Джоконда улыбается ворам - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 33

– Первое впечатление у меня несколько другое, – сдержанно отозвался Леонардо.

– Уверяю вас, что оно у вас поменяется, как только вы поживете здесь неделю. А что вы скажете о саде?

– Он великолепен! Во Флоренции такого нет, – отдал должное мастерам Милана художник.

– Полностью с вами соглашусь, Леонардо. Над его созданием трудились лучшие архитекторы, выписанные из Неаполя. А знаете, чем он еще интересен?

– Полагаю, что отсюда очень интересная перспектива на фасад дворца герцога.

– О, да! – восторженно ответил музыкант. – В саду невероятная геометрия, как если бы его разбивали по линейке.

– А еще здесь великолепный кружевной партер. Признаюсь, я никогда такого прежде не встречал.

– А еще здесь огромное количество гротов.

– Да, я обратил на это внимание, – охотно отозвался Леонардо. – Они очень живописны.

– В правлении отца Лодовико их было значительно меньше. А знаете почему их сейчас такое большое количество?

Неопределенно пожав плечами, Леонардо произнес:

– Даже не могу предположить. Тут, наверное, все дело во вкусе самого Лодовико Сфорца.

– Совершенно верно, их увеличили по приказу герцога, – проговорил новый знакомый, понизив голос. – Герцог нередко прогуливается по парку со своими любовницами, и темные закоулки в виде гротов всегда бывают очень кстати. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Разумеется, любезный Лука, – сказал Леонардо, всмотревшись в дальний конец аллеи, где вдруг неожиданно возникла фигура Лодовико Сфорца.

Заметив обращенные взгляды, герцог приостановился и, приняв от подданных должные поклоны, зашагал дальше со своей очаровательной спутницей.

– А вы знаете, кто на этот раз составляет компанию нашему блистательному герцогу?

– Не имею понятия, – откликнулся Леонардо. – Лодовико окружает такое огромное количество прекрасных женщин, что всех их не запомнишь. Но насколько я могу судить, она невероятно хорошенькая. Чего только стоит ее превосходная осанка!

– О, да! Зовут ее Цецилия Галлерани, это последнее увлечение нашего Лодовико. Герцог просто без ума от своей любовницы! Надо признать, что, кроме впечатляющей внешности, она наделена покладистым нравом и добрым сердцем. Сейчас ее положение во дворце невероятно высокое, но, насколько мне известно, она никогда не злоупотребляла своим положением и держится со всеми любезно.

Остановившись, герцог попридержал руку своей избранницы. Леонардо имел возможность убедиться в грации Цецилии – девушка была на полголовы выше Лодовико, а когда она повернулась, показав безупречный римский профиль с высокими скулами, он сумел оценить по достоинству ее красоту.

– Вижу, что она кротка и необычайно прекрасна, – в голосе Леонардо послышалась теплота. – Как давно они вместе?

– Уже два года. Поверьте мне, для герцога это весьма большой срок. Цецилия стала принадлежать ему, будучи совсем юной. А в этом году она родила герцогу мальчика, но вопреки ожиданию придворных он не только не охладел к ней, а даже наоборот, его страсть к ней стала как будто бы даже еще сильнее. Хотите, я дам вам дельный совет?

– Сделайте милость, любезный Лука, – Леонардо постарался сдержать иронию.

– Если хотите чего-нибудь достигнуть при миланском дворе, так попробуйте сначала расположить к себе Цецилию. Она может сделать вам любую протекцию.

– Возможно, я последую вашему совету.

Прозвучал громкий заливистый смех. Запрокинув голову, Цецилия, выставив вперед круглый подбородок, весело смеялась над остротами герцога. Леонардо лишь хмыкнул: во время их недолго разговора герцог не произвел на него впечатление остроумного собеседника; возможно, что в общении с дамами он умеет раскрывать лучшие стороны своей натуры.

Потянув за руку Цецилию, герцог спрятался в каменном гроте, искусно сооруженном между кустов самшита.

– Ну что я вам говорил? – удовлетворенно произнес музыкант. – Предполагаю, что они уединятся здесь часа на два. Давайте с вами свернем на другую аллею, чтобы не поставить в неловкость блистательного герцога.

