Вист втемную - Влодавец Леонид Игоревич. Страница 82

— Бабка что, тоже ветеранша? — решил уточнить Таран.

— А как же! Санинструкторша бывшая. Уверяла, будто в молодости таких, как я, по весу, запросто на горбу с передовой вытаскивала… В общем, они меня донесли до деревеньки. Там все уже вымерли, одни они остались…

— Между прочим, — заметил Таран, — я в этой деревеньке тоже заночевал. Но никого не заметил. Думал, совсем пустая. Ночью ни одного огонька не светилось. И тишина была мертвая.

— Я знаю, что ты там был. Точнее, мне дед Василий рассказал. Дескать, приметил, что в крайнем от леса доме кто-то днем спать залег, а ночью ушел. А ихний дом с другого края, ближе к полю, находился. И от того места, где ты прятался, его просто не видно. Опять же, ты туда гораздо раньше пришел и, когда они меня принесли, дрых без задних ног. Дед утверждал даже, что храп на улице слышно было.

Насчет храпа Юрка, конечно, не помнил, но насчет того, что заснул именно в крайнем от леса доме, не сомневался.

— Вообще-то, я не сразу догадался, что это был ты, — признался Седой. — Потому что мне почти месяц пришлось лежать в лежку, и я просто-напросто полуживой был. У меня вообще голова не соображала. Это я уже потом, когда оживать стал, додумался.

— Так они вас в больницу отвезли? — спросил Таран.

— Ну да! На месте лечили, своими средствами. Травами какими-то, мазями самодельными. Что совсем обуглилось и отмерло — отрезали, где могли — сами зашили. Они ж лекаря-любители. Бабка, кроме медицинских курсов во время войны, конечно, ничего не проходила, а дед и вовсе до войны только семь классов закончил. Но где-то они всего поднабрались, и, как видишь, живу пока.

— И что, совсем не интересовались насчет того, откуда вы и кто вы? — недоверчиво спросил Юрка.

Тут Седой неожиданно хмыкнул:

— Понимаешь, им-то, бабке и деду, уже за восемьдесят. В общем, они все соображают, но у них то ли от старости, то ли от настоек этих на травах чего-то в голове поехало. Не знаю с чего, но им взбрело, будто я — красный партизан, который против буржуев-кулаков за советскую власть сражается…

— Ни хрена себе! — искренне удивился Юрка.

— А что? Они же считали, что это я ферму Душина спалил. Ясное дело: если кулака поджег, то, значит, большевик!

— Интересно… — покачал головой Таран, поймав себя на мысли, что начинает забывать о том, в каком качестве здесь находится, и даже о том, что Седой ему отнюдь не друг, товарищ и брат, а самый натуральный враг, который его два раза подставил, а один раз едва не убил.

— Куда там! — усмехнулся Седой. — У них же ни телевизора, ни радио, ни даже света электрического нет. В село, на центральную усадьбу, уже почти год не ходили. У них свой запас муки стоит — мешков пять, да столько же сахару-песку. Соли тоже мешок или два. Картошка, зелень всякая в огороде, летом грибы берут, ягоды, яблоки какие-то. Кур еще держат. Да в гробу они всю рыночную экономику видали! Натуральное хозяйство ведут. И никаких денег не надо…

— Но ведь им, наверно, пенсию платят?

— Да платят, конечно, только не каждый месяц. Почтальонка приезжала как-то раз, но дед с бабкой меня спрятали, чтоб, дескать, случайно «полицаям» не просказалась. Соображаешь?

— Они что, совсем сдвинулись? Что ж они, пенсию от Гитлера получают, что ли?

— Я ж говорю, у них под старость кое-что путаться стало. Просто дед, когда последний раз в село ходил, увидел участкового в кепи — ну, знаешь, типа как бейсболка, только без сетки сзади. Подошел к нему и говорит: «Ты, Володя, не иначе как из милиции в полицию перешел. Такие кепки, как твоя, фашистские полицаи носили, которых мы без суда вешали!» Так теперь участковый только в фуражке рассекает!

И Седой захохотал, а Таран подумал, что, должно быть, этот дед еще и автомат где-нибудь припасает на случай, если какие-нибудь «каратели» приедут…

— Короче говоря, они меня почти до самой осени продержали. Я им картошку выкопать помог, дров наколол на зиму. А они мне дали одежонку кое-какую и денег чуть-чуть, до города доехать. Доехал я до одного старого дружка, доказал ему со скрипом, что это я, и начал новую жизнь… Ну, это уже не так интересно…

Вот в этом Таран был с ним не совсем согласен. Юрке-то было очень интересно знать, чем бывший господин Седых занимается в настоящее время. И, соответственно, хотя бы вчерне прикинуть, чего ждать от этого «человека с того света». Но, судя по всему, период, когда Седой предавался воспоминаниям и позволял Тарану задавать вопросы, подошел к концу.

