Под знаком Близнецов - Серова Марина Сергеевна. Страница 18

– Но чем же я их займу? – задумалась Катерина. – В такой чудесный день дома их удержать очень трудно. Что ж, Евгения, поезжайте. Нужно выяснить, что случилось с Надей.

Вскоре до меня донесся ее громкий голос:

– Вася! Василий, где вы?

Я поняла, что отдуваться придется бедному учителю. Ладно, у меня есть дела поважнее. Я села за руль и уже вставила ключ в замок зажигания, как вдруг заметила, что от дома ко мне бежит Альберт Николаевич. Садовник выглядел взбудораженным. Лицо его непривычно раскраснелось, шейный платок сбился на сторону. По всему было видно, что дело серьезное. Я вытащила ключ и опустила стекло.

– Ох, Евгения Максимовна, как хорошо, что вы не уехали! – задыхаясь и хватаясь за сердце, проговорил садовник.

– А в чем дело? – насторожилась я.

– У Жозефины началось! – торжественно, понизив голос до благоговейного шепота, произнес Альберт.

– Что… началось? – не сразу поняла я.

– Ну как же! Роды начались.

– А я тут при чем? – осторожно поинтересовалась я.

Альберт растерянно поморгал. Его синие глаза за стеклами стильных очков казались большими и наивными.

– Я надеялся, что вы мне поможете…

Я вздрогнула. В жизни я повидала всякое, но принимать роды у собак мне пока еще не приходилось… Вот именно. Ключевое слово – пока.

– Альберт Николаевич, при всем моем уважении, я не могу. Я телохранитель, а не ветеринар. Понятия не имею, что надо делать! Ну, то есть теоретически представляю…

– Вот! – Альберт ухватился за мои неосторожные слова, как утопающий за соломинку. – В теории я тоже представляю… Вместе мы как-нибудь справимся. Понимаете, с ней что-то не так. Я немного не уверен в благополучном исходе. Это же бульдог. Такая ответственность…

Я тяжело вздохнула:

– Послушайте, вы же сами говорили, что всегда помогали Ивану Константиновичу в питомнике!

– Да, это чистая правда. Но дело в том, что Иван Константинович не держал у себя самочек! То есть держал, но только по одной, и всегда лично принимал у них роды! – жалобно возопил Альберт. – На моем попечении были остальные собаки. Но самочками хозяин занимался сам! Признаюсь, я ни разу не сталкивался с такой ситуацией… Умоляю вас!

Я вздохнула еще тяжелее и вылезла из машины.

– Ладно, но ничего не обещаю.

– Спасибо! – Альберт в порыве чувств даже пожал мою руку. Мы прошли в дом. Моя поездка откладывалась. Я предупредила Катерину и отправилась принимать роды. Жозефину мы нашли в той комнате, которая называлась собачьей. Псина лежала в корзинке, и бока ее тяжело вздымались. Я присела на корточки и тронула нос собаки. Он был сухой, горячий и потрескавшийся, как старый резиновый коврик.

– Как дела, Жозефина? – спросила я. Альберт взволнованно дышал за спиной. Собака высунула язык и лизнула мою руку. Язык был тоже сухой и шершавый, как терка.

– И давно она в таком положении?

– Часа два уже, – вздохнул Альберт. – Видимо, Жозефина чересчур резво побегала на прогулке. Да и срок уже подошел…

Следующие полтора часа я провела на четвереньках рядом с корзинкой Жозефины. Я легонько поглаживала напряженный живот собаки, а та благодарно лизала мне руку и тяжело дышала. Альберт Николаевич передвигался по комнате на цыпочках. Он выгнал остальных бульдогов, и теперь вся эта компания наполняла дом искрометным весельем. Периодически сверху доносились вопли близнецов и ругань Катерины. В собачьей остался только Ильич. Это был необыкновенно толстый старый бульдог в красивом ошейнике, настоящий собачий патриарх. Он важно восседал в кресле – Альберт объяснил, что у него есть свое собственное, в которое Ильич никому не разрешает садиться. Бульдог поглядывал на нас умными глазами. На мой взгляд, из нас он был самым опытным в том, что касалось размножения бульдогов, и мог бы дать дельный совет. Жаль, что он не умел говорить.

– Может, позовем Катерину Ивановну? – предложила я на исходе второго часа. Даже на мой непросвещенный взгляд было ясно, что собаке требуется помощь.

– Что вы, что вы! – замахал руками садовник. – Катерина Ивановна ничего не понимает в этом!

