Телохранители для апостола - Шахов Максим Анатольевич. Страница 20

Дальше последовал обмен условными фразами, каждое слово в которых имело особое значение. Пароли всегда выстраивались таким образом, чтобы со стороны беседа двух незнакомых людей в конкретной ситуации не выглядела глупой, не привлекала внимания. И в то же время предполагался обмен такими фразами, которые в обычной беседе и в данной ситуации другие люди не произнесли бы. Хотя бы в таком порядке. Составление паролей искусство, этим занимались серьезные люди, аналитики, и дело это не простое.

В паролях разведчиков всего мира всегда предусмотрены коды, предупреждавшие о конкретной опасности, что связной под наблюдением, предупреждавшие о возможной опасности. Закладывались там коды переноса встречи в другое место и в другое время или коды сообщения, что спутник связника к операции отношения не имеет. В каждом конкретном случае пароль готовился долго, часть паролей была заготовлена и ждала только своей очереди применения в конкретной стране или для конкретных ситуаций. Ведь не всегда есть возможность подготовить встречу двух агентов. Иногда она должна произойти спонтанно. Вот тогда и пускали в ход ранние заготовки.

Сегодня все обошлось без сложностей. Максим вошел в прохладу квартиры, пожал протянутую ему руку. Такое бывало редко, чтобы незнакомые агенты выражали подобным образом симпатии друг к другу. Тем более, если они не принадлежали к выходцам из одной страны. Коблатти явный итальянец, и этот факт должен налагать определенный отпечаток на его отношения с русским разведчиком. Даже если и не называть таких, как Коблатти, предателями, то они ведь все равно работают против своей страны. И при всех оправдывающих их причинах они, как правило, испытывают чувство неудобства от этого.

Коблатти, кажется, был из ряда исключений. Он смотрел на гостя с симпатией и старался казаться радушным.

– Чем могу быть полезен? – нервно сплетая и расплетая пальцы прижатых к груди рук, осведомился итальянец.

– Вы, кажется, волнуетесь? – подозрительно спросил Максим. – Есть основания?

– Нет, нет! Что вы, все хорошо. Никаких признаков опасности, – постарался говорить уверенно Коблатти. – Это… просто моя особенность.

– Мне нужен итальянский паспорт, с которым я мог бы даже пройти таможенный пост в аэропорту. Кое-какое компактное оборудование видео– и аудионаблюдения. И оружие.

Итальянец как-то вздрогнул при упоминании об оружии, но от комментариев воздержался.

– Пройдите, пожалуйста, вон в ту комнату, – предложил он Алексееву. – Я должен вас сфотографировать. Водительское удостоверение вам нужно?

– Желательно, – кивнул Максим и отправился в указанную комнату. Квартира внутри оказалась большой: пять комнат метров по двадцать каждая. – А что вы так напряглись, когда я упомянул об оружии? Боитесь?

– Н-нет, – замялся Коблатти. – Просто… Просто вы должны понять, что я итальянец. И мне не хотелось бы, чтобы вы стреляли в итальянцев, несмотря на то что я работаю на вас.

– Не волнуйтесь, оно предназначено не для борьбы с вашими спецслужбами, – заверил Максим. – Моя работа – борьба с международным терроризмом.

– Это хорошо, это правильно, – с заметным облегчением сказал Коблатти. – Это общая беда всех наций. Я ведь не предатель своей родины, своего народа, вы должны понять это.

– Меня не интересуют мотивы вашего сотрудничества с нами, – пожал плечами Алексеев, усаживаясь в кресло в полумраке комнаты. Окна почти во всех помещениях были задернуты плотными тяжелыми портьерами.

– Я все же вам расскажу, – с напряжением в голосе проговорил итальянец. – Я старый человек, но я не помню последнюю войну. Я родился уже после того, как дуче повесили вниз головой и как у нас высадились американцы. Но мой отец был антифашистом, я его сын от второй жены, он женился уже потом. Но у меня были братья по отцу, которые войну помнили, и отец умирал очень тяжело от ран, полученных тогда. Я понимаю, что значит, когда к власти приходят люди, считающие себя выше других, считающие себя особенными, облеченными властью свыше. Я работаю с вами по убеждению, хотя и не являюсь коммунистом.

