Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 66

И Наташа для наглядной демонстрации взяла какой-то мешочек и подошла к тайному советнику…

– Сергей Мстиславович, пожалуйста, закройте глаза и засуньте руку в мешочек. Что вы там чувствуете? Похожи эти два предмета в мешке?

– Никак нет! – ответил советник, тщательно выполняя задание.

– Конечно нет! – улыбнулась Наташа. – Как можно перепутать дерево с шелком? Даже на ощупь, если Антон Иванович действовал в темноте, это невозможно. Да, Аркадий Арсеньевич был прав, говоря что Антон Иванович был немного не в себе. Но я не думаю, что его посещали настолько изобретательные галлюцинации, которые заставляли предметы принимать несоответствующие им формы и так меняли осязательные способности самого Антона Ивановича.

Однако Аркадий Арсеньевич, в том числе и на этом, построил свои доказательства. Что Антон Иванович просто перепутал, куда подсыпать яд. Но это практически невозможно сделать, подготавливая такое убийство. Ничего Антон Иванович не перепутал. Это три.

И, может, самый интересный факт, который важен не только для этой части моего рассказа, но и для понимания всего произошедшего в целом. Аркадий Арсеньевич демонстрировал нам пузырек из-под цианистого калия, найденный в комнате Антона Ивановича, который тот украл у доктора. Пузырек плотного стекла, темно-коричневого цвета, в котором были найдены остатки цианистого калия. Так вот, ни в лаборатории доктора, ни в его приемной, ни в аптеке подобных пузырьков такого цвета и формы нет. И не было. Это четыре.

Таким образом, если опираться на эти четыре факта, получается, что первое: денежная причина – очищение себе дороги для получения наследства – к преступлению Антона Ивановича никак не подходит. А значит, и в качестве причины для покушений на графа тоже. Зачем Антону Ивановичу было идти на страшное двойное убийство из-за денег, которые у него у самого уже появились, из-за долгов, которые уже не требовали немедленного погашения? Второе: если бы не случайная любезность графа на моих именинах, когда он подал тетушке свой кисет, то умерла бы не Феофана Ивановна, а граф. А из этого следует, что это было на самом деле не покушение на тетушку, а четвертая попытка убийства графа!

Повысив голос и одновременно даже чуть привстав на цыпочки, чтобы привлечь отвлекшееся ошарашенной этими сообщениями внимание публики, Наташа почти прокричала:

– После этих размышлений у меня возник вопрос. Что же было убийце дороже денег?

Публика, немедля заинтересовавшись, стихла.

– Зачем ему понадобилось таким изощренным способом – сначала смертью графа, а потом, как следствие, смертью от горя его тетушки очищать себе дорогу? И, наверное, самый интересный вопрос: кто же все-таки этот человек? Кто убийца?

Все присутствующие при озвучивании этого вопроса замерли.

Наташа замолчала. На секунду ей стало даже приятно, что вот она, не обремененная никаким особо солидным жизненным опытом барышня, держит эту уважаемую публику в определенном напряжении. Однако, подавив легкий приступ вполне оправданного тщеславия и выдержав паузу, продолжала:

– Феофану Ивановну действительно убил Антон Иванович, это так. А вот все предыдущие попытки уничтожить графа делал тот, кто, в свою очередь, убил Антона Ивановича.

– Как? – взвизгнула Ольга. – Его тоже убили? – и потащила из кармана розовый шелковый платок, собираясь упасть в красивый обморок на руки интересного пожилого господина, сидевшего рядом.

– Да, Оленька, – грустно ответила Наташа. – Антон Иванович не скончался от стыда за содеянное преступление, его тоже убили.

Дав публике немного пошуметь, а следователю привести свое лицо в нормальное состояние, Наташа продолжала:

– Теперь о том, кто на самом деле рубил в лесу чайный столик. С него все, собственно, и началось, поэтому я не согласилась с выводами следователя. Аркадий Арсеньевич, вы были совершенно правы, когда говорили о чрезвычайной психологичности и странности этого дела. Но сводится это не только к тому, что несчастный Лука оказался в лесу в точности тогда, когда там совершались подозрительные действия. В это же самое время там оказался и мой друг Василий!

Наташа чуть пихнула в бок Васю, который смущенно и неохотно поклонился.

