Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 51
В этот момент сумрак пронзил бодрый солнечный свет, такой чистый, какой бывает только после осенней сильной грозы. Он осветил валяющуюся у ног Наташи большую красную – и она наклонилась, чтобы подтвердить свою догадку, ну так и есть! – клубничную конфету. Свет подкрался и к висельнику, и часть оставшегося трезвого Наташиного рассудка узнала в нем Ольгу. Та вставала с кровати, держась за грудь:
– Ох, Наташа, спасибо! Если бы не ты, наверное, умерла бы. Застряла, проклятая, в горле – ни вдохнуть, ни выдохнуть! – Ольга подняла с пола конфету и, брезгливо осмотрев ее, выкинула в корзину. Наташа, еще не оправившаяся от сумеречного видения, поняла, что за веревку приняла толстую рыжую косу подруги, но…
– Оленька, – еще севшим от ужаса голосом произнесла Наташа, – а что у тебя с лицом? И с ногами?
Бело-желтые потеки на лице Ольги и в самом деле производили страшное впечатление, как и абсолютно белые ноги. Подруга накинула на рубашку шаль и протянула Наташе какой-то журнал:
– Вот, посмотри! – Французский журнал был открыт на странице «Новейшие средства ухода для мадам и мадемуазелей». Один из заголовков гласил: «Как избавляться от веснушек и конопушек». Ольга, пока Наташа рассматривала журнал, водила пальцем по лицу и попробовала на вкус то, что на нем осталось.
– Сметана с лимоном! – улыбнулась она. – В советах написано: три курса по 5 дней, и можно забыть о веснушках до следующего лета!
Наташа молча перевела глаза на Олины ноги. Подруга, проследив за ее взглядом, под слоем своей сметанной маски немедленно покраснела:
– На ногах они у меня тоже есть, – и заторопилась: – Ну ладно, ты иди вниз, посиди в гостиной, а я сейчас умоюсь и спущусь. Прикажи пока Соньке чай подать. Вдвоем будем. Мама с мигренью лежит. Ну иди, иди! – И Ольга, подталкивая Наташу, выпроводила ее за дверь.
«Да!» – коротко прокомментировала ситуацию Наташа и решила, пока Ольга умывается, пройтись на всякий случай по первому этажу, порассматривать подоконники… Слава богу, ничего похожего на искомое растение там не обнаружилось. Для очистки совести заглянула на кухню, где Сонька хлопотала над чаем. И тут уже второй раз за последние десять минут у Наташи потемнело от ужаса в глазах – на подоконнике стоял симпатичный горшочек с синими цветочками. Он был разрисован веселенькими голубыми кружочками.
«Не может быть!»
Потрясенная, она вернулась в столовую и тихо присела на краешек дивана. Через пять минут, без единой вразумительной мысли, пришедшей за это время в голову, она подняла вопросительные глаза на спускавшуюся по лестнице подругу. Веснушки и конопушки на Ольгином лице действительно побледнели и съежились, не иначе как от страха за неминуемое исчезновение…
Наташа со вставшим поперек горла комком достала перерисованный отдельно от текста заветный рисунок и протянула подруге:
– Не спрашивай зачем, но мне нужно найти, где этот цветок растет, – и, предупреждая Ольгино негодование, добавила: – Ну ты же меня знаешь, пока сама все не пойму, не могу другим рассказывать. А вот понять кое-что ты мне можешь помочь. Вспомни, может, ты видела этот цветок у кого из наших соседей. Знаешь, он еще в таком горшочке с синими кружочками должен быть!
И про себя, отчаянно боясь практически любого Ольгиного ответа, начала читать молитву. Ведь если этот цветок и вправду тот цветок, и именно он сейчас стоит на кухне Ольгиного дома, то… Наташа сжала губы, и тело ее окаменело, в напряжении ожидая ответа подруги.
Ольга послушно ничего спрашивать не стала, только приподняла удивленно брови и принялась изучать рисунок. Затем, закрыв глаза, задумалась. Надолго… Наташа наклонилась было послушать, не раздастся ли сонное Ольгино сопение, как та открыла глаза:
– Ну как же, мы его на кухню отправили, некрасивый больно!
И, вскочив, побежала на кухню.
«Господи, нет!» – прошептала Наташа. Она уже кляла себя за все те догадки, которые пришли ей в голову, за свое неуемное любопытство, за все то, во что с самого начала не следовало бы лезть вообще. А Ольга уже шла назад, неся в руках горшок.
– И ведь отказать нельзя было, и брать такое не хотелось, а с другой стороны обидишь, старалась же!
