Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич. Страница 28

Он не хвастался, говоря Шмяку, что кое-что смыслит в информатике и программировании. Правда, хакерство как таковое он бросил в возрасте тринадцати лет, но теперь, похоже, пришло время тряхнуть стариной. Задача перед ним стояла не шибко сложная, и вскоре он уже изучал содержимое жесткого диска компьютера, в который проник без ведома владельца.

Нужная папка отыскалась без труда. Наудачу открыв первый попавшийся файл, Женька вздрогнул: с экрана на него смотрел Шмяк – правда, помолодевший лет на двадцать, но, несомненно, он собственной персоной. На Шмяке был офицерский китель с красными петлицами, полковничьими погонами и россыпью каких-то значков и медалей на груди. Его широкая физиономия имела преувеличенно серьезное, отсутствующее выражение, как у всех, кто фотографируется на документы. Подпись под фотографией гласила: «Прохоров Георгий Ильич, полковник внутренних войск МВД СССР, в 1986–1991 гг. сотрудник центрального аппарата МВД».

«Почему Прохоров? – изумился Женька и тут же ответил себе: – По кочану. Нашел чему удивляться!»

Колебание было непродолжительным. Пальцы тихонько, будто тайком от хозяина, легли на клавиатуру и проворно забегали, набирая коротенькое сообщение. Не дав себе времени одуматься, Женька навел курсор мыши на табличку с надписью «Отправить» и щелкнул левой кнопкой.

Сообщение ушло, и это означало, что Женька Соколкин сделал очередной шаг по стезе совершения необратимых поступков. Причем этот, второй шаг был намного шире первого.

Глава V. Карта-невидимка

Андрей Липский загнал машину на заснеженную стоянку перед подъездом и затормозил. Фары осветили высоченный, по грудь взрослому мужчине, смерзшийся до каменной твердости и припорошенный сверху свежим снежком сугроб, навороченный дворницкими лопатами. Даже не выходя наружу, Андрей точно знал, что расстояние между передним бампером его машины и этой твердой, как бетон, снежной стеной не превышает одного сантиметра: проблем с парковкой он не испытывал с тех давних пор, когда сидел за рулем свои первые полгода.

Вслед за его «шкодой» во двор въехал и остановился поодаль, чуть слышно ворча мощным движком и мрачновато посверкивая ксеноновыми фарами, знакомый черный «рейнджровер». Из-за этого дорогостоящего корыта Андрей вот уже неделю чувствовал себя как собака с привязанной к хвосту консервной банкой. Хуже всего было то, что он даже не мог высказать свое недовольство: не хотелось выглядеть неблагодарным, а уж сполна получить то, что причиталось ему за статью о почтово-багажном вагоне и покойном министре внутренних дел, не хотелось и подавно.

Из внедорожника вышли двое прилично одетых мужчин, и Андрей поймал себя на том, что уже начал запоминать ежедневно сменяющих друг друга охранников в лицо. Эта смена сопровождала его уже третий раз. Из-за бьющей в глаза разницы в телосложении Андрей про себя называл их Слон и Моська. Слон остался на стреме, а Моська, быстро оглядевшись по сторонам, нырнул в подъезд. Андрей заглушил двигатель, погасил фары, закурил и стал ждать.

Поиски, за которые он взялся по просьбе Виктора Павловича Стрельникова, продвигались ни шатко ни валко. Из предоставленной Стрельниковым информации следовало, что иначе и быть не могло: объект, судя по оказавшимся в распоряжении Андрея скудным сведениям, был тертый калач и умел играть в прятки. Стрельников признался, что потратил на его поиски почти полтора десятка лет, и это уже само по себе было довольно интересно: кем надо быть, чтобы пятнадцать лет, как на суслика, охотиться на ушедшего в глубокое подполье полковника внутренних войск? Факт, что не рядовым обывателем; судя по некоторым признакам – например, по наличию в распоряжении Виктора Павловича маленькой частной армии, – до недавних пор Стрельников имел непосредственное отношение к спецслужбам и достиг на этом поприще немалых высот.

