Кот, который читал справа налево (сборник) - Браун Лилиан Джексон. Страница 44

– Я хороший продавец. Чего он хотел – так это создать достойное обрамление для своей знаменитой коллекции нефрита. Она стоит три четверти миллиона. Это, конечно, не для печати.

Необычнее всего в комнате был ряд застекленных ниш. В них на стеклянных же полках располагались десятки изящно вырезанных вещиц из глухого черного и полупрозрачного белого камня – искусная подсветка создавала вокруг них причудливую игру света и тени.

Одд Банзен прошептал:

– Так это и есть нефрит? По мне, так он на мыло смахивает.

– Я думал, он зеленый, – сказал Квиллер.

– Зеленый нефрит в столовой, – пояснил Лайк.

Фотограф принялся устанавливать свои штативы и светильники, а дизайнер посвящал Квиллера в терминологические тонкости.

– Когда будете описывать это место, – говорил он, – называйте гардероб бидермайер – armoire [11], а стулья с распахнутыми ручками – fauteuils [12].

– Ребята из «Прибоя» с этим как-нибудь разберутся, – ответствовал Квиллер, – а мне в это вникать ни к чему.

Банзен тем временем работал с необыкновенной сосредоточенностью, делая и цветные, и черно-белые снимки. Он настраивал камеру то так, то этак, на дюйм-другой передвигал оборудование и надолго укрывался под черной тканью – искал нужный ракурс. Паоло с таким усердием помогал ему, что порой даже мешал.

Под конец Банзен погрузился в кресло, обитое белым шелком.

– Передохну минутку, перекурю. – Он вытащил из нагрудного кармашка длинную сигару.

Дэвид Лайк, скривившись, оглянулся на него через плечо:

– Вы что, хотите, чтобы нас всех отсюда выставили? Миссис Тейт не выносит табачного дыма и чует его за версту.

– Что ж, значит, придется терпеть, – раздраженно проворчал Банзен и снова пошел к камере.

– Нам надо сделать несколько снимков нефрита, – сказал Квиллер.

– Через стекло снимать не могу.

– Стекло можно отодвинуть, – возразил Лайк. – Паоло, не скажешь ли мистеру Тейту, что нам нужен ключ от ниш?

Коллекционер, мужчина лет под пятьдесят, мигом явился – лицо его сияло.

– Хотите взглянуть на мои статуэтки? – осведомился он. – Какие ниши вам открыть? Снимки будут, конечно, цветные?

На щеках его появился недопеченный румянец, углы рта искривила недоношенная улыбка. Он выглядел, подумалось Квиллеру, как сильный человек, который вдруг расслабился. Шелковая спортивная рубашка обнажала густую поросль на руках – при полном отсутствии волос на голове.

Стекла были вставлены в витрины искусно, на незримых замках. Тейт сам открыл их, надев перчатки, чтобы не захватать стекол.

Лайк меж тем взял официальный тон:

– Мистер Тейт великодушно согласился представить свою коллекцию вашим, джентльмены, читателям. Мистер Тейт сознает, что частная коллекция есть некое обязательство перед обществом. Он разрешает сфотографировать эти экспонаты для просвещения и эстетического воспитания жителей нашего города.

– Несколько слов по этому поводу, мистер Тейт, – попросил Квиллер, – чтобы я мог вас процитировать!

Коллекционер не отозвался. Слишком был поглощен своим собранием. Он благоговейно приподнял со стеклянной полки нефритовый чайник – чистейшего белого цвета, тонкий, как бумага.

– Это самый ценный мой экспонат, – сказал он чуть ли не дрожащим голосом. – Редчайшей белизны. Мне не следовало показывать его первым, верно? Надо было бы приберечь его для торжественного финала, но меня так разволновал этот чайник! Самый белый, какой я когда-либо видел, и тонкий, как лепесток розы. В статье можете так и сказать: тонкий, как лепесток розы. – Он поставил чайник на место и взял в руки другую фигурку. – Вот китайский колокольчик, ему почти три тысячи лет. А это мексиканский идол, который, как предполагают, исцеляет от некоторых хворей. К сожалению, не от радикулита. – Он криво усмехнулся, словно вспомнил одному ему известный анекдот, впрочем не очень смешной.

– У этих вещиц масса деталей, – заметил Квиллер.

