Дочь Льва - Чейз Лоретта. Страница 29

— Письмо к Али было нужно только для того, чтобы задержать тебя и передать этот материал, прежде чем ты уйдешь. Персиваль понимал, что не следует предупреждать самого Али, потому что Исмал может оказаться рядом, когда письмо будут читать. — Этот вундеркинд, сын Дианы, подумал обо всем!

— Если бы я знал, что у твоего племянника такие опасные сведения, я не стал бы оставлять его в Берате.

— Если бы ты взял его с собой в Тепелену, у Эсме появился бы превосходный повод тоже приехать сюда, — заметил Джейсон. — Мы с тобой оба знаем, зачем она сошла с корабля и Направляется в Тепелену.

— Я знаю, Рыжий Лев, — утомленно сказал Байо. — Маленькая воительница хочет крови Исмала. — Теперь у нее нет никаких причин ехать туда, где находится он. Мустафа проследит, чтобы Иденмонт взял ее и Персиваля и как можно скорее вывез из страны.

— Все равно мне надо было остаться в Берате и самому в этом убедиться.

Джейсон поцокал языком.

— Если бы ты остался, я не получил бы этого. Я мог бы уехать искать ответ и скорее всего так бы его и не нашел. — Он смял записку и швырнул в огонь. Через несколько секунд от послания Персиваля осталась только сажа, улетевшая вместе с дымом. — Повернувшись к Байо, Джейсон твердо сказал: — Завтра выезжаем на Корфу. Мы должны известить британские власти, найти корабль и выследить агентов Исмала. Эсме окружают мужчины, решительно намеренные вывезти ее из страны, люди, которых Исмалу незачем бояться. Она была ему нужна только для того, чтобы контролировать меня, а поскольку я умер, теперь все его внимание будет сосредоточено на южной Албании. Я хочу, чтобы так и было. Пусть наблюдает за тем, как монстр, которого он с таким трудом создал, разваливается на куски. Теперь мы можем это сделать, Байо! Персиваль дал нам ключ. — Джейсон улыбнулся. — Он страшно огорчится, если мы им не воспользуемся.

Глава 12

— Вы уверены, что не хотите идти? — в десятый раз спросил Персиваль. — Кузина Эсме сказала, что прогулка пойдет вам на пользу.

Вариан стоял в дверях дома Мустафы и смотрел на узкую тропинку, по которой собирались идти Персиваль, Мустафа, Мати и Аджими.

Дом Мустафы стоял в верхней части квартала Магален — деревни, прильнувшей к подножию горы, нависшей над левым берегом реки Осум. Вдоль узких, извилистых улочек теснились дома из известняка.

Над ними на самом краю обрыва высился замок. За его стеной было видно несколько церквей и дворец Ибрагима, паши Берата, который в настоящее время томился в тюрьме Гирокастры в качестве пленника Али-паши. Стена была сложена в глубокой древности.

Ну, древность она или нет, а Вариан не собирался обрекать свое недавно окрепшее тело на крутой, длинный подъем.

— Твоя кузина имела в виду, что это ей пойдет на пользу — повеселиться, глядя, как я полечу с шаткого камня головой в реку и мозги разлетятся по скале.

— Помилуй Бог, кузина никогда бы не пожелала такого, а если бы — ну, просто предположим — захотела, то не пошла бы окольным путем. Она не говорит обиняками. Но конечно, она не это имела в виду. Не вижу логики: она ухаживала за вами целую неделю, а если бы желала…

— Она старалась соблазнить меня ложным чувством безопасности, — пробормотал Вариан.

— Прошу прощения?

— Ничего, я так. Фантазировал. — Вариан посмотрел в озадаченное лицо мальчика. — Персиваль, это не бред, уверяю тебя. Беги. Не заставляй себя ждать. Я предпочитаю роль зрителя.

Персиваль ненадолго задумался, потом пожал плечами и убежал. Вскоре четыре фигуры скрылись из виду, их поглотило скопище белых домов.

«Берат — очаровательное место», — думал Вариан; как красиво белые домики врезаны в серую скалу — словно необработанные драгоценные камни. Мустафа говорил, городу больше двух тысяч лет. Он пережил войны, завоевания, разрушения. Превратят в руины — восстановят, разгромят — снова построят. Но город упорно сжимал морщинистую гору в своих цепких объятиях. «Таковы и его люди», — подумал Вариан.

