Волшебные чары - Серова Марина Сергеевна. Страница 34

Отключив телефон, я посмотрела в зеркало, но ничего, способного выдать мои чувства, не увидела. Хотя, чему удивляться, Володя знает меня лучше, чем кто-нибудь другой, а может быть, даже и лучше, чем я себя знаю.

Я решила, как и советовал Кирьянов, «дунуть» дальше по своим делам и отправилась «отрабатывать» список. Где-то ближе к вечеру мне позвонил Полянский и сказал, что список владельцев всех серебристых «Ауди» готов.

– Дмитрий, я не знаю, как у меня день сложится – не от меня это зависит, – вы мне скиньте список по факсу, а еще по электронной почте отправьте, чтобы он уж точно дошел. Я с делами разберусь и посмотрю его, – попросила я Полянского.

– Есть чем похвалиться? – спросил он. – А то Лада от нетерпения вся на нервах.

– Есть кое-какие разрозненные факты, которые еще предстоит собрать, как мозаику, в единую картину, – ответила я. – А Ладе скажите: как только я во всем разберусь, тут же перед ней отчитаюсь. Мне и самой не терпится это дело закончить!

Устала я к вечеру так, что ни словом сказать, ни пером описать, но продолжала тупо ездить туда-сюда, расспрашивать и показывать людям фотографию – уже на автомате. Почувствовав, что уже вырубаюсь, и решив, что на сегодня достаточно, я совсем было собралась вернуться домой. Но поскольку дорога шла как раз мимо находившейся на берегу Волги девятой горбольницы, я подумала – не стоит оставлять ее на завтра, не с руки мне заезжать сюда снова, а потом тащиться в Пролетарский район. Без особой надежды на успех я отловила в приемном покое санитарку и без лишних слов сунула ей в руки фотографию. А у санитарок, чтоб вы знали, если к ним с умом подойти и немного приплатить, информации ничуть не меньше, чем у медсестры, а то и у врача, если не больше – кто же санитарок замечает? Но вот гонору гораздо меньше, а потому и расценки – ниже.

– Кажись, есть у нас такой, – с сомнением в голосе сказала пожилая санитарка, вертя фотографию и так, и эдак. – Да нет! Точно, он.

Как я в этот момент не заорала – до сих пор не знаю, но на месте точно подпрыгнула. Усталость мгновенно слетела с меня, и я вновь была готова к новым подвигам и свершениям.

– Я доплачу! – с готовностью пообещала я. – Мне нужно знать о нем все, что только возможно!

– А ты кто? – спросила она, глядя на меня с подозрением.

– Частный детектив, ищу его по поручению его коллег, – ответила я и показала ей удостоверение.

– Ну не твою ли мать! – восхищенно воскликнула она. – Живой частный детектив!

От любопытства у нее глаза разве что на лоб не полезли. Она кивнула мне в сторону дверей во двор, куда я и вышла вслед за ней. Она закурила, предварительно предложив сигарету и мне, но я отказалась, объяснив, что бросила.

– Завидую и уважаю, – глубоко затянувшись, сказала она и начала рассказывать: – Его вчера рано утром, точнее, еще ночью, где-то во втором часу, рыбаки из Затона привезли – он к их костру приполз! Ну, хоть и не мы в тот день дежурили, но приняли мужика – и сразу на стол, потому что иначе он концы бы отдал – сама понимаешь, пока мы «Скорую» вызовем, пока она приедет, пока документы оформим… Ну, и в полицию само собой позвонили.

– А что с ним было? – спросила я.

– Два пулевых. Крови он очень много потерял, но мужик здоровый, раз после такого смог за помощью ползти, – с уважением заметила она.

– Что у него при себе было? Я уже знаю, что это не документы, но, может, записка какая-нибудь? Клочок бумаги с каракулями? – допытывалась я. – Сотовый телефон? Бумажник?

– Нет, пустые у него карманы были, даже вывернутые, – помотала головой она. – Я же сама его вещи для полицаев собирала. – И со знанием дела заметила: – Слишком сложно для разбоя!

– Да вы, я смотрю, разбираетесь, – удивилась я.

– А то! – выразительно сказала она. – Сюда таких типов чуть ли не каждую ночь привозят. Это сейчас затишье, а попозже начнут тащить – только успевай поворачиваться! Тут же и Затон рядом, и острова, где идиоты какие-нибудь напьются и начинают отношения выяснять, а возле клуба, что раньше кинотеатром был, что ни вечер, то драки с поножовщиной.

