть как-то удержаться на плаву. К тому же он не терял связей с Германией, в особенности с Дистелроями, недаром же молодой фон Дистелрой перед войной приезжал в поместье, видимо, по каким-то совместным делам.

Так что мы отправились не на пустое место, а сразу в Дортмунд. Фон Дистелрой-старший сразу пригласил папу на работу в компанию и даже, пока мы не подобрали жилье, пустил нас пожить у него. Эта фотография как раз и сделана, когда мы жили на квартире у герра Бернхарда, перед самым рождеством.

При слове «рождество» Алекс и впрямь заметил на снимке ёлку. Небольшое деревце, явно украшенное к празднику, стояло за спинами компании.

– Потом папа нашёл небольшую квартирку, и мы съехали. Эмилия тоже пошла работать у папы в конторе, а меня отправили в школу. Конечно, жили не так, как дома – в усадьбе, но как-то устроилось. Маме, правда, стало тяжело вести хозяйство. Но герр Бернхард иногда присылал с завода то дрова, то, когда всё стало совсем по карточкам, мыло и всякое такое.

Он и сам в гости приходил, они с отцом любили посидеть, поиграть в шахматы. Меня он тоже как-то сразу полюбил, всегда приносил что-нибудь вкусное, то леденец, то имбирное печенье…

Герр Конрад вновь замолчал, глядя внутрь себя, где хранилось нечто, известное ему одному.

– Да, – вдруг очнулся он, – имбирное печенье. Приносил. А потом Георг пропал. Не знаю точно, что именно случилось, но весной 1941-го он таки поехал в Леттланд, в теперешнюю Латвию. Я так думаю, что он так и не смог забыть фройляйн Августу. А возможно, знал, что она родила ребёнка. Да…

– Так вот, он не вернулся. И сопоставляя факты, я прихожу к единственному возможному выводу: он поехал забрать фройляйн Августу и малыша – вашего деда. Но судя по тому, что ребёнка нашли на вокзале, с Георгом что-то случилось. Вероятно, мы никогда не узнаем, что именно. А поскольку совпадают время и место – Рига, весна 1941 года, и учитывая ваше невероятное сходство, я берусь утверждать, что ваш дед, а значит и вы – прямой потомок Георга фон Дистелроя.