— Ну вот, — сказал Иван Андреевич, — теперь ты в общих чертах знаешь, как возвращаются из мира иного. Но не всем так везет, понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул Юрка.

— В принципе у тебя передо мной большой должок. Допустим, в том, что вы с Дашкой прошлым летом начудили, когда затоптали не того, кого требовалось, вы особо не виноваты. И в том, что вы с ней не захотели быть жертвенными барашками у Калмыка на помойке, — я вас не виню. Дашке, царствие небесное, я уже все простил, хотя она… тварь продажная. Знаешь, что я тебе лично не могу простить?

— То, что я вам на ферме по лбу заехал? — скромно предположил Таран.

— Это ерунда. За это дело тебе уже вломили как следует. Простить я тебе не могу кейса, который ты унес и отдал твоему командиру Душину.

— Так ведь уже никого из тех, на кого покойный журналист компромат собирал, и в живых нету… — удивился Юрка. — Толку теперь от тех бумажек!

— Хм… — Седой прищурил свои безбровые глаза. — В том кейсе, юноша, не только бумажки были. И не только кассеты с интересными записями. Но еще и ноутбук с жестким диском на 63 мегабайта и дискеты по полтора мегабайта каждая. Там много-много чего записано было. И увы, не только те статеечки, которые этот самый Крылов тискал в нашей областной и центральной прессе, но и другая информация, за которую сейчас кое-кто мог бы не один мильон баксов выложить…

— Даже так?

— Вообще-то, сейчас это уже поменьше стоит. Но не это главное. Если б вы тогда с Душиным не упирались, а быстро отдали кейс, то мы успели бы с фермы раньше свалить. И кейс попал бы куда нужно, а я не приобрел бы всех этих украшений, остался бы при своих, по крайней мере, а может, и кое-какие бабки заработал бы. Благодаря тебе, дорогой друг, я потерял все, что у меня было. «Тайваньку», «Атлет», еще кое-какие точки, квартиру неплохую, дачку, несколько тачек, счета банковские. Любовниц — и тех потерял. Я теперь ни в ресторан, ни в казино не могу сходить, вообще не могу на людях показаться, даже просто на улицу выйти. Чувствуешь, какой на тебе должок висит, а?!

Таран поежился. Да, похоже, что Седой откровенничал с полной уверенностью в том, что Юрка до завтрашнего утра не доживет…

— Страшно стало? — порадовался Седой, заметив волнение на лице у Тарана. — Это хорошо. Люблю, когда меня боятся. Боятся — значит, уважают. Но убивать тебя мне не хочется, как это ни странно. Меня вполне удовлетворит, если ты мне этот должок отдашь. Десять миллионов долларов для ровного счета, включая моральный ущерб.

— Издеваетесь? — спросил Юрка. — Даже если меня всего целиком на запчасти разобрать и за валюту американцам продать — столько не наберется.

— Сейчас я тебя немножко порадую, — ухмыльнулся Седой. — Буду прикидывать, какую пользу мне лично ты принес. Баланс подводить, так сказать. И потихоньку должок списывать. Считаем: Дядю Вову ты замочил? Ты. За это могу от щедрой души списать сразу два «лимона» в «зелени». Хотя, конечно, некоторая часть нашей местной братвы меня не поймет, но меня лично его отсутствие на нашем свете устраивает. Так что остается восемь миллионов долга. Идем дальше. Дачу этого мента поганого Мазаева ты взорвал? Именно так. Хотя, конечно, не по собственной воле, но очень удачно. Сразу четырех гадов, от которых я лично в той или иной степени пострадал, отправил к Аллаху. Скидываем с тебя — остается за тобой должок всего-навсего три миллиона баксов.

— Всего ничего! — саркастически произнес Юрка.

— Погоди! Это еще не все! — оскалил зубы Седой. — Сейчас еще прикину. То, что ты привез своему шефу в подарок Трехпалого и Магомада с племянницами, дало мне возможность их себе прибрать, а они, знаешь ли, больших денег стоят. Лично тебе готов за них отстегнуть по пятьсот тысяч. Итого списываю еще два «лимона». Блин, до чего же я щедрый, а? Как бы самому на бабки не встать… Значит, остается за тобой всего-навсего один мильон баксов. Смешные деньги, правда?