– Тяжеленько вам приходится, – посочувствовала я. – Вы что же, каждую ночь работаете?

– Тяжело, – согласилась она и объяснила: – Отпуска у всех, вот я их и замещаю – деньги-то в наше время ни у кого не лишние.

– Понимаю, – сказала я и полезла в кошелек.

– Слушай! – спохватилась она, убирая деньги в карман. – Так если ты его имя знаешь, скажи, чтобы его в компьютер занесли, а то он у нас неизвестным лицом числится!

– Знаю, – кинула я. – Но я не хотела бы сейчас его имя называть. Вы сами подумайте: ну, попадет он в вашу базу данных, а вдруг те, кто на него напал, добить его захотят? Сами же сказали, что для разбоя это все слишком сложно. А узнать о нем через ваше справочное бюро проще простого! Нет уж, пусть пока он продолжает в неизвестных числиться.

– И то правда, – согласилась она.

– Где он сейчас? – спросила я.

– Да в реанимации – где же ему еще быть? – ответила она.

– А как бы мне с его лечащим врачом поговорить? – поинтересовалась я.

– Да ты на часы посмотри! – воскликнула она. – Он уже ушел давно, там сейчас только дежурный и остался.

– Но, может быть, хотя бы дежурный мне скажет, как себя раненый чувствует, – не отставала я от нее.

– Ладно! Пошли, – сказала она и направилась обратно в здание. – Посмотрю, что можно сделать…

В приемном покое никого не было – это, пользуясь передышкой, врачи гоняли чаи в комнате неподалеку. Оттуда доносились их голоса. Санитарка по внутреннему телефону куда-то позвонила и, положив трубку, сказала мне:

– Ну, с дежурным я тебе говорить не советую – сопляк сопляком, а корчит из себя невесть что, словно он академик какой-нибудь! – поморщилась она.

– Но хоть посмотреть-то на него можно? – спросила я.

– Сейчас организую. Посиди пока. – И она куда-то ушла.

Сказать, что я сидела как на иголках, значит ни о чем не сказать. Я как уставилась на двери, так взгляда от них и не отрывала. Я чувствовала величайшее облегчение от того, что все же нашла Доронина.

Санитарки довольно-таки долго не было. Она, наконец, вернулась и сказала мне:

– Значит, так! Вот тебе бахилы и халат. Иди в реанимацию, только очень аккуратно, чтобы мне не влетело – часы посещений-то уже закончились. Там сегодня Вера дежурит – санитарка, как и я, моих лет женщина. Она все устроит. Только… – Она выразительно посмотрела на меня.

– Конечно, я ей тоже заплачу, – с готовностью пообещала я.

– И халат потом вернуть не забудь, – напомнила она мне.

В реанимацию я пробиралась с осторожностью партизана, действующего в тылу фашистов. Вера оказалась пожилой, приятной в общении женщиной. Она выдала мне накидку и дурацкий белый колпак, и я потихоньку зашла на минуту в маленькую палату, где стояли всего три койки, причем одна пустовала. Да: в палате лежал Доронин!

Мы с Верой вышли в коридор, и я сказала:

– Вы здесь столько лет работаете, что, наверное, лучше врачей все знаете. Как, на ваш взгляд, он себя чувствует? Чего теперь надо ждать?

– Повезло ему, жить будет, – сказала она. – Две пули в него всадили: одна – в левом плече, но ни кость, ни нерв не задеты, а вторая – справа, навылет прошла, очень удачно. Только крови он много потерял, капают ему лекарство постоянно. На голове у него гематома, то есть шарахнули его неслабо. Но он мужик крепкий, вообще-то, очухался уже, жрет вовсю, но – ничего не помнит! Полицейские с ним бились-бились, а толку – шиш.

– Он действительно ничего не помнит?! – в ужасе воскликнула я.

– Тихо ты! – цыкнула на меня она и объяснила: – Да просто косит он под больного амнезией. Видно, боится он кого-то, вот и симулирует потерю памяти. Лежит, к окну отвернувшись, а как кто заходит в палату, он тут же быстро к двери поворачивается, и глаза у него такие… настороженные. А какие они у него еще могут быть, если он в таком состоянии за себя постоять не сможет?.. А вдруг придет кто-нибудь ночью и придушит его? Это у нас только таблички такие грозные, что, мол, вход запрещен, а на деле – когда тут одни бабы? Я в этой больнице всю жизнь работаю и очень хорошо помню, как в лихие девяностые прямо в палате недобитков расстреливали… добивали то есть.