– Кого, кто? – встрепенулась Наташа.
– Да Князева же! В прошлом году на празднике эти горшочки дарила с фиалками и гордилась – в ее собственной мастерской изготавливали! Ты не помнишь? Ах да, вы тогда в городе были. Только, Наташа… – и Ольга еще раз внимательно посмотрела на рисунок, – горшочек под твое описание подходит, а цветок под рисунок нет. Это, – и она показала пальчиком на синенькие цветочки, – Fialkus vulgarius – фиалка обыкновенная, а это, – и она еще раз всмотрелась в рисунок, – что-то совсем другое, я даже не знаю что…
– А этот vulgarius у вас вот так вот весь год и стоит, да? – тоненьким от радости голосом поинтересовалась Наташа.
– Ну да, на кухню поставили, а когда Князева заезжает, то иногда в столовую выставляем, чтобы не обижалась.
– Ааа! – Облегчение, испытанное Наташей, было колоссальным, но и по нелогичности, свойственной человеческому сознанию, огорчение тоже. Где же теперь все эти горшки искать! Ведь ее память запечатлела отнюдь не фиалки, в нем росшие. Такое растение, как на рисунке, перепутать с фиалкой трудно…
– Оленька, а Князева всем-всем эти фиалки дарила?
– Наталья, ну как я могу помнить?! Мы вроде гулять собрались, давай к ней и заедем, сама все спросишь…
Наташа подозрительно посмотрела на подругу. Что-то та была слишком сговорчива сегодня и нелюбопытна.
«Ну ладно, – подумала она. – Олино настроение – это не первоочередная загадка на сегодня, пока отложим».
По пути к Князевой находился дом Софьи Павловны. Наташа, из-за необходимой сейчас тщательности в изысканиях, поморщившись, просила повернуть туда.
– У Зюмихи только два фикуса в гостиной и столовой проживают, – прогнусила скучным голосом Ольга. – Да и приехала она в наши места позже праздника, так что зря мы туда едем, хотя… в спальне я у нее не была, цветов там не видела… Кстати, не представляю, как ты туда проберешься…
– Ты, Оленька, – тихо ответила Наташа, – ты проберешься. А то или она меня там первой попавшейся статуэткой ударит, либо я ей гадостей наговорю, а женщин на дуэль не вызывают. А тебя она примет… Ну, Оля, пожалуйста! Дело важное. Честно!
– Хорошо! – кротко пообещала подозрительно тихая Ольга.
Впрочем, ничего особенного не произошло. Дом стоял нахмуренный и пустой. Софья уехала. Вышедшая на стук какая-то сумрачная девица позволила барышням осмотреть весь дом, совершенно не вслушиваясь в объяснения Наташи, зачем им это нужно.
Искомого цветка и горшка не было. В спальне стоял приторный и терпкий запах Софьи Павловны. Запах чувственности, цинизма, лжи и одиночества…
Небо окончательно прояснилось в момент, когда подруги садились в двуколку, и девушки сразу повеселели.
– Знаешь, Наташ, – высунулась из двуколки Ольга, глядя на солнце и смешно жмурясь на него. – Я недавно в журнале прочитала, что там, где меньше солнца, люди совсем печальные ходят. Интересно, а как тогда люди живут в том месте – мне учитель географии про него рассказывал, – где солнце по полгода не показывается? Они, наверное, все время плачут?
– Это мы будем плакать, если туда попадем, а они, я думаю, приспособились как-то… – При слове «приспособились» что-то секундным воспоминанием кольнуло память, но тут же унеслось. Наташа замерла и перестала дышать. След от укола секунды две как бы чесался: вот-вот и раскроет свое значение, но спустя эти мгновения пропал начисто. Наташа шумно выдохнула и потрясла головой.
– Ну что, Оленька? – спросила она задумавшуюся о судьбах жителей Заполярья подругу. – К Князевой поедем?
У Князевой оказалось штук пятнадцать горшков с синими, розовыми и желтыми кружочками. В них бурным цветом цвели разномастные фиалки и всенепременнейшая для провинциальных домов герань. Наташа обошла и обнюхала все горшочки. Горько-сладкий запах герани она терпеть не могла, и после третьего горшка у нее разболелась голова. Одинокая Князева как всегда была рада гостям и пришла в истинный восторг, когда Наташа, чтобы как-то объяснить визит, сказала, что очень разведением цветов начала интересоваться. Часовая лекция, последовавшая от Князевой, была поучительна и скучна. Чтобы приблизить ее конец и узнать хоть что-нибудь действительно нужное, Наташа спросила: