Таинственный труп - Паро Жан-Франсуа. Страница 49

Чтобы Николя как можно скорее попал в Париж, Семакгюс приказал запрягать. Утро сулило дурную погоду на весь день. Неожиданно потеплело, сухой морозный воздух сменился влажным и промозглым. Густой туман, повисший на высоте человеческого роста, искажал окружающие предметы. На полпути к Инвалидам они столкнулись с препятствием: телега угодила колесом в промоину и перегородила дорогу. С громким криком натянув поводья, кучер остановил лошадей, спрыгнул с козел и отправился вытягивать телегу. Николя последовал его примеру; оглядевшись, он с удивлением отметил некоторую странность создавшегося положения. Вокруг не было ни души. Получается, что возница отлучился за помощью? Николя попытался подобраться к телеге, дабы утихомирить тяжеловесную лошадь: с громким ржанием она рвалась из упряжки и била копытами об землю, разбрызгивая вокруг себя грязь. Он ласково пошептал ей в ухо; животное успокоилось и задрожало, почувствовав легкое прикосновение его руки; он нежно погладил ее по морде.

Вытащить телегу оказалось задачей нелегкой. Вокруг по-прежнему не было ни души. По обеим сторонам дороги вперемежку с ветхими хижинами тянулись огороды и заросли кустарника, поодаль прозябали заброшенная стройка и полуразрушенная мельница. Всматриваясь в недостроенное крыло здания, Николя заметил, как из окна его вылетела струйка дыма; прогремел выстрел, и он, ощутив сильный удар в голову, рухнул на землю. Обезумевшая лошадь встала на дыбы, отчаянным усилием дернула повозку и, заскользив на повороте, наконец выдернула колесо из промоины и потащила разболтанную повозку дальше, по грязной обочине. Оглушенный Николя никак не мог подняться. Кучер Семакгюса, бросившись на землю, подполз к нему. Схватив его за воротник, он проволок его по грязи до ближайшей канавы; упав в канаву, они прижались к земле.

— Что случилось, Арман? — спросил комиссар низенького улыбчивого кучера. — Благодарю вас за присутствие духа!

— Хозяин мне никогда бы не простил, если бы я бросил вас в беде. Тем более не убедившись, что вы живы! Нас взяли на прицел, словно кроликов в садке, и намеревались расстрелять по очереди. Вы не ранены, сударь?

— Не думаю… Хотя в голове у меня гудит, словно в ней звонят в огромный колокол.

Поискав глазами треуголку, он увидел, что она валяется в луже посреди дороги. Поднеся руку к голове, он нащупал огромную болезненную шишку. Что все-таки произошло? Похоже, он не ранен, однако… Снова послышались выстрелы, заставившие их еще плотнее вжаться в липкую грязь. А если нападавшие решат подойти поближе, как они смогут защитить себя? Его шпага осталась в экипаже; впрочем, клинок против пистолетов выглядел неважной защитой. Он вспомнил о маленьком пистолете, подаренном Бурдо и спрятанном под полями треуголки, валявшейся в нескольких туазах от него. Впрочем, его единственный выстрел вряд ли смог бы поправить дело, к тому же после показательного выстрела у Полетты он даже не перезарядил его. Внезапно послышалось ржание, а следом топот копыт. Они внутренне приготовились отразить нападение, но шум постепенно удалился, а вскоре смолк совсем, и наступила тишина.

— Увидев, что вы упали, они решили, что их выстрел попал в цель, — пропищал Арман. — Вот они и убрались!

Николя отметил, что кучер был абсолютно уверен, что нападавшие стреляли именно в него. Итак, с насмешкой, словно речь шла не о нем, он подумал, что в очередной раз побывал со смертью на ты. Перебирая пришедшее на ум прочитанное, он вспомнил отрывок из поэмы, услужливо подсказанный ему памятью:

Он забыл имя автора; можно, конечно, было бы спросить у Ноблекура, этого неисчерпаемого кладезя премудростей, которому нужно всего лишь сказать начало стиха, и тот немедленно процитирует его до конца. Неужели ему суждено погибнуть после дружеского ужина, с доверху набитым животом, и вдобавок осыпанным милостями Амура? Да, такой кончине можно позавидовать. Внезапно его охватила смутная тревога. Разве можно радоваться внезапной смерти, пребывая во грехе? В ушах у него тотчас зазвучали проповеди каноника Ле Флока, призывавшего маркиза покаяться. Пробудившийся в нем бретонец задумался, но при мысли о том, что для столь славной кончины ему не хватило лишь крохотного кусочка свинца, пролетевшего мимо его головы, он расхохотался. Кучер взирал на него с изумлением.

