Приворотный амулет Казановы - Александрова Наталья Николаевна. Страница 36
Полина вгляделась в изможденные лица – и поняла, что одна из них, несомненно, Алиса, хотя ее и трудно было узнать в этой исхудалой измученной женщине неопределенного возраста.
Конечно, в отличие от газетной вырезки, дата на рисунке могла быть ошибочной – но пожелтевшая, старая бумага и сами лица женщин давали ощущение подлинности.
Но на этом сюрпризы не кончились.
Ниже рисунка военных лет была приколота к стене еще одна газетная заметка, на этот раз без фотографии.
«Доблестные работники внутренних дел раскрыли еще одну антисоветскую группу. Эту группу создал преподаватель Высших художественно-промышленных мастерских Л.Л. Быстрицкий. Выходец из мелкобуржуазной семьи, Быстрицкий сумел ловко скрыть свое чуждое происхождение, чтобы без помех заниматься враждебной деятельностью. Пользуясь незрелостью молодежи, он вовлек в свою преступную организацию нескольких студентов – Бориса Кульчицкого, Михаила Трубникова, Алису Лихачеву и еще несколько морально и политически нестойких учащихся. Под видом изучения истории живописи Быстрицкий на своих занятиях занимался пропагандой буржуазного искусства и чуждого советской молодежи образа жизни. Мало того – ученики Быстрицкого, проникшись его враждебной идеологией, чтобы шире распространить тлетворное влияние своего идейного вдохновителя, организовали так называемые кружки изобразительного искусства среди рабочей молодежи. В то время, когда замечательная советская молодежь кует индустрию страны и готовится к труду и обороне, эти отщепенцы превозносили чуждые нам ценности и делали все для духовного разложения трудящихся. К счастью, антисоветская деятельность Быстрицкого и его приспешников была своевременно раскрыта, все участники группы с позором исключены из студенческо-преподавательского состава. Окончательно решит судьбу отщепенцев самый справедливый советский суд. Студенты и преподаватели Высших художественно-промышленных мастерских на своем общем собрании единодушно потребовали самого сурового наказания для отщепенцев».
Под этой заметкой имелась и дата – 10 апреля 1936 года.
И снова, и снова Алиса Лихачева…
Полине казалось, что она все глубже погружается в реку времени, и всюду, на каждом шагу этого погружения ей встречается то же самое имя, а иногда – то же самое лицо.
Кто же такая Алиса? Кем она была? И почему Савва Иванович, бывший актер кукольного театра, собирал все эти вырезки? Какое отношение он имел к Алисе?
Полина еще раз окинула взглядом стену – и в самом низу ее увидела еще одну газетную вырезку. Она сохранилась гораздо лучше, чем остальные, почти не выцвела и не пожелтела, хотя была гораздо старше – видимо, качество бумаги в то время было намного выше.
«В летнем павильоне общедоступного сада «Олимпия» в минувший четверг открылась выставка известной художницы и путешественницы Алисы Лихачевой. Госпожа Лихачева только что вернулась из путешествия по удаленным районам Бурят-Монголии, где она зарисовывала и собирала предметы народного творчества. На открытии выставки госпожа Лихачева выступила с интересным докладом о нравах и обычаях обитателей столь дальней окраины Российской империи».
Под этой заметкой также имелись дата и название газеты – Санкт-Петербургские ведомости, 18 июня 1912 года.
– Фантастика! – проговорила Полина, отступив от стены с вырезками.
Собственный голос показался ей странным и незнакомым. Он прозвучал в этой пустой комнате как предостережение.
И еще… еще ей послышался какой-то негромкий звук, доносящийся из сундука. Чуть слышное тиканье, словно само время напоминало ей, что оно уходит, утекает, как песок между пальцев…
Полина покосилась на сундук – и почувствовала нарастающее беспокойство. Там что-то пряталось, там таилось что-то ужасное…
Девушка понимала, что самым правильным будет немедленно уйти из этой комнаты – но не могла этого сделать. Сундук притягивал ее взгляд как магнит.
Наконец она не выдержала, шагнула к нему и подняла крышку, расписанную яркими аляповатыми розами.
