Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич. Страница 6

– М-да, – сказал Шмяк. – Дурак он, твой блогер. Ему за такую писанину могут запросто голову носом к пяткам повернуть.

– Да ну, что тут такого? – не поверил Женька, собирая на поднос грязную посуду. – Хотя… В новостях написано, что он куда-то пропал.

– Золото партии ищет, – насмешливо предположил Шмяк. Он снова хлебнул из фляжки, и Женька заметил, что с каждым разом ему приходится все дальше запрокидывать голову: фляга пустела, но можно было не сомневаться, что, как только у Шмяка возникнет такая потребность, она снова окажется полнехонька. – Ну, чего забеспокоился? Ничего ему не сделается. Небось завис у какой-нибудь бабы, а то и нарочно спрятался, для саморекламы – для пиара, как теперь говорят. Его счастье, если так. Зря он это, не надо бы ему серьезных людей дразнить…

Лицо его, и до того красное, вконец налилось кровью, язык начал заплетаться, и Женька понял, что разговор пора закруглять.

– Ты давай, Иваныч, двигай потихонечку, – подтверждая его догадку, сказал Шмяк. – Больным после обеда тихий час полагается, а тебя, наверное, мать уже обыскалась.

Женька не стал спорить, хотя ему вдруг показалось, что Шмяк мог бы, а главное, был не прочь рассказать что-то по-настоящему интересное – не про то, как Фидель Кастро лично подарил ему собственную кепку, и не про то, сколько раз и при каких обстоятельствах он выпивал с первыми лицами государства, а о чем-то, что было на самом деле. Собрав посуду, он подхватил поднос и направился к выходу. Шмяк опередил его, жестом заставил остановиться и, приникнув ухом к щели, некоторое время вслушивался в тишину за дверью. Потом, убедившись, что все спокойно, разблокировал ручку, отпер замок и приоткрыл дверь. Протискиваясь мимо него в узкую щель, Женька уловил густой, тяжелый запах перегара и уже далеко не впервые подумал, что такое лечение Шмяка до добра не доведет.

– Одевайся, – сказала Марта, ставя сумку на кровать. – Я заскочила к тебе домой, похватала, что под руку подвернулось, так что не обессудь.

– А мои вещи? – удивился Андрей. – Я же был во что-то одет…

– Забудь, – коротко посоветовала Марта. – Я тебя в этой заскорузлой рванине в машину не пущу. Даже в багажник.

– А…

– Карманы я проверила, там ничего нет, кроме табачных крошек.

– Черт, – сказал Андрей. – Паспорт, права, документы на машину… Черт. Телефона жалко, теперь придется полгода контакты восстанавливать.

– Нормальные люди держат в ящике стола записную книжку, – сообщила Марта. – Послушай, у меня не так много времени…

– Извини, – сказал Андрей, торопливо стягивая через голову нательную рубаху с черным казенным штампом на подоле, – я сейчас.

Лицо Марты слегка дрогнуло, когда она увидела страшные черно-багровые кровоподтеки на его спине и ребрах. Впрочем, слабость была недолгой, и уже в следующее мгновение Марта стала прежней Мартой – прямой, как копье, красивой, как богиня, и холодной, как подвергнутый глубокой заморозке кусок говяжьей вырезки в витрине супермаркета. Она уже давно бросила заниматься уголовными делами, но на ее умение держать себя в руках это никак не повлияло.

Через пять минут они уже садились в машину. Марта водила компактный внедорожник «тойота» серебристого цвета – не шибко статусный, но зато новенький, надежный, очень удобный и в меру экономичный. Отвергнув предложение прилечь, Андрей кое-как устроился на переднем сиденье, после неизбежного напоминания пристегнулся ремнем безопасности и осторожно положил забинтованный затылок на подголовник спинки. Машина была припаркована у дверей приемного отделения – чуть в стороне, чтобы, упаси бог, не создать помеху подъехавшей карете скорой помощи, но достаточно близко, чтобы контуженный в неравном бою за правое дело любимый хомячок Марты по дороге к ней вдобавок к своим боевым ранениям не подхватил еще и простуду. Двигатель запустился с полоборота и мягко, чуть слышно заурчал под капотом. Марта включила передачу, и машина, с хрустом давя колесами комья мерзлого снега, покатилась прочь от скорбной юдоли.

– Ну, и как, позволь узнать, тебя угораздило? – выехав за ворота и включив третью передачу, спросила Марта.

