Рука в перчатке - Марш Найо. Страница 16

Посмотрев на него с отвращением, Бимбо угостил их выпивкой и поставил пластинку с джазом.

Леонард с умопомрачительным изяществом предложил руку Дезире. Он прекрасно танцевал. «Даже чересчур, — вспоминала она потом. — Ни дать ни взять роскошный жиголо. И разило от него примерно так же: меня чуть с ног не сшибло. Я была в восторге».

Бимбо волей-неволей пришлось составить пару для Моппет, которая подошла к нему с деловым видом. Их развлечения прервало появление остальных «охотников», в том числе Николя и Эндрю, которые вернулись последними и, кажется, остались очень довольны прогулкой.

У Дезире был талант к устройству вечеринок. Иногда они начинались вполне прилично, а кончались эпатажно; порой сохраняли приличие от начала до конца, а очень часто вообще не вписывались ни в какие рамки. Именно последние доставили ей скандальную славу. Но на этот раз все проходило весело и благопристойно: возможно, благодаря Эндрю, который заявил, что хотел бы видеть вечер именно таким.

Все гости увлеченно танцевали, и на часах было четверть второго, когда веселье внезапно прервалось. Бимбо стал менять пластинки, поэтому все хорошо услышали, как где-то в подъездной аллее дралась целая стая собак. Остервенелый лай и злобное рычание, прерываемые душераздирающим визгом, заглушали все остальные звуки.

Дезире равнодушно заметила:

— Собачья свадьба. — И вдруг спохватилась: — Бимбо! Наши псы! Они вырвались!

Бимбо выругался, отдернул шторы и выскочил через балконную дверь на террасу. За ним последовали Эндрю, Дезире и большая часть мужчин.

Николя вышла из комнаты вместе с женщинами и Леонардом.

Драка происходила в самом начале аллеи между припаркованными машинами, и арену битвы озарял свет, падавший из окон. Там царил хаос. Шесть или семь собак грызли друг друга посреди площадки, еще несколько, сцепившись в клубок, катались под машинами. Один здоровенный пес сидел в отдалении и бесстрастно выл, задрав морду к небу, другой носился взад и вперед по аллее, оглашая окрестности истеричным лаем.

Бимбо, Эндрю и кто-то из сторожей поспешили вниз. Трое мужчин кричали, ругались, пинали и расталкивали собак, но толку от этого было немного. Дезире неожиданно бросилась в общую кучу, на секунду исчезла в свалке, но тут же появилась снова, ухватив за шиворот взбесившегося пуделя. Из дома высыпала прислуга, размахивая охотничьими хлыстами и зонтиками, крики людей смешались с собачьим лаем. Вскоре Эндрю отделился от толпы, волоча за ошейники двух разбушевавшихся скотч-терьеров. Это были собаки из Бэйнсхолма; их затолкали вместе с пуделем в чулан, где они продолжали недовольно тявкать и скулить.

Бимбо вынес из дома духовое ружье. Он знаком попросил всех отойти в сторону и прицелился в самый центр площадки. Раздался выстрел, потом жалобный визг, и вся аллея мигом опустела. Вдалеке послышался скорбный вой бросившихся наутек собак.

Только одна осталась на поле битвы. Это была Пикси — запыхавшаяся, довольная, помятая и ошалевшая, с поводком на порванном ошейнике и вывалившимся набок языком. Когда к ней подошел Бимбо, она собрала остаток сил и вцепилась ему в ногу.

VI

На следующее утро Конни с трудом очнулась от тяжелого сна. Еще не придя в себя окончательно, она испытала знакомое ощущение, когда предчувствие чего-то неприятного наваливается раньше, чем успеваешь понять, в чем дело. Секунды две она лежала, жмурясь и зевая. Потом услышала, как ее австрийская горничная прошла по коридору и постучала в дверь.

«Вот черт! — подумала Конни. — Я забыла ей сказать, чтобы она никого не будила».

И тут на нее обрушился весь кошмар минувшего вечера.