— Сударь, с вами все в порядке? Может, позвать на помощь? Если доктор узнает…

— Довольно, давай лучше сядем в нашу лодку и продолжим переправу через Стикс! Все в порядке, мой храбрый Харон! В Париж, и побыстрее!

Направляясь к экипажу, он подобрал свою треуголку и увидел, что на этот раз спасло его. Противник целился метко, но волею Провидения пуля попала в спрятанный под полями маленький пистолет Бурдо и расплющила ему рукоятку. В сущности, он был на волосок от смерти: не хватило всего нескольких миллиметров, чтобы жизнь его оборвалась посреди этого унылого пейзажа. И в первый раз он испуганно вздрогнул. Затем он снова мысленно поблагодарил Бурдо: в тот день, когда инспектор передавал ему этот пистолет, он не знал, что ему суждено не раз спасать жизнь своего владельца. От чего зависит судьба человека? Простое соединение дерева и железа внезапно встают на пути у свинцового шарика! Сколько случайных траекторий вечности изменили свое направление, чтобы этот шарик попал именно туда, куда он попал!

В экипаже, коченея от холода и чувствуя, что грязевая оболочка все теснее сжимает его тело, он попытался привести в порядок свои мысли. Он был уверен, что покушение являлось частью единого замысла, к которому, как он все больше проникался уверенностью, приложили руку англичане. Присутствие лорда Эшбьюри в Париже, тайные происки служащих английского посольства, английские эмиссары и их вечное стремление устраивать заговоры, без сомнения, имели некую цель. Соображения Семакгюса открыли перед ним новые перспективы. Но при чем тут Сартин? Он мог понять интерес министра морского флота к столь важному вопросу, как навигация судов королевского флота. Но почему он ничего не сказал своему бывшему следователю, самому преданному и посвященному в государственные секреты? Почему, если связь между созданием навигационных приборов и смертью заключенного Фор-Левека действительно существовала, Сартин упорно не желал сообщать Николя сведения по этому делу?

При мысли о том, что Сатин, она же Антуанетта, она же мать Луи, могла быть замешана в этом деле, сердце его куда-то провалилось. И еще одна мысль неотступно преследовала его: он не понимал, каким образом его могли выследить в Вожираре? Или в это вновь вмешался случай? Ему казалось, что он оторвался от своих преследователей. Значит… Предположения так и кишели в голове, преумножая боль от полученного удара. Кровь стучала в висках. Объяснений не было. Он вновь вспомнил всю сцену. Он сказал Киске, что отвезет ее в Вожирар, где ей ничто не будет угрожать. После чего она ненадолго покинула его, чтобы справить естественную надобность. О! Для этого вполне могло хватить нескольких секунд. Неужели он прав? Будучи близка с Лавале, она оказалась посвященной во многие подробности дела: вряд ли престарелый любовник таился от девицы столь юного возраста. И еще: она удивительнейшим образом ускользнула от похитителей художника; однако, если посмотреть повнимательней, ее побег был не настолько хорошо продуман, чтобы ее нельзя было отыскать. Или же… А можно ли утверждать, что преследователи были те же самые? Это предположение явно оказалось неуместным, ибо еще больше усложняло картину; однако в урочное время оно, быть может, поможет взглянуть на загадку под другим углом и прояснить ее…

Он ощупал карманы фрака: к счастью, черная записная книжечка на месте. Его даже пот прошиб, когда он подумал, что мог оставить ее в кармане плаща, присвоенного Киской перед тем, как ранним утром тайно покинуть дом Семакгюса. И он отругал себя за то, что пошел на поводу у мелкой плотской страсти. Увы, чтобы отличить добро от зла, надобно смотреть не слишком близко и не слишком далеко. Эрос и Вакх затмили ему разум.