Чужая жизнь - Пирс Лесли. Страница 29

Иветта помнила, как, страдая от одиночества, принесла с работы домой обрезки шелка и бархата. Лежа в постели, она прижималась к ним щекой, как когда-то в детстве.

Когда она была маленькой девочкой, лоскуты дорогой ткани переносили ее в мир грез. Она представляла себе, что они с мамой живут в большом доме, где стол всегда ломится от дорогой еды, а в шкафах полно красивой одежды. В этих мечтах ее мать никогда не садилась за швейную машинку, а играла на пианино, танцевала или срывала розы в саду. И она все время улыбалась.

Мечты взрослой Иветты были не такими сказочными. Прикосновение и запах красивой ткани просто убеждали ее в том, что она наконец оказалась в безопасном месте, где не место мужчинам. Ее мастерство часто помогало ее клиенткам привлечь внимание кавалеров на балах, вечеринках или свадьбах, но самой Иветте это было не нужно.

Иногда женщины, которых она одевала, говорили ей, что у нее прекрасные глаза, и прикладывали к ней готовые наряды, утверждая, что если бы она только оделась во что-то более яркое и модное, то воздыхатели не давали бы ей проходу. Иветта обычно хихикала и краснела, позволяя им думать, что причина в ее застенчивости.

Неожиданно взревевшая по соседству музыка испугала ее. Она привыкла к крикам Молли — та, кажется, просто не умела по-другому общаться с Альфи и детьми — но музыка означала, что в доме очередная попойка, а это часто заканчивалось ужасными драками.

Соседи всегда говорили, что Альфи — худший в этой семье. Но Иветта придерживалась другого мнения. Вызывающее поведение Альфи просто бросалось в глаза — он был невеждой, грубияном, вором и извращенцем. Но Иветта была склонна думать, что большинство мужчин именно такие, и на недостатки Альфи смотрела сквозь пальцы.

На его фоне Молли казалась всего лишь несчастной измученной женщиной, которой не посчастливилось в браке. Но на самом деле она была куда сообразительнее Альфи. Это от нее исходили многие мерзкие затеи, и еще Молли была очень коварной. Она пила и ругалась как извозчик, совершенно не заботясь о детях, была жадной и опасной.

Когда Иветта появилась на Дейл-стрит в сорок шестом году, Молли было уже около тридцати. У нее было четверо детей, а остальные четверо должны были появиться в следующие десять лет, но тогда, с гладкой кожей и роскошной фигурой, она действительно была привлекательна, словно красотка с открытки. Еще Молли была веселой и непредсказуемой, что притягивало к ней людей.

Поначалу она казалась Иветте такой доброй. Молли выступала в роли посредника между Иветтой и ее домовладельцем, когда ломался кран или начинал дымить камин. Когда у Иветты было нечего есть, Молли часто давала ей пару ломтиков бекона или яйцо. Дети приносили ей дрова для камина, а Молли часто заходила со стаканом бренди, чтобы Иветта согрелась. Иветта в свою очередь предложила сшить для Молли платье.

Она помнила, как Молли пришла на первую примерку. Было около семи вечера, начало мая, и это был первый теплый день в году. На Молли была обычная юбка в мелкую косую черно-белую клетку, но вместо привычного, в пятнах, синего свитера она надела кремовую крепдешиновую блузку. Лицо Молли разрумянилось от солнца.

— Trus jolie, [13] — сказала Иветта, не зная, как по-английски будет «Ты прекрасно выглядишь».

Она подумала, что Молли поняла, что это комплимент, так как та улыбнулась, и Иветта тогда еще пожалела, что не знает других слов, от которых Молли улыбнулась бы еще раз, так как улыбка ее очень красила.

У Молли была соблазнительная фигура со всеми полагающимися изгибами, тонкая талия и пышная грудь. Кремовая блузка подчеркивала ее формы и очень ей шла. Даже выбеленные пергидролем волосы в тот вечер казались прекрасными, так как Молли недавно их вымыла и сделала укладку.

Иветта сказала, что ей следует раздеться, и стояла, ожидая, с бело-синим летним платьем в руках. Когда Молли разделась до сорочки, француженка заметила у нее под правой грудью старый шрам, но все остальные шрамы Иветта увидела, только когда Молли повернулась к ней спиной, чтобы Иветта могла заколоть булавку.

