Повелитель баталий - Самаров Сергей Васильевич. Страница 9

Полковник глянул на мобильник капитана Софикошвили и заявил:

– У вас первая модель айфона. Да, они грешат неполадками. Поговаривают, что так сделано специально, чтобы люди покупали следующие модели. Сейчас уже пятую, кажется, выпустили. Поменяйте на нее, а пока звоните с моего телефона.

Он передал капитану свой аппарат, и Софикошвили сразу стала набирать номер.

Глава 2

Нас отправили почти сразу, как только мы собрались. Перед выездом на аэродром я слышал, как старший лейтенант Станиславский давал инструктаж старшему прапорщику Косолапову, который должен был замещать его на время командировки. Косолапов уже командовал нашим взводом, когда Станиславский уезжал в отпуск. Весь разговор между ними я не услышал, но то, что ухватил, меня заинтересовало.

Когда нас посадили в микроавтобус, чтобы отправить на аэродром, я спросил Станиславского:

– Товарищ старший лейтенант, а что, весь взвод вслед за нами отправляется?

– Нет. Он будет выполнять свою задачу. – Командир взвода сухо и четко поставил на место любопытного солдата, еще раз подтвердил золотое правило разведки – не задавать лишних вопросов.

Они могут касаться только полученной задачи.

Я понял свой промах, еще сообразил, что даже при том, что на меня в какой-то степени стала падать тень профессиональной славы моего отца, по-прежнему оставался все тем же самым рядовым Вячеславом Волконоговым, каким был и раньше. Рядовому следует знать свое место, чувствовать момент, когда можно задавать вопросы, а когда делать этого никак не стоит.

Надо хотя бы тему чувствовать. Потому что в нашей службе она решает многое. Есть темы для общего обсуждения, в том числе обязательные. Есть профессиональные, которые каждый солдат знать попросту обязан. А есть темы служебные. Как я должен был бы отреагировать, если бы кто-то из семи моих конкурентов сейчас задал бы вопрос о том, что нам предстоит или зачем меня вызывали к майору Варфоломееву?.. Вот-вот! Именно так старший лейтенант и ответил на мой вопрос.

Куда мы направляемся, что именно нам предстоит делать, не знал ни я, ни младший сержант Чубо, молча сидящий по другую сторону от старшего лейтенанта. Чубо вопросов не задавал. Он был намного опытнее меня, знал, что и когда следует спрашивать.

Нас везли на военный аэродром, потому что в гражданский самолет нас, вооруженных и экипированных, никто не посадил бы даже после проверки на алкотестере и беседы с психологом на предмет вменяемости и адекватности. Естественно, мы и не ожидали, что нам предоставят президентский лайнер. Самолет, на котором нам предстояло лететь, уже стоял с включенными двигателями и истерично вибрировал всеми фибрами своей души. Звон внутри стоял такой, будто мы находились в жестяном барабане. Отправляться в путь на таком чуде техники было страшновато. Но пилоты никакого беспокойства не проявляли, и мы своей озабоченности тоже не показывали.

Посадочных мест нам не приготовили. Самолет был даже не грузопассажирский, а просто грузовой. Хорошо хоть то, что в нем оказалось несколько стопок матрацев, на которых мы по указанию бортмеханика расположились вполне удобно. Пилоты потребовали выключить все мобильные устройства, и мы взлетели с жутким ревом.

Салон наполнила непонятная вонь. Впечатление было такое, что все выхлопы четырех двигателей не уходили в небо, а притягивались к нам какими-то неведомыми силами. Утешением служило то, что летели мы не на Дальний Восток, а только, как оказалось, в Каспийск. Это не слишком долго, и мы непонятным образом умудрились выжить среди выхлопных газов.

В аэропорту Каспийска мы с младшим сержантом Чубо помогли пограничникам перетащить матрацы на грузовик, потом забросили туда несколько ящиков стандартного для армии зеленого цвета и по приказу старшего лейтенанта сами забрались в кузов. На сей раз мы ехали недалеко, не больше километра, и снова стали грузчиками. Те же самые вещи мы теперь уже перетаскивали в вертолет.

