Русалки белого озера - Леонтьев Антон Валерьевич. Страница 10

Он доложил, что им удалось прочитать написанное на листках бумаги, и шеф вместе с главным реставратором тотчас вышли прочь. Анна последовала за ними. Они прошли в комнату, заставленную современной техникой. В глаза ей бросилась большая подсвеченная доска, на которой находились все три листа, извлеченные из часов.

Другой эксперт, давая по ходу действия объяснения технического характера, вывел на большой экран отсканированное изображение того, что было начертано на листках.

– Причем мы снова имеем дело с необъяснимым явлением. А именно – с утроением не только часов, но и записок! Потому что и они идентичны!

Он наложил три электронных изображения записок одно на другое, и стало видно, что линии полностью совпадают.

– Ладно, с этим мы разберемся позднее! – заявил нетерпеливо шеф. – Что там написано? Неужели… Неужели там указан путь к тайнику?

Анна подумала, что подобный вариант ее бы очень даже устроил. Тогда бы не пришлось ехать в «Чертяково», не пришлось бы становиться участницей этой, по сути, преступной акции.

Но в томто и дело: участницей преступной акции она уже стала, как только спустилась на подземный уровень, хотя этого и не желая и ни о чем не подозревая. Как сказал Михаил Аркадьевич – случайностей не бывает!

– Ну, это вам самим судить! – произнес эксперт, навел резкость и движением мышки изменил контраст. Светлая бумага стала темной, а темные линии – светлыми. Эксперт увеличил изображение, и все вперили взгляды в то, что было начертано на записках.

– « Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть вниз». Что за бред?

Но именно это и содержалось в записках. Мужчины снова и снова перечитывали то, что отображалось на экране, а Анна, ни жива ни мертва, стояла, думая, что сейчас упадет в обморок.

Теперь она точно знала, что поедет в «Чертяково». Подругому и быть не могло. Она все еще не верила тому, что видела перед собой на экране. Однако это не был сон. Или галлюцинация. Или идиотская шутка. Это была правда!

– Странно, странно, – качнул головой Михаил Аркадьевич, снимая с подсвеченной доски пакет, в котором находилась одна из записок. – Очень странно!

Он внимательно рассмотрел записку, а потом произнес:

– Конечно, листки придется подвергнуть тщательному анализу, однако на первый взгляд – это ведь конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века?

– Так точно! – отрапортовали Илья и Сергей. – Бумага наверняка того времени, как, впрочем, и чернила, и, соответственно, сама надпись.

– Так в чем же дело? – спросил нетерпеливо Всеволод Романович. – Какая, собственно, разница?

– А такая, Сева! – заявил главный реставратор. – После поверхностного осмотра я тоже склоняюсь к мнению, что это не подделка. Хотя не исключен вариант, что бумага настоящая, двухсотлетней давности, а вот надпись сделана намного позднее. Иного вывода в данной ситуации быть и не может! А что вот вы скажете, Анна Игоревна?

Он протянул ей пакет с запиской, и Анна машинально взяла его. Сделала вид, что внимательно изучает, хотя голова у нее шла кругом. Она снова взглянула на большой экран. А потом перевела взгляд на записку, которую держала в руке. Ей сделалось дурно.

– Думаю, что вы правы, но нужно произвести анализ бумаги, анализ чернил, помимо этого… – начала она и запнулась. Главный реставратор усмехнулся и, взяв у нее записку, ответил:

– Этим и займемся. Однако я буду весьма удивлен, если это подделка. Потому что часы не были подделкой. Отчего же тогда спрятанные в них записки должны быть подделкой? Идентичные записки в идентичных часах!

– Ктонибудь мне объяснит, в чем дело? – спросил отрывисто шеф. – Почему у вас вообще возникли сомнения в подлинности этих цидулек? Ну мало ли кто их туда двести лет назад сунул! Какаянибудь юная княжна или князек баловались, сунули записку, потом забыли и…

Михаил Аркадьевич снисходительно усмехнулся:

– Сева, ты, конечно же, великолепный бизнесмен, но никудышный историк и искусствовед. Хотя здесь не требуется быть ни тем ни другим. Посмотри на содержание записок!