Сегодня немного распогодилось, хотя холодный ветер гнал и перекатывал по небу тяжелые серые облака. Здешнее небо не похоже на английское, оно выше, а облака — свирепее. Даже огромная скала с короной древнего замка на вершине, выпирающая из окружающего пейзажа, кажется одушевленной. Рядом с ней испытываешь странное возбуждение, как будто там действительно обитают древние боги. Даже посреди мирного ландшафта чувствуется биение бури в ее сердцевине.

«Во всем виновато это место, — сказал себе Вариан, — и что-то в воздухе». Оно его захватило, одурманило, как опиум. Когда он отсюда уедет, то опять будет свободным.

Прислонившись к дверному косяку, Вариан закрыл глаза. Когда на днях он проснулся и не было ни давящей мглы лихорадки, ни разрывающей головной боли, он почувствовал удивительную ясность в голове и силу. Он улыбнулся, и Эсме просияла в ответ. Но ее сияние было непостижимым, как эта непрощающая гора Берата. По-прежнему приветливая, нежная и заботливая, Эсме закрылась за этой пустой улыбкой, и ее вечнозеленые глаза ничего не говорили ему…

Сначала Вариан думал, что причина ее перемены — Персиваль, который постоянно крутился рядом и без конца говорил. Но проходили дни, каждый следующий становился длиннее предьщущего, и Вариан начал сознавать, что Персиваль тут ни при чем.

Вариан также понял — понимание пришло медленно, чередой коротких шоков, — что бы он ни сказал и ни сделал, это не произведет на нее никакого впечатления. Как будто ему только кажется, что он говорит и делает; а Эсме — все понимающий, но неодушевленный чурбан и существует лишь для того, чтобы он ее изучал, как Персиваль — свои камешки.

Открытие встревожило его, затем разозлило, потом он стал несчастным и, наконец, покорным. «Жалким и бессловесным», — подумал он. Все безнадежно, и так и должно быть. Так даже лучше. А чего ему было ожидать?

Он услышал шаги и открыл глаза, но это был всего лишь Петро, он шел из пазара, пыхтя и ворча под нос. За несколько недель до них здесь проезжал чиновник Али-паши с большой свитой, он забрал всех лучших лошадей. Сегодня Мустафа узнал, что лошадей наконец вернули, и Петро с родственником Мустафы пошел их нанять. Как обычно, толстяк драгоман долго выдумывал отговорки, почему ему не надо ходить.

— Получил? — спросил Вариан, когда Петро остановился перед ним, со свистом дыша.

— Ага. Хорошие, но хуже тех, на которых мы приехали в это проклятое место.

— Эсме посоветовала отослать их обратно. Малику они нужны.

— Ага, а на полпути к Фиеру она скажет, что лошади нужны кому-то еще, и заставит нас идти пешком, на дороге я упаду и умру и буду очень рад, потому что придет конец моим мучениям. — Петро со стоном плюхнулся на каменную скамью.

— Не говори глупостей. Она не погонит своего молодого кузена по горам форсированным маршем.

Петро хмуро посмотрел на него:

— Кто ее знает. У нее с головой не в порядке. Я вижу по глазам. Здесь живет злой дух, а она явно проклята. У нас все было хорошо, пока мы не наткнулись на нее в Дурресе. И сразу же — не через пять минут, а мгновенно — на нас свалились бедствия и с тех пор идут чередой. Вы всегда делаете, как она скажет, и непременно приходит беда — на реке Шкумбин, и в Пошнии, и здесь, потому что вы тяжело заболели.

С головой не в порядке. Что это… нет, он заслушался толстого, суеверного пьяницу.

— Сейчас я намерен делать то, что я хочу! — выпалил Вариан. — Надеюсь, это соответствует твоим желаниям — как можно скорее уехать из Албании.

— Я не хочу ехать с ней, — заныл драгоман. — Пусть она идет своим путем и забирает с собой свое проклятие.

— Человек, который спас Персиваля, хочет, чтобы мы отвезли ее на Корфу, — нетерпеливо отозвался Вариан.

А что? Персиваль лелеет мечту забрать Эсме с собой в Англию, это великолепно. Вряд ли можно знакомить эту девушку с сэром Джеральдом. Об этом нестерпимо думать. «Об этом нельзя думать», — сказал себе Вариан. Мустафа говорил, что у Джейсона на Корфу есть друзья. Вот они и позаботятся о ней. Все устроится. Эсме не может здесь оставаться, это точно. В Албании ее ожидают только насилие и, если потенциальный любовник преуспеет, деградация и рабство.