– Ну, тогда позвоните ветеринару. Своими силами нам не справиться.

Альберт позвонил. Ветеринар предложил привезти собаку к нему в клинику. Это было разумно – в клинике есть операционная и все необходимые лекарства. Альберт завернул Жозефину в одеяло, сел в свой фыркающий «жигуленок» и отбыл.

– Как ты думаешь, все будет нормально? – спросила я у Ильича. Тот поднял морду и едва заметно кивнул.

– Ладно, если ты обещаешь… я тебе верю.

И я оставила бульдога в одиночестве. Так, сейчас сяду в мой верный «Фольксваген»…

– Женя, я этого не вынесу! – таким словами встретила меня Катерина.

– Что-то случилось? – напряглась я.

– Случилось! – Казалось, Гольцова вот-вот разрыдается. – Надя не отвечает на звонки. Жозефина не может родить. Какие-то люди снова болтались на границе нашего участка. Моего отца убили. Моим детям угрожает опасность. Мой муж уехал куда-то и не берет трубку. А так… ничего не случилось, ровным счетом ничего! Дети истрепали мне все нервы. Вася совершенно с ними не справляется! И еще эти проклятые бульдоги… Я сегодня два раза упала – Гитлер подстерег меня на лестнице!

Да, нервы госпожи Гольцовой явно натянуты до предела…

– Знаете что, Катя? Вам лучше пойти в свою комнату и немного полежать. Лучше всего в темноте. Включите хорошую негромкую музыку, выпейте пятьдесят граммов коньяку… А я вам помогу – призову к порядку бульдогов и детей.

Катерина всхлипнула. Беда всех сильных женщин – окружающие так привыкают на них опираться, что совершенно теряют чувство меры. А женщина – она ведь не лошадь, она существо нежное и хрупкое. Скотина все-таки этот Макар. Где его носит, когда семья в нем так нуждается?

– Отдохните, вам необходима передышка. Все будет хорошо.

– Ох, Женя, я так рада, что вы появились у нас в доме! – вздохнула Гольцова, утерла слезы и пошла к себе.

Я заглянула к близнецам. Аня и Антон скакали на кровати в комнате мальчика. Оба выглядели близкими к помешательству и красными, как свекла. У детей такое бывает – сначала они веселятся, а потом просто не могут остановиться. Обычно подобное веселье заканчивается слезами – нервной системе ребенка нужна разрядка.

Я поняла, что злюсь на Василия. Конечно, он такой… жалкий, но раз он берет деньги за свою работу, следует хоть как-то ее выполнять, верно?

Было всего пять часов вечера, но за окном быстро сгущались сумерки. Я подошла и погасила свет.

– Ой, почему темно? – заныла Аня.

– Включите немедленно! – потребовал Антон. – Мы еще не закончили играть!

Я не обратила внимания на его слова. Если я скажу «хватит беситься», впереди долгий затяжной скандал. Дети не привыкли, когда им перечат. Я заметила, что все «помощники по хозяйству», а попросту говоря, слуги обращаются с детишками так, будто те хрустальные. Дело, думаю, не только в искренней любви к хозяйским чадам. Хотя, к примеру, Степаныч действительно любит близнецов.

Ситуация сложнее, чем кажется. Детишки не по возрасту умны, вдобавок, несмотря на антураж традиционного поместья, в доме Гольцовых не очень здоровая атмосфера. У каждого из обитателей свои тайны. Родители близнецов вообще ведут теневую жизнь… Чего стоят беседы Макара по телефону с таинственным «зайцем» и его постоянное отсутствие! Да и Катерина Ивановна не так проста, как кажется. Да, она известная в городе актриса, хорошая мать и добрая хозяйка для слуг… Но она явно в курсе того, кто угрожает ее детям. Тогда почему молчит? Дело нечисто, ежику понятно. Покойный советник Гольцов – вообще главный источник неприятностей. Судя по всему, он унес в могилу не все свои тайны…

В общем, ничего удивительного, что детишки недоверчивы и высокомерны. Сегодня за завтраком я слышала, как Аня разговаривала с Машей. Бедная девушка едва сдерживала слезы. Еще бы, если она даст отпор дочери хозяйки, то потеряет место. А Вася? Как близнецы обращаются с учителем? Вася, конечно, сам виноват, но и дети совершенно распустились. Нездоровая атмосфера усадьбы никому не идет на пользу. Вон, даже у Катерины стали сдавать нервы…