Всеволод Романович с несколько тупым выражением лица уставился на экран и произнес то, что высвечивалось на экране:

– «Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть». И что с того? Только не говори, что это описание того, как найти тайник с кладом! Упасть! Куда упасть? В колодец? С крыши? Оттуда отойти влево? От камня? От дерева? От могилы?

– Не в содержании дело, Сева! – произнес, морщась, Михаил Аркадьевич. – Пока что, во всяком случае. Да, непонятно, о чем идет речь, но это мы рано или поздно установим. Повторяю, не в содержании. А в написании. В орфографии!

Всеволод Романович уставился на короткую фразу, от напряжения даже зашевелил губами, читая ее про себя, и наконец выдавил:

– Что, там ошибка какаято? А помоему, написано все верно! Даже если и с ошибкой, то что с того? Или ошибка – это скрытый указатель, как читать этот шифр? Понял, записка – тайный текст! Как в «Коде да Винчи», так ведь?

Михаил Аркадьевич усмехнулся и заявил:

– Шифр или не шифр, мы это узнаем в свое время. Я вел речь о другом. Записке сколько лет? Двести или около того? Так почему же она написана современным русским языком? А не с учетом тогдашней орфографии?

Всеволод Романович пригляделся к записке, затем ударил себя ладонью по лбу и сказал:

– Как же до меня сразу не дошло, Миша! Ты прав, ты тысячу раз прав! Подделка, как пить дать, подделка! Не мог же ктото в конце восемнадцатого или начале девятнадцатого века писать так, как мы пишем сейчас! Реформа языка когда была?

– В 1918 году, – заметил лаконично главный реставратор. – То есть примерно лет через сто после того, как некто написал эту странную фразу. Первое же предположение – конечно, подделка. Но какой смысл подделывать старинную бумагу и чернила, если фальсификатора с головой выдала его неверная орфография? Точнее, не неверная, а анахроничная.

– Ну, все на чемто прокалываются! – заявил шеф, а Михаил Аркадьевич повысил голос:

– Сева, человек, который приложил усилия, дабы подделать эту записку, должен был учесть и это! В первую очередь именно это! Можно выбрать не тот сорт бумаги, не те чернила. Но написать записку современным русским и выдавать ее за записку двухсотлетней давности – это же курам на смех. Если только…

Он замолчал и уставился на Анну. Та же, скрывая волнение, старалась не смотреть на Михаила Аркадьевича.

– Если только целью автора записки не было привлечь таким образом внимание! Потому что если бы обнаруженная нами записка была написана с учетом тогдашней орфографии, особого ажиотажа она бы не вызвала. Как ты сам и сказал, Сева: цидулька, нацарапанная ребенком. А так – это сенсация! Причем мировая! Если, конечно, выяснится, что бумага и чернила настоящие. Кстати, вы ведь, кажется, хотите чтото сказать, Анна Игоревна?

Сказать Анна ничего не хотела, наоборот, она желала ничего не говорить. Она снова перевела взгляд на экран с изображением текста записки.

Потому что она или сошла с ума, или видела кошмар. Или, не исключено, сошла с ума и видела кошмар, находясь при этим в состоянии комы гденибудь в психиатрической лечебнице.

– Да… – произнесла она хрипло. Откашлявшись, она продолжила: – Я хотела ответить на ваш вопрос. Конечно же, я приму ваше предложение. И поеду в Чертяково. И сделаю все, что от меня зависит, дабы найти…

– Отлично! – прервал ее Михаил Аркадьевич. – Другого ответа от вас я, собственно, и не ожидал. Но вы ведь хотели сказать чтото по поводу записки. Или я ошибаюсь?

– Ошибаетесь, – подтвердила Анна, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Она могла сказать много, но тогда ей точно не покинуть подземного этажа. Потому что то, что она намеревалась сказать, было не просто сенсационно или невозможно. Оно было простонапросто ирреально.

– Ну что же, такое тоже случается. Хотя и редко! – провозгласил Михаил Аркадьевич. – Илья, Сергей, немедленно приступайте к анализам. Результаты нам нужны в течение трех ближайших часов.