И едва сдержала крик.
В сундуке, свернувшись в позе нерожденного младенца, лежал человек.
Это был пожилой мужчина с маленькой аккуратной бородкой и редкими седыми волосами.
Нетрудно было догадаться, что это – хозяин каморки, Савва Иванович.
Он был мертв – и причина его смерти была очевидна: горло старого актера было перерезано, словно у него имелся второй рот, ухмыляющийся страшной, издевательской улыбкой.
И оттуда же, из открытого сундука, теперь совершенно отчетливо доносилось монотонное тиканье.
Преодолевая ужас, Полина нагнулась над сундуком, заглянула в него.
Мертвый старик казался удивительно беспомощным и безобидным. Он лежал, свернувшись калачиком, как будто внезапный сон окутал его своим волшебным покрывалом. Одна рука была неловко подогнута, вторая свободно лежала вдоль тела, ее кулак был сжат, и из этого кулака высовывался уголок бумажного листка.
И снова Полина преодолела ужас и брезгливость и потянула за этот уголок. Трупное окоченение еще не охватило Савву Ивановича, листок легко выскользнул из его руки. При этом рука немного переместилась, и Полина увидела, что там, под ней, лежал старомодный будильник с чашечкой звонка над циферблатом.
Именно он издавал то тиканье, которое Полина слышала все время, что находилась в каморке сторожа.
Она взглянула на циферблат – и увидела, что в это самое мгновение минутная стрелка подошла к цифре двенадцать.
И тут до нее дошло: тот, кто убил Савву Ивановича, установил в сундуке взрывное устройство с будильником вместо таймера, чтобы скрыть следы своего преступления, и сейчас это устройство сработает.
Будильник зазвонил – резко, требовательно, неотвратимо, как сама судьба.
Полина отшатнулась от сундука. Она ожидала, что сейчас прогрохочет взрыв, и уже втянула голову в плечи – но взрыва не последовало, зато она увидела, как в разные стороны от сундука стремительно побежали живые оранжевые змейки огня.
Она попыталась затоптать их – но их было так много, и они бежали так быстро! Пока Полина затаптывала один огненный ручеек – десять других уже добежали до стен, поползли по ним яркими языками пламени, на глазах оживая и расцветая, как хищные экзотические цветы.
В первую очередь пламя охватило стену, на которой были развешаны собранные стариком газетные вырезки. В пламени в последний раз мелькнуло загадочное лицо Алисы Лихачевой, как будто она выглянула из глубины времени – и выцветшая газетная бумага мгновенно превратилась в пепел, и вместе с ней превратилось в пепел расследование покойного Саввы Ивановича.
Полина как зачарованная смотрела на огонь, пожирающий каморку Саввы Ивановича, – и очнулась, только когда едкий дым заполнил ее легкие и она мучительно закашлялась. В глазах у нее начало темнеть, голова закружилась, но ей хватило сил толкнуть дверцу и выскочить из горящей каморки.
Вдохнув свежий воздух, она почувствовала себя лучше и бросилась прочь. Откуда-то сзади послышались испуганные голоса, шаги бегущих людей.
– Пожар! Пожар! – крикнул кто-то за спиной, но Полина не останавливалась, пока не добежала до выхода из театра.
Только оказавшись на улице, она остановилась и перевела дыхание.
Глаза щипало, в горле саднило от горького дыма, и она понимала, что выглядит ужасно.
Чтобы окончательно в этом убедиться, Полина подошла к зеркальной витрине мебельного магазина и взглянула на свое отражение.
Увиденное повергло ее в шок. Конечно, сегодня она вышла из дома в образе готической девушки, который сам по себе далек от эстетических идеалов среднестатистического прохожего, но теперь, в довершение к готическому макияжу, она была покрыта сажей, а черная тушь расплылась от дыма. Особенно заметное пятно было на левой щеке.
Полина машинально собралась стереть это пятно бумажкой, которую держала в руке, и для начала бросила взгляд на эту бумажку.
Это был мятый листок, на котором неровным корявым почерком было написано несколько слов.