Дочь Льва - Чейз Лоретта. Страница 49

Он опрокинул ее на спину и быстро встал между ног. Эсме лежала под ним, трепеща и часто дыша. На одно отчаянное мгновение он задержался на дикой зеленой глубине глаз, потом руки властно прошлись по ее напряженному животу и спустились в горячий, темный проход.

Он нацелился во вход, подался вперед. Она была влажная, но преграда невинности не пускала его, он схватил ее за бедра, и она инстинктивно отпрянула.

Хотя все его существо звало к победе и обладанию, Вариан заставил себя замедлиться. Его путь к облегчению был очевиден, но ее удовольствие ослабло, а дальше, как он знал, у нее не будет радости, будет только боль. Все его искусство не способно пробить эту преграду невинности волшебным образом без боли. А дальше будет еще хуже: совращение, бесчестье… разрушение. Он может остановиться. Пусть это его убьет, но он в силах остановиться.

Когда Вариан наклонился поцеловать ее, ее руки вцепились ему в волосы.

— Я хочу тебя, — сказала она тихо и страстно.

— Не надо, — прошептал он. — Я не могу причинить тебе зло.

— Я хочу, — повторила она. — Не обращай внимания на мое тело. Подчини его. Сделай меня своей, Вариан.

«Не слушай ее. Она не понимает. Она невинна».

Но развращенная сущность желала послушаться приказа. В нем говорил зверь, самая низкая часть его натуры, жаждущая закончить то, что начал. Вариан приказал себе отодвинуться. Но он не мог. По спине катился пот.

— Я причиню тебе боль, — хрипло сказал он, с отчаянием глядя в огромные глаза.

— Кто-то должен. Ты… сегодня, Вариан… или кто-нибудь другой.

Он еще пытался сказать себе, что она не знает, что говорит, но последние слова надорвали его. Перед ним встал образ Исмала.

— Нет! — прорычал Вариан. — Ты моя, черт побери! Она покачала головой.

Он ответил ртом и руками, приподнял ее грубее, чем раньше. Терпение и нежность были забыты, и ее быстрый, жаркий ответ сказал ему, что и она их не хочет. В страсти она была так же свирепа и бесстрашна, как и во всем остальном. Необузданная, сладкая, прекрасная… его.

— Моя, — жестоко сказал он. В одно безумное мгновение он вошел в нее. Миг триумфа… обладания… победы. Он услышал всхлип, и она скорчилась от боли. Раскаяние пронзило его кинжалом. Поздно.

— Прости, — шептал он. — Любимая, прости. — Кровь билась в висках, громыхала по жилам, требуя освобождения, но он заставил себя сделать паузу. Руки нежно прошлись по потрясенной, напряженной фигурке. — Позволь мне любить тебя, милая. Прости меня и позволь тебя любить. Ты мне нужна, Эсме.

Она распахнула глаза.

— Будет еще? — дрожащим голосом спросила она.

О Господи, с нее достаточно. Она хочет, чтобы все уже кончилось, бедное дитя. Вариан любовно погладил ее грудь, и его плоть заволновалась, толкая его к ней. Да, тело хочет закончить, оно жестоко. Но ему требовалось больше. Он хотел иметь ее всю, душу и тело, для себя. Эгоист. Но уж таков он.

— Будет, — сказал он. — Столько, сколько ты мне дашь. Он начал медленное движение. Она задохнулась:

— Вариан!..

Но на этот раз больно не было. Удивительно, но боль ушла, а когда она сделала осторожное ответное движение, то ощутила удовольствие.

— Да, — прошептал он. — Вот так, милая. Весь мир исчезает, правда?

Он чувствовал, что мир уходит от нее, как и от него. Что в ней нарастает удовольствие, по мере того как тело поддается ему, следуя его ритму. Ее боль была забыта, как и его сожаление. Он больше не раскаивался, он возвращался к жизни вместе с ней. Был только этот миг, и еще Эсме, и сладкий, темный восторг, когда она отдалась вихрю страсти.

Его тело наполнялось ее жизнью, ее существом. Он потерялся в ней, неистовый поток подхватил их обоих и унес в бесконечность. Он почувствовал, как она содрогнулась, услышал крик. Он навалился на нее, крепко обхватил руками и накрыл рот поцелуем.