Андрей немного помедлил с ответом. За совершенным, как у мраморной античной статуи, лбом его бывшей жены, помимо массы других полезных вещей и устройств, располагался суперэффективный, никогда не дающий сбоев детектор лжи. Липский знал, что на свете есть немало людей, способных обмануть полиграф. С некоторыми из них он даже был знаком, но человека, который мог бы провести Марту, среди них не было, и Андрей подозревал, что этот герой, как говорится в одной русской сказке, «еще не родился, а если родился, так на бой не сгодился».

Кроме того, ложь в данном случае представлялась абсолютно бессмысленной.

– Это из-за моей статьи, – невнятно и шепеляво выговаривая слова, признался он. – Вернее, из-за серии статей.

Марта едва заметно, но явно сочувственно поморщилась. Но сочувствие сочувствием, а щадить его она явно не собиралась.

– Тема? – спросила она.

– Золото партии. Видишь ли, есть основания предполагать…

– Побереги дыхание. Знаю. Читала.

– Польщен, – не кривя душой, сообщил Липский.

– И совершенно напрасно, – прозвучало в ответ. – Статьи твои – полнейший бред. Удивляюсь, как это кто-то взял себе за труд отреагировать на них подобным образом.

– Не скажи, – зная, что спорить бесполезно, возразил Андрей. – Согласись, в моих предположениях есть логика.

– Есть, – легко согласилась Марта. – Только не надо забывать, что логика – это всего лишь инструмент. Вроде зубила, с помощью которого можно превратить кусок мрамора в прекрасную статую или в груду ни на что не годного щебня.

– Образно, – похвалил Липский. – И притом в точку. Только я почему-то сомневаюсь, что груда ни на что не годного щебня могла послужить причиной такого обращения с моим хрупким организмом. Полагаю, я каким-то образом ткнул их в больное место и весь набор увечий, который ты в данный момент наблюдаешь, есть не что иное, как знак признания моих заслуг.

– То есть ты напал на след, подошел вплотную к разгадке и тебя решили остановить, – глядя на дорогу, ровным голосом произнесла Марта. Сняв правую руку с баранки, она закурила длинную тонкую сигарету. Андрея замутило, и Марта погасила сигарету раньше, чем он успел ее об этом попросить. – Извини. А ты не думал, что тебя отделали какие-нибудь гиперактивные люмпены, стоящие на платформе КПРФ?

Андрей снова помолчал, прислушиваясь к тому, как слабеет и отступает тошнота.

– Не думал, – признался он. – Честно говоря, я еще ни о чем не успел толком подумать. Мне четко дали понять, что в интересах сохранения здоровья эту тему лучше оставить. Это все, что я знаю. Но полагаю, что упомянутые тобой люмпены не стали бы пыхтеть с риском засыпаться, волоча меня почти из центра Москвы сюда, в Клин, а просто бросили бы на месте. Представь, мимо скольких полицейских постов им пришлось меня протащить… Да о чем я говорю! Среднестатистическому люмпену, прежде всего, не удалось бы меня вычислить. Да и разговаривали они не как пролетарии.

– Кстати, о полиции, – сказала Марта. – К тебе уже приходили?

– Как ни странно, да.

– Ты написал заявление?

– Нет, – односложно ответил Андрей.

Как он и опасался, ограничиться простым отрицанием ему не дали.

– Правильно, – сказала Марта. – Напишешь в Москве. Справку о состоянии твоего здоровья я взяла, остальное – дело техники…

– Нет, – повторил Андрей.

Пехота спешно занимала стрелковые рубежи; артиллеристы притаились за броневыми щитами, сжимая в кулаках запальные шнуры; танки, ревя моторами, выползали на исходные позиции; штурмовики звено за звеном уходили в хмурое пасмурное небо. Прозвучавшее коротенькое слово сигнальной ракетой зависло в вышине, роняя искры; сигнал к атаке был дан, и Андрей наслаждался последним мгновением тишины перед началом сражения, к которому не был готов.

– Что значит «нет»? – удивилась Марта. Атака началась. – Ты что, намерен вот так все это оставить? Не думаю, что это разумно. Я не занимаюсь уголовными делами, но для тебя по старой памяти могу сделать исключение. У меня есть знакомые в полиции и прокуратуре… Ты, вообще, понимаешь, что тебя могли убить?!