Не знаю, как мой командир отделения Володя Чубо, но лично я сделал, как мне показалось, обоснованный вывод. Раз нас заставили помогать погранцам, значит, это было необходимо для скорейшего отправления вертолета в путь. Такая заинтересованность у нас могла возникнуть только в том случае, если бы мы сами на нем летели.

Оказалось, что я прав. Когда мы закончили погрузку, я увидел, что Станиславский сидит в салоне, оборудованном в передней части стандартными авиационными креслами, рядом со старшим лейтенантом погранвойск. Взмах руки нашего командира надо было понимать однозначно: «Загружайтесь сами, устраивайтесь со всеми возможными удобствами».

Таковых в грузопассажирском вертолете было мало, но он, по крайней мере, выглядел новеньким, не дребезжал как консервная банка, брошенная на асфальт. Мы с погранцами расселись, как уж смогли, и машина взлетела. Конечно, даже в грузовом самолете шума было меньше, чем здесь. Зато в салоне уже не воняло отработанным топливом. У меня было полное ощущение того, что до места назначения мы обязательно доберемся. Вполне вероятно, это дело обойдется без происшествий.

Смотреть по сторонам и прилипать носом к стеклу иллюминатора было интересно. Но это занятие слегка портило нервы, поскольку летели мы на небольшой высоте. С двух сторон от вертолета тянулись горные хребты, заставляющие его повторять повороты ущелья, при этом активно ложиться набок. Иногда у меня возникало ощущение, что пилоты наши – мужики рисковые, летят, надеясь на удачу. Авось винт не заденет за скалы! Конечно, я понимал, что это не так, весь полет у них просчитан, тем не менее в иллюминатор старался смотреть реже, хотя сидел рядом с ним, устроив на коленях свой рюкзак.

Скоро мне стало закладывать уши, чтобы нормализовать внутричерепное давление, я сидел с открытым ртом. Все это говорило о том, что вертолет забрался высоко, хотя горные хребты за стеклом иллюминатора стали вроде бы ниже, да и крутизна их уменьшилась. Но я понимал, что это всего лишь видимость.

К моему счастью, лететь нам довелось недолго. Уже через час вертолет сделал над летным полем так называемую коробочку и пошел на посадку, которая завершилась вполне благополучно. Нас опять встретил грузовик, в который нам вместе с погранцами пришлось таскать все то, что прилетело с нами. Подошла другая машина, как я догадался, с обратным грузом, но им занимались уже другие солдаты-погранцы. Мы уехали в кузове первой машины. На сей раз старший лейтенант Станиславский сидел вместе с нами.

Место здесь было не жаркое, хотя солнце грело основательно, и кожа лица чувствовала это. Однако условия высокогорья тем и отличаются, что воздух там прохладный. Я это знал, хотя в настоящих горах ни разу не был. Дух у меня не захватывало, как у многих. Но, возможно, просто потому, что мне еще ни разу не довелось подойти к краю пропасти и сверху посмотреть на поток, бушующий внизу. Говорят, это незабываемое зрелище. Но в мои молодые годы не стоило жалеть о том, чего я еще не видел.

Времени на раскачку нам отпущено, как оказалось, не было. Кто-то там, наверху, просчитывал все наши действия с точностью до десятка минут. Поэтому мы успели только пообедать в столовой погранотряда, как старший лейтенант Станиславский дал команду к выступлению. Я понял, что мы будем двигаться не пешим ходом, а на машине. Стандартный военный «УАЗ» стоял перед штабными дверями.

Перед тем как загрузиться в машину, Станиславский собрал наши документы, приказал срезать погоны и нарукавные эмблемы. Все это он передал начальнику пограничного отряда на хранение. Свои документы, погоны и петлицы старший лейтенант приложил к нашим.

– Девичьи фамилии своих матерей знаете? – спросил командир взвода, ничего при этом не объясняя и тем только усиливая наше любопытство. – Или напомнить вам?

– Так точно! – отрапортовал младший сержант Чубо, который и без погон все равно продолжал для меня оставаться командиром отделения, точно так же, как старший лейтенант Станиславский не перестал быть моим взводным. – Знаем. Я, по крайней мере.