Дочь Льва - Чейз Лоретта. Страница 25

Она и стала прекрасной, мягкой, как бархат, потому что темный бог преобразил ее своими ласками. Она хотела быть такой всегда. Тело потянулось навстречу ему, крича о желании растаять и измениться. В его руках она бы перешла в жидкое состояние, он бы переплавил ее в богиню красоты.

Он отстранился, но она все еще чувствовала на себе тепло его дыхания.

— Ты прекрасна, — хрипло произнес он.

Да. Такой ее сделал он, хотела сказать Эсме. Но не могла. Она больше не была Эсме, она была жидкостью, горячим ручьем наслаждения, крутящимся вокруг него. Она обвила его руками за шею, вплела пальцы в шелковые кудри.

Он содрогнулся, придвинулся ближе и поставил колено меж ее ног. Руки скользнули по бокам, он опустился над ней и языком провел извилистую дорожку к пику груди. Теплый рот погрузился в нежную плоть, вытягивая из Эсме все силы, и затопил таким восторгом, что она застонала. Ручеек наслаждения превратился в бушующий ноток.Она крепче обняла его, прижалась всем телом, требуя перейти от нежности к чему-то большему.

Руки прошлись по всему телу, он что-то пробормотал, она не разобрала что. Он придавил ее спиной к ложу и нашел рот. Снова и снова язык вонзался в нее, ее качали огромные волны, грозя разбить о берег. На этих волнах она вздымалась все выше и выше, не находя облегчения. Она не хотела прерываться, но если она не остановится, то умрет.

Беспокойные руки гладили грудь, бедра, спустились ниже, к интимному месту между ног. Она понимала, что так и должно быть. Она хотела быть его, она должна отдать ему все свои секреты, всю себя. Но когда она почувствовала его руку на самом сокровенном месте, ее охватил страх. Она инстинктивно отдернулась — всего на миг, но он остановился.

Тяжело дыша, он скатился с нее, перевернулся на спину, а она осталась одна… Всколыхнулись все постыдные желания, подавленные в то время, когда он занимался с ней любовью. Ее лицо пылало.

Потекли долгие мгновения.

— Боже милостивый, Эсме! — наконец прорычал он. — Ты не можешь так меня оставить. Ты думала, мне легко остановиться?

— Я ни о чем не думала. — У нее тоже был низкий голос. Ей казалось, что она сразилась с целой армией, хотя не воевала вовсе. — Как может женщина о чем-то думать, когда ты делаешь с ней такое? Рассудок отказал, как только ты начал. — Чувствуя себя униженной, она устремила взгляд в потолок. — Я не могла тебя остановить. Не хотела. Об этом стыдно говорить, но это правда. Если ты хочешь меня обесчестить, я не могу этому помешать. В твоих руках я стала глупой, как овца.

— Не говори так. — Он повернулся к ней. — Ты не можешь так меня оставить. — Он подсунул руку ей под голову и повернул к себе лицом. — Это невозможно.

— Ты не можешь так меня оставить, — дрожащим голосом, словно эхо, повторила Эсме. — После того как так на меня смотрел, так трогал. Я не деревянная, Вариан Shenjt,Gjergj, и я не ребенок. А ты играешь в недетские игры.

Это мужская игра, и я уверена, что ты всегда в ней побеждаешь. Со мной ты тоже должен победить?

Он провел рукой по ее плечу, по груди, по талии. Она затаила дыхание, но это было и все. Как она могла бы оттолкнуть руку, если та приводит ее в отчаяние, вызывает боль, потому что он не закончил то, что начал?

— Да, но не против твоей воли. — Рука передвинулась на живот и там осталась. Жар окатил ее с головы до ног и начал пульсировать в том потайном месте, до которого он недавно дотрагивался.

— Против воли? — пробормотала она. — Ах, какой ты глупец, Вариан!

Эсме толкнула его в плечо, но он не понял. Вздохнув от нетерпения, она притянула его к себе и бесстыдно впилась губами в его рот. Он попытался сопротивляться, но через миг со вздохом сдался.

