Великосветский свидетель - Ракитин Алексей Иванович. Страница 34

Вслух он этого, разумеется, не сказал, а выразился иначе:

— Дневник этот я сам почитаю. Из-за чего там копья ломать…

Понимать сказанное можно было как угодно.

— Пусть химики тушь сведут, — продолжил Шидловский, подписывая отношение в лабораторию министерства внутренних дел. — Может, и правда что-то стоящее окажется.

— И еще, Вадим Данилыч, думаю, версию о радикальной группе можно считать полностью отработанной и не нашедшей подтверждения. Получен ответ на запрос в адресную экспедицию о родственниках Петра Спешнева. К петрашевцу Спешневу наш персонаж отношения никакого не имеет.

— Прекрасно. Как все замечательно сходится, — проговорил помощник окружного прокурора.

— Только я все равно предложил бы расширить рамки графологической экспертизы и представить специалистам для сличения образцы почерков друзей Николая Прознанского.

— Зачем это? Для чего это? — неожиданно нервно отозвался Шидловский.

— Ну, как же, мы же собирались проводить сличения с почерками приятелей Николая. Ограничившись проверкой одной только Жюжеван, мы существенно снизим достоверность заключения.

— Да, я помню, мы собирались проводить сравнение. Но признаемся себе, что это имеет смысл, коли есть конкретный подозреваемый, а так… Не станешь же сличать у всех знакомых подряд… Это раз. А во-вторых, раз проведена экспертиза с образцами Жюжеван и все подтверждается, то больше нет смысла искать автора.

— Разве? — спросил Шумилов. — Заключение экспертов составлено в предположительном тоне. И речи нет об абсолютной надежности их суждений.

— Ну, в этой науке абсолютной надежности вообще не бывает. Это не математика. Теперь вот что, — Вадим Данилович сделал паузу, показывая, что речь сейчас пойдет о совсем других вещах. — Дамочка эта, Жюжеван, в тюрьме. Вот пусть и посидит себе, подумает. Оно полезно иной раз! А мы будем спокойно заниматься текущими делами. Слава Богу, есть, чем заняться, ее дело на нас висит не единственное. Что касается этого расследования, то считаем, что оно в общих чертах завершено. Конечно, мы должны по жалобе прореагировать — мы и прореагируем. Передопросим, очные ставки устроим. Только торопиться не будем. Знаешь, Алексей Иванович, иногда тюрьма так благотворно на человека влияет, так хорошо ему мозги вправляет — лучше всяких проповедей и внушений. Посидит, злодей, посидит, а потом сам на допрос запросится, да все и выложит: и как убивал, и как замышлял, и всех сподручников своих сдаст. Вот так-то…

Алексей Иванович выслушал тираду. И в который уже раз в нем шевельнулось острое чувство негодования. Конечно, Шидловский был старше и опытнее, он многих преступников повидал на своем веку. Как раскаявшихся, так и нераскаявшихся. И многих из них вывел на чистую воду. Гораздо больше, чем это пока сделал Шумилов. Но если то, что сейчас Шидловский говорил Шумилову, не было цинизмом, то что же тогда вообще следовало называть этим словом?

14

Прошло два дня. Как и предсказывал Вадим Данилович, скорость продвижения дела заметно поубавилась. Куда же теперь спешить, если обвиняемая схвачена и посажена за решетку?

Шумилов раздумывал, как лучше подступиться к сокрытому тушью тексту. Хотя можно было просто перепоручить решение этого вопроса химической лаборатории, он не спешил этого сделать, опасаясь, что в случае неудачи сокрытый текст будет безвозвратно потерян. Записи в дневнике Николая были выполнены дорогими кампешевыми чернилами «Пегас» глубоко-черного цвета. Они легко растворялись в воде. Черная тушь, которой был закрашен текст, растворялась спиртом. Попытка травления туши привела бы к повреждению бумаги и неизбежной утрате текста. Теоретически тушь можно было растворить спиртом, но стопроцентного спирта в природе не существует, его максимально возможная концентрация не превысит 96 процентов, поскольку остальные 4 процента массы он неизбежно возьмет из воздуха. Таким образом, даже самый концентрированный спирт представляет из себя водный раствор, при воздействии которого будет растворена как тушь, так и чернильный текст под нею.