Стража, шедшая за Лодовико Сфорца, предусмотрительно обступила грот с двух сторон, давая герцогу с его спутницей возможность остаться наедине.

– Я слышал, что вы предлагали герцогу какое-то интересное вооружение, какого еще никогда не существовало? Это правда?

Дотопав до конца аллеи, они оказались на небольшой площадке, усыпанной красным песком, а с нее, разбиваясь на три ровных луча, по обе стороны которого росли кусты, постриженные по краям, шли ровные узкие дорожки, посыпанные красным гравием, желтым песком и черным везувианом. Миланцы называли подобное новшество «гусиными лапками».

Чуть помедлив, музыкант увлек Леонардо по красной дорожке.

– Совершенно верно. Я предложил изготовление закрытых колесниц, безопасных и неприступных в бою. Эта колесница, прикрытая панцирем, должна быть укомплектована пушкой, – с азартом принялся рассказывать Леонардо. – Изнутри она будет управляться восемью воинами при помощи рычагов и приводов. Уверен, что с таким вооружением воинство герцога будет непобедимо!

– Я разделяю ваше неудовольствие, бедный мой Леонардо, – покачав головой, сочувственно проговорил Лука. – Только уверяю вас, не вы один такой несчастный. Если бы вы знали, какие проекты предлагали герцогу архитекторы из Венеции! Однако он предпочел от всего этого отказаться. Хочу вам сказать откровенно, – музыкант перешел на шепот, – наш герцог с подозрением относится ко всему свежему, особенно если это новое исходит от немиланцев. А уж если дело касается войны, так тут он и вовсе младенец! Военной кампании он предпочитает хитроумную интригу. Лодовико предпочитает проявлять доблесть не на поле брани, а в постели. Ха-ха! – добродушно рассмеялся музыкант. – По дворцам герцога бегают толпы его незаконнорожденных отпрысков!

Леонардо лишь сдержанно улыбнулся, понимая, что столь откровенное суждение его нового друга может когда-нибудь закончиться для него заключением в крепость.

– Вы очень неосторожны, Лука, – даже парк может иметь уши, – обвел Леонардо рукой обезлюдившие аллеи.

– Ха-ха! Это еще не самые крамольные мои мысли, дорогой мой Леонардо. Самые скверные из них я высказывал, оставаясь наедине с собой. Представляю, как расстроился бы римский папа, вдруг однажды их услышав.

– А хотите, я нарисую ваш портрет? – спросил Леонардо, поддавшись неожиданному сильному порыву.

Этот молодой музыкант невероятно занимал его. Прекрасно сложенный, с огромными карими глазами и вьющимися каштановыми волосами, широкой волной спадающими на широкие плечи, он выглядел, как древнегреческий Давид, сразивший Голиафа. Такому юноше, имевшему широкие ладони и сильные длинные пальцы, подобало держать в руке алебарду, а не капризную лютню. Родившись воином, он по прихоти судьбы сделался придворным музыкантом.

Несмотря на веселость, лучившуюся из озорных глаз Луки, на его лице ощущалась печать безысходности и близкого конца. Именно таким стоит рисовать Христа, знавшего о своей неминуемой кончине, но продолжавшего следовать предначертанной судьбе.

– Портрет? – удивленно протянул музыкант. – Но у меня нет денег на потрет. Я не сумею с вами расплатиться, дорогой вы мой Леонардо.

– Я напишу ваш портрет совершенно бесплатно, на мой взгляд, у вас очень выразительное лицо.

– Если это ничего не будет мне стоить, тогда я не против. – И, сверкнув широкой белозубой улыбкой, добавил: – А все-таки вы презабавный человек, Леонардо. И как в таком случае вы назовете этот портрет?

– К примеру, «Портрет музыканта». Ну как вам?

– Возможно, и неплохо. Если вы станете когда-нибудь великим, любезный мой Леонардо, так ваши биографы будут ломать головы, кого это вы запечатлели на своей картине, – рассмеялся Лука.

Тонкие губы Леонардо дрогнули в улыбке.

– Возможно, что когда-нибудь так оно и будет.

– Однако мы уже не одни, – негромко проговорил Лука, посмотрев на везувиановую аллею, по которой шагал герцог, взяв под руку свою фаворитку.