На спине Молли пересекались свежие багровые шрамы и старые блекло-коричневые. Иветта была так потрясена, что едва не воткнула булавку в тело.

Она не знала, как по-английски спросить «Что с тобой случилось?». Но ей и не надо было об этом спрашивать. Она знала, что такие шрамы остаются, когда тебя бьют тонкой тростью, потому что у нее самой были такие же.

Пока Иветта делала примерку, у нее на глазах выступили слезы. Молли заметила это и, улыбнувшись, осторожно смахнула их пальцем. Она что-то сказала. Иветта не поняла ни слова, но по интонации догадалась, — Молли убеждает ее, что все это пустяки.

Теперь Иветта на собственном опыте убедилась, что Молли расценивала сочувствие как слабость и доверчивость. Скоро она попросила занять ей денег, которые так и не вернула, и часто подбрасывала Иветте детей, чтобы та за ними присматривала. Иветте следовало бы сразу отказать, как только она увидела, что ее используют, но ей было жалко Молли, и, кроме того, она чувствовала себя перед нею в долгу.

Теперь Иветта знала, что Молли никогда не была жертвой. На самом деле на каждый удар Альфи она отвечала ударом и находила в жестокости какое-то извращенное удовольствие.

За шестнадцать лет Иветта стала свидетелем сотен шокирующих и развратных сцен и знала теперь, что Молли не бросила бы Альфи, даже если бы нашелся богатый мужчина, который закрыл бы глаза на ее пьянство и разнузданное поведение. Чета Макл была связана какими-то нечестивыми узами, которые не имели ничего общего с любовью.

Но тогда, в конце сороковых, Иветта даже не догадывалась об этом. Она узнавала обо всем постепенно. По мере того как она училась английскому языку, до нее начали доходить уличные сплетни. К сожалению, к тому времени она уже окончательно запуталась в сетях Молли.

Иветта до сих пор помнила тот день, когда Молли рассказала ей, что они с Альфи часто имеют интимные связи на стороне. Иветта была так потрясена, что молча выслушала веселое описание того, как Молли и Альфи возбуждаются, глядя, как каждый из них занимается сексом с другими. Молли не стеснялась в выражениях, рассчитывая расстроить Иветту и вызвать у нее отвращение. На самом деле она пыталась спровоцировать ее на ссору, как обычно поступала с Альфи.

До этого момента Иветта прощала Молли многое. Но в тот день она вдруг поняла, что та совсем не является жертвой, неспособной за себя постоять. Молли Макл получала удовольствие от той жизни, которую вела, и у нее было жестокое сердце. К тому же Молли прилагала все усилия, чтобы втянуть Иветту в свои грязные игры.

После этого разговора Иветта попыталась порвать все отношения с семейством Маклов. Она не открывала дверь их детям и не отвечала Молли, когда та ее звала. Даже когда родилась Анжела, младший ребенок Маклов, она не растрогалась и не предложила свою помощь. Но, обитая неподалеку от этой семейки, Иветта не могла не замечать, что творится по соседству.

Секс у Маклов был общим, как еда и выпивка. Молли совокуплялась с двумя братьями Альфи, в то время как он стоял и смотрел. Альфи регулярно занимался сексом с Дорой, слабоумной сестрой Молли. В последнее время с ними жил Майк, племянник Альфи, и теперь с Дорой спал он. Но Иветта не раз слышала, как Майк и Молли трахались на заднем дворе, пока дети смотрели телевизор. Четверо старших детей ушли из дома: двое сыновей то попадали в тюрьму, то снова оказывались на свободе, а дочери покинули родительский дом на поздних сроках беременности и никогда больше здесь не появлялись.

Теперь Иветта не питала никаких иллюзий в отношении Альфи и Молли. Они были абсолютно аморальны во всех своих проявлениях. Они не упускали случая украсть все, что плохо лежит, запугивали каждого, кто шел против них, не ухаживали за детьми, били их и жили в грязи, нимало не заботясь о морали. Каждый раз, когда к ним приезжала полиция, Иветта молилась, чтобы на этот раз преступление оказалось достаточно серьезным, чтобы надолго засадить их в тюрьму. Но этого никогда не случалось. Каким-то образом Маклам всегда удавалось выйти сухими из воды, и с каждым годом они становились все наглее.