Комендантский час (сборник) - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 26

«Пора», — понял Мишка. Он стряхнул с себя попутчика. Харитонов заворочался, застонал.

«Жив, сволочь». Мишка сильно тряхнул его за плечо:

— Бежим, слышь ты, бежим.

Мишка подтянулся на руках и спрыгнул на мостовую. За ним Харитонов. На мостовой лицом вниз лежал милиционер. Машина, ударившись о столб, нелепо накренилась, въехав в яму, зачем-то выкопанную у самого тротуара. В кабине кто-то стонал. Протяжно и страшно. Мишка наклонился, вынул из кобуры лежащего наган. А Харитонов уже поворачивал в проходной двор.

Они бежали минут двадцать. Мимо каких-то флигелей, мимо помоек и маленьких пузатых домов.

Наконец перелезли через забор и оказались в каком-то парке. Там они разыскали полуразрушенную беседку и спрятались за ее щербатой стеной.

— Данилов слушает.

— Все в порядке.

— Люди целы?

— Да.

— А машина?

— День работы.

— Хорошо. Он взял оружие?

— Взял.

— Приезжай немедленно.

— Так, — сказал Мишка, — значит, «мы бежали по тундре». А дальше?

— У тебя хата есть? — спросил Харитонов.

— Что толку, у меня там, наверное, засада. Они мою хату много лет знают.

— Вор?

— Ну зачем так грубо?

— Понятно. Сидел?

— Пять сроков, два побега, этот третий. Если возьмут, то, по военному времени, вполне могут прислонить к стенке.

— Ко мне тоже нельзя. Но есть одно место. Так что пошли. — Харитонов встал.

— Я себе не враг — ночью с пушкой патрулю попадаться. Надо до утра ждать.

— Резонно. Значит, давай обождем. Курить только страсть хочется. Я вздремну, пожалуй.

— Спи, я погляжу.

Мишка закутался в плащ. Все-таки холодны сентябрьские ночи. Он сидел и глядел в темноту.

Совсем рядом шумел ветер в ветках деревьев, где-то в пруду звонко плескалась вода. Ночь темная, и он был в ней один, со своими мыслями, со своим страхом. Он сидел и слушал. Ему казалось, что слышит он тяжелый басовитый гул, который с запада нес ветер. И Мишка понимал, что в этой ночи идет война и гибнут люди, а он ничем не может им помочь. Сознание своей беспомощности рождало в нем тяжелую злобу. Ему хотелось вынуть наган и всадить все семь пуль в этого гада, сопящего у противоположной стены. Ишь, сволочь, с немцами спутался. Но он вспоминал слова Данилова о том, что дело, порученное ему, поможет фронту и оно сейчас самое главное и важное для многих людей.

Под утро он задремал. Проснулся от резкого толчка. Над ним стоял Харитонов и тряс его за плечо:

— Утро. Проспал, караульщик.

— Я только полчаса. Ох и курить охота!

— Скоро покуришь. Пошли.

— Куда?

— Закудыкал. Тащить верблюда.

— А, ну если так, то я могу.

Они прошли по мокрой от росы траве. На аллеях клубился туман, солнечные лучи, с трудом пробираясь сквозь него, не доходили до земли. Было свежо.

— Пойдем побыстрей, — сказал Мишка, — а то я закоченею.

Где-то зазвенел трамвай, и они пошли на его голос мимо детской площадки, сырых скамеек, выцветших на солнце беседок.

Им повезло. Трамвай, показавшись из-за поворота, только-только набирал скорость. Они прыгнули на ходу. Вагон оказался пустым. Только пожилая кондукторша дремала, прислонив голову к стенке. Она открыла глаза, поглядела на пассажиров.

— Оплатите проезд, граждане. — Голос ее был по-утреннему хриплым.

Влипли. Мишка похолодел: денег-то нет.

Он поглядел на судорожно шарящего по карманам Харитонова. Кондукторша уже совсем проснулась и выжидающе глядела на них.

— Мамаша, — сказал Мишка, — мамаша, мы беженцы. Из-под Смоленска мы. Нету у нас денег. Ты уж извини нас.

— Откуда? — переспросила кондукторша.

Мишка молчал. Тогда она оторвала два билета и протянула ему:

— Бери, а то не дай бог — контролер. Как там?

— Плохо, мать, совсем плохо.

Они прошли вперед и сели.

