Змея в конверте - Васильева Лариса Геннадьевна. Страница 23
— Скорей бы ты приехал, так надоели все вокруг. На работе вечно грызутся, здесь тоже. Видеть не могу ни своего папашу, ни весь этот муравейник, — вздохнула Татьяна Георгиевна, автоматически подчеркивая ошибку в тетрадке ученика. — Ждут стервятники, когда он помрет, наследство не терпится поделить. А отец, как Кощей Бессмертный, над златом чахнет, да еще умудряется всех доставать… — Татьяна Георгиевна предварительно нажала кнопку громкой связи на телефоне и теперь разговаривала не снимая трубки. — У него просто талант вызывать к себе ненависть… Так он изменился, такой раньше был интересный энергичный человек, ты наверно, не помнишь… А теперь весь потенциал тратит на интриги, манипулирует всей родней с помощью своих денег. Слава Богу, мне от него ничего не надо.
Связь с Лондоном была прекрасная, лучше, чем с Олиной бабулей, живущей в соседней деревне, и голос Германа отчетливо разносился по всей комнате:
— А мне бы его золотой запас не помешал, открыл бы свою клинику, — сказал он.
Счет у инвалида в самом деле большой: Оля видела его секретные записи, знала и какой у него номер счета, и код, и даже сколько на счету. Сумма там была приличной.
— Вряд ли у него так много. Хотя счет в Швейцарском банке не открывают по пустякам. И зачем тебе проблемы с клиникой? Сейчас ты просто хирургом работаешь и то спать спокойно не можешь, а хочешь взвалить на себя еще и административную работу?
— Да, мамуля, ты как всегда права. Просто надоели вечные споры с главным, с его замом. Постоянно какие-то интриги. Я уже заранее все это предвкушаю, скоро опять окунусь в родную стихию.
— Сынок, от этого никуда не денешься, хоть какую клинику открой, будут те же интриги, только на другом уровне. На уровне министерства. Это присутствует во всех слоях общества. У ваших санитаров и нянечек наверняка тоже есть проблемы. Друг друга подсиживают.
— Точно. Бегают, жалуются, всегда какие-то причины находят и каждому кажется, что его обижают, что у коллеги объем работы меньше.
— А будут еще больше бегать, и не только нянечки, но и врачи. Опять всякие обиды, маленькие зарплаты, взятки, шантаж. Знаю я всю эту кухню… Расскажи лучше о своей жизни.
Гера начал рассказывать, но тоже о работе: о своих больных, о проведенных операциях, особенностях Лондонской клиники — похоже с личной жизнью у него напряг, или с матерью не делится своими секретами… Ольга сожалела, что не может ни о чем его спросить, ей не раз хотелось включиться в их разговор. Интересно, какой он, этот далекий Герман или Герасим. Ей нравилась Татьяна Георгиевна, заранее был симпатичен ее сын, он напоминал Оле братьев, они тоже всегда увлечены своей работой. Кстати, и они начали поговаривать о поездках за рубеж на стажировку. Да Славка и без стажировок, мог бы заниматься серьезно сочинительством, не бегал по халтурам, может и стал бы настоящим композитором. А вот программисту Саньке, стоило побывать в Калифорнии, в силиконовой долине.
Оля вернулась к себе а мысли ее все равно были заняты той семьей. Она сравнивала Татьяну Георгиевну и другую мамашу, Ирину Сергеевну, та ей почему-то вообще не нравились. Эта дама, вдова погибшего сына старика Юрия, и ее дочь, занимали вместе одну большую комнату. Обе лживые притворщицы, они и друг другу врали. Девица делала вид, что учится в институте, а ее мать, Ирина Сергеевна, — что работает. Мать числилась в каком то министерстве, но по ее словам, там она только отсиживала положенные часы и получала зарплату — так она наедине говорила дочери. А в присутствии родственников мужа Ирина Сергеевна жаловалась на хроническую усталость и постоянно скорбела о смерти Юры.