– Я тоже, – хмыкнул Максим.

– Не иронизируйте, пожалуйста, для меня это важно, – попросил Коблатти. – Я, и не только я, у нас многие недовольны правительством, нашими чиновниками. Вы не знаете, каково жить в стране, которая погрязла в коррупции, где должности продаются, как товар, как инструмент плотника, которым он будет потом себе зарабатывать на жизнь. Мы живем в стране, где интересы народа утратили ценность. Популизм, игра интересов семейных кланов. Вы не представляете, что у нас разворовывается в стране столько… это соизмеримо с бюджетом страны. Они уже забыли, что за пределами кольцевой автодороги вокруг Рима живет миллионная страна. И там тоже люди! Страна – это не Рим с его банками, ресторанами, правительственными учреждениями. Они принимают дурацкие законы, и даже не скрывают того, что эти законы удобны лишь узковедомственно, не для населения.

– Вы удивитесь, но я представляю, – заверил Максим.

– Да-да, это страшно. Страшно потому, что нет уверенности в завтрашнем дне, а завтра жить нашим детям и внукам. И их развратили, они уже живут только одним интересом – побольше заработать. Мы жили не так. Труд для нас был интересом, благом, гордостью, а сейчас. Я не против своей страны, я не против своего народа, я даже не против своего правительства, хотя и презираю его. Я просто совершенно убежден, что без России современный мир не справится.

– С чем? – осторожно спросил Максим.

– С обстановкой в мире! С потерей духовности, с потерей взаимного уважения и веры друг другу. С международным терроризмом, в конце концов.

– Я не стал бы ставить эту проблему в конец списка, – покачал Алексеев головой.

– Да, просто так получилось, – как-то сник итальянец. – Видите ли, я один из тех немногих современных людей, кто еще помнит, что хребет фашизму сломала именно Россия. Это потом, когда конец гитлеровцев был очевиден, высадились союзники. И я искренне верю, что хребет терроризму сломает тоже Россия.

– Вы слишком многого от нас хотите, господин инженер. Желаете, чтобы мир спасали другие? А сами-то вы что? Извините, но это дело общее. И давайте займемся документами, а то я спешу.

Итальянец засуетился, доставая из шкафа костюм с рубашкой и галстуком. На рабочем столе он открыл ноутбук с присоединенной к нему фотокамерой.

Через два часа Максим вышел на улицу с надежным паспортом и надежной легендой. Звали его Альфонсо Милано, был он уроженцем Сицилии, но большую часть жизни провел в США с приемными родителями, которые десять лет назад погибли в автомобильной катастрофе. Все это проверить крайне сложно. Потом он по той же легенде пять лет служил во Французском иностранном легионе, что проверить, учитывая специфику этой организации, почти невозможно. За ремнем под рубашкой у него торчал пистолет Beretta 92FS Centurion. Модель с укороченным стволом, что делает ее более удобной в скоротечном ближнем бою, и емким пятнадцатизарядным магазином, тоже дает ряд преимуществ.

Вышел Максим не в самом лучшем настроении. Он просмотрел электронную почту и прочитал сообщение Рослякова. Шеф на данный момент вылетел в Италию, но Максиму он приказал заняться еще и розысками Демичева. Из сообщения следовало, что Андрей должен был срочно выйти на связь, но не вышел. Телефон его не отвечает. Звонок в отель ничего не принес – администрация посоветовала обратиться в полицию и других сведений не дала.

Таким образом, место проживания определилось само собой – Отель «Maple Сorsia» на виа Наполе. Максим без труда нашел отель, потому что неплохо знал Рим. Процесс заселения занял не более часа, с учетом обсуждения требований к номеру и уровня обслуживания. Однако осмотреться в номере и приступить к выяснению обстоятельств исчезновения Андрея из этого же отеля Максим не успел – маячок на дисплее его телефона вдруг сместился. Он двигался к границе территории Ватикана в южном направлении. Подхватив популярную у современных деловых мужчин сумку-планшет, в которой находилось собранное Коблатти оборудование, Алексеев выскочил на улицу. Такси остановилось у входа в отель как по мановению волшебной палочки, но Максим покачал головой и пошел вдоль фасада. Не в привычках разведчиков садиться в первую же машину.