– Художники обычно тратили целую жизнь, вытачивая единственный предмет, – сказал Тейт. – Но не все мои нефриты – произведения искусства. – Он подошел к письменному столу и выдвинул ящик. – Это – примитивные инструменты, сделанные из нефрита. Топорики, зубила, гарпуны. – Он один за другим выкладывал их на стол.

– Не надо вынимать все, – попросил Квиллер. – Мы снимем только резные экспонаты.

Но коллекционер продолжал опустошать ящик, с благоговейным трепетом притрагиваясь к каждому предмету.

– Вы когда-нибудь видели необработанный нефрит? – спросил он. – Вот кусок породы.

– Ну, за работу, – сказал Банзен. – Начнем-ка щелкать эту чертову прорву.

Тейт сунул Квиллеру в руку резной медальон:

– Потрогайте его.

– Он холодный, – сказал репортер.

– Он чувственный – как плоть. Когда я прикасаюсь к нефриту, то чувствую покалывание в крови. А вы чувствуете?

– А много есть книг о нефрите? – поинтересовался Квиллер. – Хотелось бы о нем почитать.

– Пойдемте ко мне в библиотеку, – предложил собиратель. – У меня есть все, что когда-либо было о нем написано.

Он том за томом доставал с полок техническую, мемуарную, приключенческую, художественную литературу, касавшуюся прохладного, чувственного камня.

– Если вам интересно, я дам вам несколько книжек почитать, – сказал Тейт. – Вернете, когда сочтете удобным. – Затем он дотянулся до ящика стола и сунул Квиллеру в руку пуговицеобразный предмет: – Вот! Возьмите на счастье.

– О нет! Я не могу принять такой ценный подарок!

Квиллер ощупал гладкую округлую поверхность камня. Он был зеленый, такой, каким он и представлял себе нефрит.

Тейт настаивал:

– Но я хочу, чтобы он был вашим. Сам по себе он не так уж ценен. Вероятно, это всего лишь фишка, используемая в одной японской игре. Храните его в кармане как амулет. Он поможет вам написать хорошую статью о моей коллекции. – Тейт снова скривил губы. – И кто знает? Возможно, вы станете коллекционером нефрита… а это лучшее, что может случиться с человеком!

Тейт говорил почти с религиозной горячностью, и Квиллер, потиравший прохладную зеленую пуговицу, вдруг ощутил легкое покалывание в крови.

Банзен снимал и снимал, покуда коллекционер не начал нервничать. Тогда фотограф принялся складывать аппаратуру.

– Погодите! – сказал Лайк. – Есть еще одна комната, которую вам надо бы увидеть, – если будет позволено, конечно. Будуар миссис Тейт великолепен. – Он повернулся к своему клиенту: – Как вы считаете?

Квиллер заметил, что эти двое многозначительно переглянулись.

– Миссис Тейт нездоровится, – объяснил муж репортеру. – Впрочем, позвольте, я узнаю…

Он вышел из комнаты и на несколько минут исчез. Когда же вернулся, и лицо, и гладкий череп его были чрезмерно красны.

– Миссис Тейт согласна, – сказал он, – но, пожалуйста, постарайтесь управиться побыстрее.

Группа – с фотографом, волокущим камеру на треноге, и Паоло, несущим светильники, – проследовала по коридору, затянутому коврами, в уединенное крыло дома.

Щедро украшенный будуар совмещал в себе и гостиную, и спальню. Все в нем выглядело мягким и воздушным. Кровать стояла под похожим на тент балдахином голубого шелка. Шезлонг голубого бархата вспухал подушками. Здесь была лишь одна неприятная нота – кресло на колесах, стоявшее в оконном эркере.

Владелицей кресла была тощая женщина с резкими чертами болезненно-бледного лица, которое сводило то ли болью, то ли раздражением. Она быстрым кивком показала посетителям, что они могут войти, и продолжила успокаивать изящную сиамскую кошку, сидевшую на подушке на хозяйкиных коленях. У кошки были большие голубые, как цветы лаванды, слегка раскосые глаза.

Банзен, пытаясь быть обаятельным, сказал:

– Ой, да что ж это мы тут видим? Киску! Косоглазенькую киску! Кис-кис-кис!..

– Прекратите! – резко приказала миссис Тейт. – Вы ее пугаете!