Их языки встретились; Эсме принимала его поцелуй с жадностью, она знала, к чему это приведет. Она хотела снова окунуться в дурманящую темноту, но только гораздо глубже. Теперь уже она трогала его так, как прежде он. Он дрожал и беспокойно двигался под ее ласками и часто дышал. Тело отвечало на ее прикосновения так же, как ее тело — на его. Удивляясь и отчасти торжествуя, Эсме пустила руки гулять, где им вздумается, голова кружилась, но вдруг она услышала стон.

Он слегка отодвинулся.

— Прекрати.

О нет. Еще нет. Эсме сунула руку в открытый ворот рубашки, к поясу брюк. Сердце билось в груди, как морской прибой.

— Нет, — простонал он. — Ты не знаешь, что делаешь.

— Тогда покажи мне.

— Нет. — Он резко отодвинулся и принял сидячее положение. — Нет. Я и так показал достаточно. Проклятие. — Он посмотрел на нее. — Я не сэр Галахад, черт его побери. Один раз проявил благородство и чуть не умер, но два раза, за несколько минут… кажется, это самое отягчающее обстоятельство?

— Не надо было опять меня трогать, — сказала она. — Я вам говорила, как это будет.

— Не надо было демонстрировать! Ты хоть представляешь, что со мной сделала?! — А что вы со мной сделали?

Он дернулся, как будто она его ударила.

— Но я же ничего не сделал, верно? Я сказал — не против воли. С моей стороны это было чертовски галантно. — На нее смотрели серые глаза, полные горечи. — Лучше я уйду, — сказал он.

Глава 10

На следующий день после того, как бандит привел Персиваля к священнику, пришел другой громадный мужик и забрал его. Священник сказал, что его зовут Байо, что он самый верный друг дяди Джейсона. Он шел за бандитами, дожидаясь, когда сможет увести Персиваля. Прошлую ночь он простоял под дверью дома священника на страже. Хотя он был громадный, как медведь, а когда говорил, то словно рычал, с ним Персиваль чувствовал себя в безопасности.

После долгой дороги по болотам они пришли в Берат, большую деревню, приткнувшуюся на склоне горы, и отправились в дом человека по имени Мустафа.

К облегчению Персиваля, старик немного говорил по-английски, хотя с Персивалем они разговаривали в основном по-гречески. Мать Мустафы Елена покормила Персиваля. Потом добрая старая леди увела его спать.

Персиваль проспал всю ночь, большую часть следующего дня и назавтра снова большую часть дня. Он был так слаб, что мог бы спать всю неделю, если бы на четвертый день его пребывания в Берате ему не принесли известие. Только он закончил ужинать, как в маленькую спальню вошли двое мужчин, и улыбающийся Мустафа объявил, что его кузина Эсме жива и сейчас вместе с лордом Иденмонтом находится в деревне Пошния в сорока милях от Берата.

Переваривая новость, Персиваль заметил, что Байо недоволен.

— Байо говорит, он знал, что Эсме не умерла, — после долгих переговоров сказал Мустафа. — Он сам распространял этот слух, чтобы ее перестали преследовать. Он извиняется, что пришлось нас обмануть, но вокруг полно шпионов. А теперь словечко покатилось, и через несколько часов это будут знать и в Тепелене. Байо все еще хмурился.

— Он сердится на твою сестру, — сказал Мустафа. — Он велел ей оставаться на корабле. Она не только не послушалась его, но и повела себя очень неосторожно. — Он объяснил, что один человек из эскорта Эсме был ранен, что она подняла по этому поводу страшный шум и теперь останется в Пошнии, пока он не выздоровеет.

Неудивительно, что Байо хмурится. Теперь всем известно, что кузина жива и все еще в Албании, а значит, она снова в опасности.

— Боже мой! — Персиваль вскочил и схватился за сумку. ~ Бежим к ней, пока Исмал не попытался…

Мустафа махнул рукой, чтобы он сел на место.

— Не суетись. Исмала в Тепелене со всех сторон охраняют, потому что Али-паша на него разозлился. Сейчас Исмал слишком занят спасением собственной шеи, чтобы тревожиться о твоей сестре. Он свалил похищение на излишнее усердие преследователей, действовавших по собственному почину. Говорят, зачинщики под пыткой признались. Конечно, надо считать чистой случайностью, что все эти люди были богаты и имели красивых жен, — сухо добавил Мустафа. — Естественно, теперь их имущество конфисковано в пользу Али-паши.