– Оба они наблюдали эту сцену со стороны. Оба взяли с собой красные щепки. Василий – чтобы на следующий день все рассказать мне, Лука – по своей склонности собирать ненужные вещи. В голове у него от увиденного прочно засела ассоциация: красная щепка – столик, да столик не простой, а чай пить. Он может отличать простой стол от дорогого, чайного, так как был когда-то дворовым, и у барина своего этих столиков навидался. А для меня было полной неожиданностью услышать про арестованного Луку. Он был явно лишним действующим лицом во всей этой истории. Более того, когда Аркадий Арсеньевич объяснял про то, как они нашли рубщика чайного столика, я уже совершенно точно знала, кто им являлся на самом деле. И это был не Лука. Поэтому, чтобы внести ясность и оправдать несчастного, я, опять же уже после вашего, Аркадий Арсеньевич, быстрого отъезда, выяснила с помощью графа некоторые дополнительные детали. А именно: с топором Лука ходит всегда, потому как при слабом и детском разуме обладает силой и сноровкой дрова рубить. Все в окрестных селах его эту способность ценят и оплачивают, на что он, собственно, и живет. В клинике психиатрической ему делать вовсе нечего, так как он не помешанный, а слабоумный, а это разные вещи. Приютом ему служит сторожка на дальнем от нас конце леса. В сторожке находится куча всяких странных и ненужных вещей, потому что Лука имеет привычку собирать все, что ему понравится, и тащить домой. Жалко, Аркадий Арсеньевич, что вы не захотели выяснять, кто на самом деле был старьевщиком, а сразу обвинили Луку. Только на основании того, что его нашли с топором и щепкой, делать вывод о том, что он крал столик, а затем рубил его, было, как мне кажется, никак нельзя.

– А что можно? – стараясь не выдавать кипевшую в груди досаду, высокомерно и насмешливо спросил Аркадий Арсеньевич.

Наташа слегка покраснела. Она совсем еще не имела опыта разговора с людьми, которые смотрят на нее с такой открытой неприязнью.

– А можно, – зло поблескивая глазами, вмешался граф, – основываясь на действительно реальных фактах, сделать действительно правдивые выводы.

Аркадий Арсеньевич начал было наливаться кровью, но тайный советник аккуратно взял его за локоть и кашлянул. Следователь вздохнул, покоряясь.

Наташа, приставив пальчик к носу, на секунду зажмурилась. Вот перед глазами всплыла картина, и девушка, коротко вздохнув, широко распахнула глаза и начала ее описывать…

– Антон Иванович все время наталкивается в тетушкиной гостиной на чайный столик и делает это нарочно, чтобы, в конце концов, Феофана Ивановна дала согласие на его просьбу выставить злополучный предмет мебели в другую комнату. После того как он собственноручно переносит столик, но не в соседнюю комнату, а на веранду, где уже стоит приготовленная кое-какая рухлядь на выброс, Антон Иванович с небольшой сумочкой идет за беседку в саду. Переодевается. После чего выходит на дорогу, добирается до постоялого двора, нанимает телегу и возвращается под видом старьевщика к Феофане Ивановне. Благодаря ботинкам, он становится на два с половиной дюйма выше, благодаря парику, обретает густую, с челкой, седую шевелюру, челка сверху прикрывает лицо, снизу его не дает рассмотреть шарф. Очки же окончательно меняют его внешность. К тому же одетое поверх основной одежды пальто делает Антона Ивановича толще обычного. В этом обличье он уже несколько дней колесит по округе, скупая и вывозя старую мебель, с одной-единственной целью: получить заказ на вывоз старья от Феофаны Ивановны, что и свершается за день до описываемых событий. Итак, он возвращается, прекрасно зная, что тетушка как раз почивать легла, а Дуняше отдан приказ, что как только появится старьевщик, позволить ему вывезти все ненужное, сваленное на веранде. Дуняша в точности выполняет приказ, и Антон Иванович увозит столик вместе с остальной рухлядью в лес, где и рубит его на мелкие щепки. Это и наблюдали Вася и Лука. Затем, по-видимому, сильно расстроенный результатами рубки, он уезжает, бросает телегу, опять переодевается за беседкой и возвращается к уже проснувшейся и горюющей тетушке. Перед ней изображает отчаянность от собственной рассеянности – надо же, он, вместо соседней комнаты, вынес столик на веранду!