Ольга знала, что у этой особы есть любовник и даже видела его пару раз в квартире, лысый мужик, довольно красивый, но какой-то уж очень потертый. Он тайком проскальзывал в комнату Ирины Сергеевны, ходил осторожно, беззвучно. С ним Ирина Сергеевна каждый вечер разговаривала по телефону из своей комнаты, телефон у Кобзевых был с очень длинным проводом, и аппарат постоянно оказывался в комнате этих двух женщин. У Насти тоже был ухажер, какой-то казах или узбек, но она скрывала его даже от матери, и ужасно боялась, что о нем узнает дед, и не позволяла парню провожать себя до дома. Оля слышала, как Настя договаривалась с ним по телефону о встрече где-нибудь за углом, подальше. Этот Фарид был еще тот жук, Оля с таким бы ни за что не рискнула связываться, какой-то слишком нервный, агрессивный. Иногда Фарид все же появлялся в квартире и Ольга как-то увидела, с какой злобой он щурил и без того узкие глаза и в ярости вертел нож в руке. «Зарежу-у-у, сука!» — шипел он. Ольга уж думала, что Насте конец, прирежет азиатский Отелло свою ветреную возлюбленную. Но в тот раз все обошлось: Фарид ушел, врезав звонкую оплеуху Насте и обложив ее трехэтажным матом. Ушлый дед, несмотря на конспирацию любовников и свою немощь, знал об этом узбеке. Оля не раз слышала, как старик бормотал, глядя в окно вслед Насте:
— Побежала к своему узкоглазому, шлюха. Наградил сыночек, черт бы его побрал, двумя шлюшками.
Как он узнал? Наверно, ему кто-то докладывает обо всем, что происходит в квартире.
Еще один внук Георгия Ивановича, как поняла из разговоров Оля, поселился здесь недавно. Он поступил в институт и приехал к деду в конце августа, к началу занятий. Парнишка постоянно сидел в своей комнате вместе со своим другом. Внука звали Олег, а его товарища — Леха. Деда раздражали оба, и внук, и его друг. Оля часто слышала, как он жаловался Лине на свою вторую дочь, зачем мол, она подкинула им этого «придурка и извращенца». Олег был худенький, с длинными черными волосами, симпатичный, для парня пожалуй, слишком мягкий, утонченный. А вот его друг и вовсе очень даже ничего: высокий парень, широкоплечий, мужественный с коротким ежиком на голове. Ольга не могла решить, кто ей больше нравится: Олег или этот Леха. У них всегда играла музыка, обычно группа «Агата Кристи» предлагала «умереть вместе». Девушка частенько заглядывала к ребятам, но ненадолго. Наблюдать за ними было скучно, они все время решали задачи, зубрили английский или еще что-то. Первокурсники, что с них возьмешь. Зубрилки. Ольга не понимала, что в них так раздражает старика. Сверхпослушные, порядочные ребята.
Но однажды она появилась в комнате Олега очень не вовремя. Олег и Леха сидя за столом, занимались не уроками: они целовались. Как парень с девушкой, взасос. Потом Леха поднялся и пошел к двери.
— Нет, Леша, не надо…
Тот, не слушая, осторожно повернул ключ, вернулся к своему другу, поднял его за руки и притянул к себе. Олег прошептал:
— Я же тебя просил, только не здесь… дед же все слышит.
— И здесь, и везде, и пусть слышит, — он обнял его, худенький, субтильный Олежка слабо сопротивлялся.
Высокий уверенно гладил узкие плечи, потом его руки скользнули ниже, погладили попку, обтянутую джинсами, резким движением снова прижал его к себе и поцеловал в губы. Олег чуть не плача все просил: не надо, не делай этого, я тебя прошу. А сам стоял безвольно опустив руки, не сопротивляясь, позволял щупать свою тощую задницу. Что же у них за отношения? Похоже, Леха просто насилует слабого Олега, почему же тот не кричит? Это явно не первый раз происходит… Стыдно признаваться в своей слабости, беспомощности, знает, что некому прийти на помощь? Или Леха его шантажирует?
Олег наконец поднял руки и попытался оттолкнуть амбала, но тот дал ему не сильную пощечину и расстегнул джинсы. Он ласкал его, а парнишка, закрыл глаза и слегка постанывал. То ли от обиды, то ли от удовольствия. В комнату постучали.
— Олежек, обедать! — позвала Лина.
— Сейчас, — отозвался худенький и прошептал другу: — Леша, зовут…
Высокий не обращая внимания на эти слова, быстро развернул его, сдернул джинсы и толкнул на диван. Тот замер в некрасивой позе. Ольгу тут же выбросило из квартиры Кобзевых, по-видимому такова защитная реакция мозга: если что-то ей не нравится, пугает, она тут же оказывается в своей квартире.