Попытка прочесть скрытый текст на просвет, как и следовало ожидать, успехом не увенчалась. Черная тушь поверх черных чернил — что там можно было увидеть? Изучение обратной стороны страницы в косых лучах света, в надежде прочесть оттиск, оказалось тоже безрезультатным. Николай Прознанский не имел привычки сильно давить пером на бумагу.

Самым разумным вариантом в сложившейся ситуации могло бы стать аккуратное снятие слоя туши. Шумилов знал, как к этому делу следует подступить, но для подготовки к предстоящей работе ему пришлось зайти в продуктовый магазин и купить там за семь копеек баночку лучшего меда от «северокавказской пчелы». Это был единственный не засахарившийся, несмотря на позднюю весну, мед.

Придя домой, Шумилов отыскал старшего дворника Афанасия, и попросил к завтрашнему утру наловить дюжину тараканов, пообещав полкопейки за каждого. Афанасий поначалу заподозрил подвох со стороны «барина прокурорской службы Алексея Иваныча», и не без ехидства уточнил, каких именно тараканов надо поймать: черных или рыжих? Убедившись, что Шумилов не шутит, старший дворник воспрял духом, поскольку задание обещало быть легким и прибыльным.

Отправляясь на службу утром 11 мая, Шумилов нес в портфеле баночку меда и стакан, прикрытый бумажкой, замотанной суровой ниткой. В стакане находились полтора десятка живых тараканов. Афанасий к потребной дюжине добавил еще три штуки, так сказать, от душевной своей щедроты. Кроме того, дворник простодушно заверил Шумилова, что за «подобный дивидент готов ловить тараканов каженный день и сдавать их даже не за полкопейки штука, а пятак за дюжину».

Способ, которым намеревался воспользоваться Шумилов, был издавна известен русским каторжанам. Еще во времена Ваньки Каина, за сто тридцать лет до «дела Жюжеван», преступники, используя тараканов, аккуратно сводили записи водостойкой тушью с гербовой бумаги, получая в свое распоряжение чистые бланки паспортов, пригодные для последующего заполнения.

Очутившись на рабочем месте, Шумилов извлек из опечатанного шкафа тетрадь Николая Прознанского и аккуратно намазал медом часть строки, замазанную тушью. Затем, подцепив пинцетом доброго жирного таракана, опустил его на это место и, дабы шельмец не сбежал, прикрыл перевернутым вверх дном стаканом. Таракана долго уговаривать не пришлось: почуяв мед, он остервенело накинулся на него, шевеля усищами и безостановочно работая челюстями. Необычные манипуляции Шумилова не прошли незамеченными у его соседей по кабинету. Молодые люди оставили свои столы и расположились кругом, обсуждая небывалое зрелище.

— Алексей Иванович, что это за зоосад?

— Ваш тараканий тотализатор принимает ставки государственных служащих?

— Если зверь прогрызет дыру, вы объясните Вадиму Даниловичу, что это просто пулевое отверстие!

Молодежь ерничала и развлекалась, а Шумилов, убедившись, что все идет как надо, принялся намазывать медом другие участки скрытых тушью строк. После того, как усатый трудяга закончил работу и уперся своей головной частью в стакан, Алексей Иванович аккуратно передвинул его дальше, предоставив новый фронт работ.

Работа шла медленно, ее темп определялся способностью тараканьих челюстей пожирать тушь с медом. Но филигранный природный механизм, каковым оказалось гнусное усатое насекомое, всецело оправдал расчет Шумилова: таракан уничтожал тушь и не повреждал скрытых под нею чернил. Почему так происходило, догадаться было нетрудно: тушь не пропускала через себя мед, и потому чернила и бумага оставались для таракана несъедобными. После того, как темп работы усатого чудовища явно замедлился (его раздутое брюшко с очевидностью свидетельствовало о причине падения работоспособности), Шумилов отправил трудягу в стакан с голодными братьями, и запустил под перевернутый стакан второго молодца. Эти манипуляции вызвали вой восторга коллег Шумилова. Один из них убежал в коридор «звать всех», и через пять минут к столу Шумилова началось настоящее паломничество чиновников. Стали подтягиваться даже сотрудники других делопроизводств с нижних этажей; прокуратура была явно заинтригована происходящим.