Глава 20

Эсме знала, что он ушел, еще до того как открыла глаза яркому утреннему свету. В последнем сне она ощутила прохладу из-за его отсутствия. Перед этим были другие сны, но последний был наполнен теплом и исступленной радостью.

Раньше у нее никогда не было таких счастливых снов. Она и вообразить не могла, что происходит, когда тело мужчины соединяется с телом женщины. Она понимала, что это должно быть приятно. Несколько недель назад она испытала удовольствие, там, в Пошнии, когда Вариан интимно целовал ее и гладил. Но минувшей ночью наслаждение было беспокойное, темное. Как будто в теле был заключен могучий демон, который устроил ужасную, но прекрасную борьбу, похожую на неземную бурю. Но вот наконец его выпустили из ловушки, и после этого наступил сладчайший покой.

Но не надолго, обнаружила Эсме. Она потрогала подушку, где лежала голова Вариана, и вспомнила, какая нежная была у него улыбка, когда он держал ее в руках в том восхитительном покое.

Конечно, он всем женщинам так улыбается. Он знает, как согнать все сомнения и последние проблески совести. Как утихомирить женщин. Он не любит суматохи. Он их оставляет, и это должно вызывать недовольство, но позже. Он бросает их так, чтобы они переживали разочарование без него.

Вот и хорошо, что он ушел. Наверное, сейчас он уже на пути в Корфу. Она не знала, как смогла бы снова посмотреть ему в глаза. Она упрашивала его взять ее, а потом — о, какая она была неуклюжая. Ее полудетское тело было ужасно, ни к чему не способно. Неудивительно, что он то и дело пытался остановиться. Сколько было хлопот с тем, чтобы утолить ее вожделение.

Она закрыла лицо руками. Она вела себя как стерва в пылу. Была отвратительна.

— А, утреннее пробуждение.

Эсме уронила руки и с ужасом и недоверием смотрела на дверь.

Вариан стоял с улыбкой на прекрасных губах и изучал ее. Потом он закрыл дверь так же тихо, как открыл, подошел и поднял с пола ночную сорочку.

— Ты бы надела что-нибудь. А то у меня появится искушение ознакомиться с тем, что под одеялом, а я боюсь помять брюки.

Ее лицо пылало.

Вариан отвернулся к окну.

Темный сюртук сидел на нем как влитой, подчеркивая широкие плечи и тонкую талию, а брюки облегали мускулы стройных ног. Ночью она без стыда обвивала его голое дивное тело, а утром он показался незнакомцем. Эсме отчаянно захотелось выскочить за дверь, пока он стоит отвернувшись, и убежать далеко-далеко.

Но она села и неуклюже натянула через голову ночнушку. Пальцы так дрожали, что она завязала пояс узлом.

— Я… я думала, что вы уехали, — задушенным голосом сказала она.

— Да? И куда же я уехал? — Он все еще смотрел в окно.

— На Корфу.

— Ах да. Без тебя. — Он повернулся к ней. — Соблазнил и покинул, вот что ты подумала, и еще бог знает что. Не хочу знать что. Как я сказал, утреннее пробуждение. «А наутро…» Эсме, наступило утро.

Враждебный тон окатил ее холодом. Она невольно подтянула к груди одеяло. — Конечно, утро. Незачем говорить это так, как будто наступил Судный день.

— Для тебя это так прозвучало? Как интересно. Потому что так оно и есть. То есть для тебя.

Вариан прислонился к оконной раме и скрестил руки на груди. У него было каменное лицо, голос холодный и резкий.

— Я проснулся рано утром. Среди прочих забот меня интересовало, где Персиваль. Я нашел его внизу, вместе с Керибой, и узнал, что это он вчера спас нам жизнь.

Кериба. В этом доме. Эсме в отчаянии смотрела вниз на одеяло.

— Твои законопослушные друзья постановили, что я не должен получить никакой помощи, даже от своего эскорта. Они были убеждены, что я нечто вроде Вельзевула. К счастью, Персиваль не подчинился моему приказу и явился их разуверить. Они отказались воспользоваться переводчиком, и твой кузен был вынужден объяснять нашу ситуацию по-албански.

Эсме съежилась, представив себе, как бедный мальчик сражался с незнакомым языком в окружении толпы враждебных незнакомцев.

— Он очень храбрый мальчик. Он спас не только нас двоих, но и всех моих друзей. Али наказал бы их со всей жестокостью, если бы ты утонула.