— А ты ничего, — усмехнулся Харитонов, — молодец. Видно, битый.

— А по чему видно? — зло спросил Мишка.

— Да по всей ухватке.

Трамвай медленно пробирался через пустую Москву, Мишка смотрел в окно и удивлялся тому, как изменился город. Мимо окон проплывали магазины с витринами, забитыми досками. Нижние этажи домов закрыли мешки с песком, на перекрестках стояли разлапистые ежи, сваренные из обрубков рельсов.

— Эй, мужики, — крикнула кондукторша, — вы свою остановку не проедете?

— Нет, нет, — засуетился Харитонов, — нам здесь выходить, на Курбатовской.

Они сошли с трамвая и пошли сквериком, пересекая площадь. Миновали особняк, в котором помещался ВОКС, старый собор и вышли в тихий переулок. Потом они долго кружили проходными дворами.

— Здесь, — наконец сказал Харитонов, — пришли.

— Куда?

— К надежным людям. Только помни: народ тут серьезный, чуть что… — Он щелкнул пальцами.

— Не учи, — лениво процедил Костров, — не таких видали.

Они вошли в старый, похожий на казарму дом. Долго блуждали в переплетении лестниц и коридоров.

У двери с вылезшим наружу войлоком Харитонов остановился и постучал в стену.

«Номера нет», — автоматически отметил Мишка.

Они стояли и ждали минуты три. Харитонов занес было руку, чтобы опять постучать, как вдруг из-за двери раздался голос:

— Кто там?

— Свои.

— У нас все дома.

— Егора недосчитались.

Дверь отворилась.

— Один? — спросил тот же голос, показавшийся Мишке необыкновенно знакомым.

— Нет, с хорошим человеком.

Мишка шагнул в темноту квартиры. За его спиной хлопнула дверь. Сразу же вспыхнула лампочка в прихожей. И тут Мишка увидел Резаного. Он стоял, широко расставив ноги в командирских галифе, стоял и улыбался.

— Ну-с, как говорится, гора с горой… Так, что ли, Миша?

— Да вроде так. — Мишка на всякий случай опустил руку в карман.

— Это ты брось, — спокойно, даже слишком спокойно сказал Резаный. — Наган или нож, я не знаю, что у тебя там, не поможет. Да и зачем они тебе, ты же не у чужих людей. Припекло, а, Миша? Ко мне прибежал.

— А куда побежишь, Резаный? Куда? Сейчас время такое: кто к деловым пристанет, у того фарт.

— Это ты прав. Ну что мы стоим? В комнату заходите. Там поговорим, закусим. Время завтрака. Прошу. — Широков приглашающим жестом распахнул дверь в комнату.

Мишка шагнул первым, и сразу чьи-то сильные руки скрутили локти, кто-то невидимый вырвал из кармана его брюк наган.

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Восьмой день люди непрерывно у телефона дежурят, а Мишки нет. Мишка как в воду канул. Ох, нехорошо это. Прямо скажем — плохо… Неужели… Нет, об этом Данилов даже думать не хотел. А вдруг Широков не поверил Мишке? Тогда… Лучше и не думать, что тогда… Но если случилось непоправимое, все равно Данилов в ответе за провал, а значит, необходимо найти еще одно решение, аварийный вариант, который поможет в ближайшее время обезвредить группу ракетчиков.

Всю эту неделю Данилов мотался по городу. Он с Шараповым объехал почти все предприятия в своей зоне, говорил со многими людьми. Проинструктировал домоуправов и дежурных МПВО. Особенно долго беседовали с мальчишками, эти-то ничего не упустят.

Пока удалось задержать несколько паникеров и двоих неизвестных, пытавшихся во время тревоги разбить склад гастронома на Лесной улице.

Но все это было не главным. Вчера позвонил капитан госбезопасности Королев и передал, что в Москве уже действует хорошо законспирированная группа диверсантов, которой руководит тот самый Отец. Как и предполагалось, группа эта состоит из бывших уголовников.

— Ну, как ваше мнение? — спросил Королев.

— Я думаю, что именно к ним мы и послали Кострова.

— Молчит?

— Пока да.

— Ну а вы думали о худшем?

— Я только об этом и думаю.

— Так что делать будем?

— Я пока знаю только район, в который их привез трамвай. Дальше наши люди не пошли за ними, боялись расшифровки.