Конни не отличалась богатым воображением, но после визита своего брата она легко могла представить, что произойдет с Моппет, если портсигар мистера Пириода не будет найден. Она попыталась урезонить племянницу, но дело, как всегда, кончилось ничем. Моппет беспечно ответила, что Пи Пи и мистер Картелл просто слишком подозрительны. Когда Конни заговорила о дурной репутации Леонарда Лейсса, девушка заявила, что у него было трудное прошлое и она потратила немало сил, чтобы вернуть его на путь истины. Моппет даже пустила слезу и от всей души заверила Конни: теперь все будет хорошо и она полностью ручается за то, что Леонард окончательно исправился.

Если бы Конни лучше разбиралась в людях вроде Лейсса и могла как-то влиять на их поведение, возможно, ей удалось бы изменить ситуацию к лучшему. Не исключено, она Даже смогла бы привить Моппет иные склонности и вкусы. Но увы, у Конни не было для этого ни способностей, ни опыта. Все, что она умела, — это обожать Моппет до безумия и изливать на нее свою бесполезную любовь. С этой девушкой Констанс чувствовала себя так, словно попала в чужую страну, где, как все иностранки, на каждом шагу делала ошибки.

Приняв ванну и одевшись, Конни как в тумане спустилась к завтраку и стала машинально поедать яйца с беконом и почками, которые равнодушно поставила перед ней горничная. Еще не закончив завтракать, она увидела Альфреда, шагавшего по лужайке в шерстяной куртке и матерчатой кепке, с конвертом в руке.

Через минуту он уже стоял перед ней. — Простите, что побеспокоил, мисс, — Альфред положил конверт на стол, — но мистер Пириод попросил передать вам это. Насколько я понял, ответа не требуется.

Конни поблагодарила и, когда он ушел, распечатала конверт.

Прошло несколько минут, а она все еще читала и перечитывала письмо. Недоумение сменилось замешательством, потом тревогой. Наконец, ее охватило жуткое чувство нереальности, и Конни прочитала текст еще раз.

Дорогая моя, что я могу сказать? Только то, что Вы потеряли любящего брата, а я — преданного друга. Поверьте мне, я глубоко чувствую и понимаю, в какое горе поверг Вас этот удар и с каким мужеством Вы его приняли. Если Вы не сочтете это дерзостью со стороны старого чудака, я процитирую две простые строчки, написанные нашей дражайшей герцогиней Рэмптон, истинной викторианкой. Думаю, тот факт, что они остались не опубликованы, не делает их хуже.

О, не ропщи, измученное сердце, о том, что суждено.

Пока живу, живешь и ты, ведь мы с тобой — одно.

Смею надеяться, мы знаем друг друга достаточно давно, чтобы Вы поверили в мою искренность и не стали отвечать на эту слабую попытку выразить то горячее сочувствие, которое я к Вам испытываю.

Искренне Ваш

Персиваль Пайк Пириод.

Когда австрийская горничная вошла в столовую, Конни все еще смотрела на письмо.

— Труди, — произнесла она через силу, — я в шоке.

— Битте?

— Не важно. Я отлучусь из дома. Ненадолго.

Она вышла на улицу, пересекла лужайку и постучала в дверь мистера Пириода.

На Грин-лейн уже собралась кучка рабочих.

Дверь открыл Альфред.

— Альфред, — спросила она, — что случилось?

— Случилось, мисс?

— Мой брат. Он…

— Мистер Картелл еще не встал, мисс.

Конни посмотрела на него так, словно он говорил на неизвестном языке.

— Обычно мистер Картелл встает раньше, мисс, — добавил Альфред. — Вы хотите с ним поговорить?

— В чем… а, Конни! Доброе утро.

Это был мистер Пириод, свежий и пышущий здоровьем, хотя и не столь румяный, как обычно. В его тоне звучала подчеркнутая бодрость.

— Пи Пи, ради Бога, что это значит? — вскричала Конни. — Что вы такое написали?!

Мистер Пириод взглянул на Альфреда, и тот исчез. Потом, помявшись, он взял Конни за руку.

— Ну, все, все, не надо так волноваться, дорогуша.

— Вы с ума сошли?!

— Конни! — пролепетал он еле слышно. — О чем вы говорите? Вы… вы знаете?

— Я должна сесть. Мне нехорошо.

Она села. Мистер Пириод смотрел на нее в замешательстве, прижав пальцы к губам. Он собирался что-то сказать, когда со стороны комнат для прислуги раздался пронзительный женский крик. Затем загалдели мужские голоса. На пороге появился бледный Альфред.