Разумеется, Андрей задавал дополнительные вопросы, и на некоторые из них Стрельников, к его удивлению, согласился ответить – надо полагать, в интересах дела. Он сообщил, что изначально разыскивал растворившегося, как кусок рафинада в стакане с кипятком, полковника внутренних войск Прохорова по заданию руководства, – какого именно руководства и чем оно, собственно, руководило, журналиста Липского, по его словам, не касалось. Предполагалось, и притом не без оснований, что Прохоров руководил вывозом из Москвы части золотого запаса компартии и может пролить свет на его дальнейшую судьбу. Полковник Прохоров явно не горел желанием проливать свет на что бы то ни было и бегал от ищеек по всей стране, как находящийся в федеральном розыске матерый рецидивист, раз за разом оставляя преследователей с носом.

Время шло, руководство менялось, но его интерес к объекту поисков не ослабевал. Да оно и немудрено: все-таки вагон золотых слитков – это не потерявшаяся группа туристов и не застрявшие в плену у каких-нибудь талибов заложники; вагон золота – это, товарищи, стимул, причем достаточно мощный, чтобы десятилетиями финансировать поиски человека, которого, вполне возможно, давно нет в живых.

Пару лет назад Стрельникову и его группе снова удалось напасть на след неуловимого экс-полковника. Но тут пресловутое руководство сменилось в очередной раз и, изучив собранный Стрельниковым материал, пришло к выводу, что данное расследование необходимо прекратить, а накопившиеся бумаги по делу сдать в архив. Таков, по крайней мере, был отданный ему приказ; о настоящих выводах и намерениях нового начальства Виктору Павловичу оставалось только гадать, но он подозревал, что тут все не так просто, как выглядит на словах. Во главе спецслужб, по секрету сообщил он Андрею, никогда не стояли романтики с фанатичным блеском в глазах, готовые с радостью принести свою жизнь на алтарь служения Отечеству. Но нынешние, сказал он, – это что-то новое, доселе невиданное; глаза у них, как у снулых карпов, и, если в этих глазах что-то отражается, так это не эмоции и мысли, а всего лишь цифры, какие можно увидеть в окошечке работающего кассового аппарата.

Коротко говоря, у Стрельникова сложилось совершенно определенное впечатление, что руководство решило прикрыть разрабатываемую им тему с одной-единственной, не слишком благовидной целью: официально признать так называемое золото партии несуществующим, чтобы затем с использованием служебного положения в целях личного обогащения все-таки разыскать его и прибрать к рукам. А чтобы господин Стрельников не помешал осуществлению этого плана, его аккуратно выперли на пенсию – по возрасту, состоянию здоровья и в связи с недостаточным пониманием стратегических целей и задач возглавляемого им подразделения в свете изменившейся геополитической обстановки.

Разумеется, Стрельникова такая формулировка не оставила равнодушным: он взъярился и положил себе во что бы то ни стало обойти этих рвачей, разыскать Прохорова и извлечь из него информацию о местонахождении золота – если понадобится, даже при помощи тисков, паяльника и прочих приспособлений, которых за века развития пыточного искусства человечество изобрело более чем достаточно.

Совсем недавно его людям удалось разыскать человека, который располагал кое-какой информацией о нынешнем местонахождении Прохорова. По его словам, тот намеревался в течение какого-то времени отсидеться в одной из столичных частных психиатрических клиник, где, как он полагал, его никто не станет искать. Что это за клиника и где она расположена, источник сообщить не успел: на условленную встречу он не явился, а вскоре его нашли мертвым со следами пыток на теле. Из этого печального происшествия Стрельников сделал резонный вывод, что его противники не дремлют и, используя его собственные наработки, движутся с ним буквально ноздря в ноздрю.

Дальнейшее можно было не объяснять. Господину Стрельникову нужен был грамотный, заинтересованный человек со стороны, чтобы, не привлекая к себе ненужного внимания, обследовать все столичные и подмосковные частные дома скорби. Эта роль представлялась Андрею Липскому не шибко почетной и завидной, однако Стрельников платил не только деньгами, но и информацией, причем именно той, которая Андрея в данный момент больше всего интересовала.