Наследство хуже пули - Зверев Сергей Иванович. Страница 25

Она сказала: «Я люблю тебя». Она хочет, чтобы он пришел к ней хотя бы в смерти, чтобы им никогда более не пришлось расстаться…

Он готов был дать отрубить себе руку, чтобы вспомнить хотя бы минуту, проведенную рядом с этой женщиной. Но память, эта верная все годы память отказывалась работать на воспроизведение, схватывая, как мозг младенца, и навсегда запечатлевая только текущие события. Девять дней жизни вылетели в трубу, туда, куда едва не умчалась эта невероятной красоты женщина.

Она сказала: «Кейс». Он помнит его, он летел с ним в Россию. Не тот ли это кейс, что он видел… находясь в бору у ордынского вокзала, ожидая людей Холода? Он видел ее, плачущую и двигающуюся по дороге. Она ведет к реке. То есть – к мосту. И она бросила в воду кейс?

Он знал, что в нем лежит, потому что лично укладывал содержимое перед отлетом из Америки. Данные на Мальковых, банковские реквизиты, формуляры, бланки для дактокарт… Вайсу нужен счет, куда он якобы перевел деньги. Хотя почему – якобы? – он явно перевел, если французский банк перечислил, а деньги Малькольму не поступили.

Эх, знать бы, почему впервые в своей практике службы на Малькольма он, Андрей Мартынов, солгал и завладел чужими деньгами!

Когда женщина задышала и освобожденные от скотча губы ее широко раскрылись, набирая в переполненные углекислотой легкие воздух, Мартынов вздохнул и откинулся на стуле.

Он был спокоен, когда к нему приближался убийца в очках, потому что знал наверняка – Маша говорила, потому что помнила и знала. Он же будет говорить, вероятно, много, но вряд ли восхитит этим ожидания Вайса.

Игла вошла в вену легко. Этот мерзавец хорошо знал свое дело…

– Что, взяли, придурки? Ниггеры долбаные, четверо рэперов на одного – это не по-нашенски, не по-сибирски! Нехорошо на русского пацана посреди Куинн ночью нападать!.. Чего сидим, рты раскрыли? Часы, деньги, перстни на землю!.. А теперь скидывай одежду, я пущу вас по 125-й стрит в одних трусах!.. Пусть копы разбираются… Жалуйтесь теперь куда хотите…

– А его нельзя заставить по теме говорить? – сказал Вайс Томилину, и тот перевел врачу.

– Это не флэш-карта, это кетамин, – перевел слова медика тот. – Его сознание само темы выбирает. Самые яркие из тех, что он помнит.

– И долго это будет продолжаться?

– Он говорит, что сердце у нашего героя крепкое, выдержит долго, – отводя взгляд от очкастого, сообщил Тимсон.

– Ну, тогда, пожалуй, подождем… – согласился Вайс. – Только скажи доктору, что, если его пациент нечаянно ноги протянет, я ему голову отрежу. И пусть за девчонкой на кровати присматривает…

Мартынов сидел на стуле с бледным, словно посыпанным пыльцой лицом и шевелил губами. С уст его срывались фразы, но ни одна из них так и не смогла заинтересовать Вайса настолько, насколько заинтересовала последняя, совершенно не относящаяся к делу, которым он занимался сейчас.

– The secretary Malckolm Sondra in comparison with Mrs. Wise… queen sprint… Same the long, long… on the crossed district is necessary…[6]

– Сукин сын! – побледнев не хуже испытуемого, взорвался Вайс. Схватив со стола стеклянную вазу, он размахнулся в сторону головы Мартынова, но в последний момент переменил решение и направил сосуд в стену. – Проклятый сукин сын!! Черт, черт!.. Черт!! Пусть скажет, когда и где! – Схватив летающую в поднебесье русскую душу за шиворот, он уставился в сторону доктора. – И сколько раз!..

– Шеф… – с укором пробормотал Уилки.

С трудом справившись с яростью, Вайс оттолкнул от себя ватное тело и быстро подошел к окну. Случилось неприятное. И дело даже не в том, что теперь о Рене Вайс, австралийке по происхождению, писаной красавице и супруге Фитцджеральда Вайса, пойдут разговоры. Проблема в том, что он, Вайс, стал кровником Мартынова. Профессионал своего дела, он прекрасно понимал, что значит личная неприязнь в бизнесе. Теперь же выходило, что Мартынов его кровный враг. Фитцджеральд Вайс уже давно хотел распрощаться со своей Рене, уж слишком она была открыта для общества «Хэммет Старс». И только что выяснилось, что открыта она была даже более того, что выводило из себя Вайса.

Заставив себя успокоиться и разумно рассудив, что он долго искал поводы для развода и теперь нет необходимости мучить себя поисками таковых, он закурил и с улыбкой на лице развернулся к комнате.

– Уложите его на кровать напротив. Через час они придут в себя, и мы отправимся туда, откуда только что приехали. Будь проклята эта российская глубинка…

Когда Вайс говорил о том, что Маша и Мартынов будут в состоянии мыслить, он не подозревал, что это произойдет очень скоро. Точнее, он не подозревал, что так скоро очнется Мартынов. Но не минуло и получаса, как тот стал слышать разговоры в реальном времени. Не торопясь открывать глаза, он лежал и слушал, о чем говорят в номере. Еще через полчаса, когда ему стал понятен маршрут и цель предстоящего путешествия, он попросил воды и распахнул веки.

«Интересно, чего я наболтал в коме…» – подумал Мартынов, разглядывая на правах еще не до конца проснувшегося человека таинственный блеск в глазах Вайса.

– Что с женщиной? – спросил Андрей.

С ней было все в порядке. Лишь бледность кожи и поблекший взгляд свидетельствовали о том, что она не совсем здорова. Когда она усаживалась в машину и продвигалась дальше, уступая место Андрею, вряд ли ей даже приходило в голову, что всего полтора часа назад, чтобы запустить ее сердце, ей вводили атропин.

Джип миновал пределы города, выехал на трассу, и перед Мартыновым замелькали дорожные указатели. Восемьдесят из ста километров все ехали молча, погруженные в свои, неведомые другим думы. Когда же до Шарапа оставалось не более десяти километров, Мартынов не выдержал и заговорил первым:

– Вайс, у меня складывается впечатление, что ты точно знаешь, что делаешь. Куда мы едем?

– К дому, где растет огромная сосна, по которой можно забраться на небо.

– И вы знаете, где этот дом?

– Мы там были прошлой ночью. Да и вы там бывали частенько, любезный.

– Чего это вы меня называете любезным?

– Навеяло, – отозвался, не поворачиваясь, Вайс. – Наша спутница рассказала еще очень многое, после того как стали говорить вы, уйдя в забытье…

Подумав немного, он все-таки обратил свой взгляд на Мартынова.

– Теперь я верю, что вы потеряли память. Слушая женщину и представляя себя Мартенсоном, тем Мартенсоном, которого я знаю, мне трудно было бы понять такую вашу выдержку. Но что-то мне подсказывает, что вы обязательно вспомните. Наш друг лекарь сказал, что срочная амнезия не может длиться вечно и процесс воспоминаний возвращается, едва больной окажется в стрессовой ситуации, сходной той, что явилась причиной амнезии.

Мартынов вгляделся в дорожный указатель. «91». Еще некоторое время он сидел с безразличным лицом, но когда цифры на очередном указателе сменились на «92», он вдруг побледнел и стал вглядываться в дорожное полотно.

«Сердце! Оно бьется чаще, и пульс уже превысил сотню ударов», – подумал он и машинально взялся за грудь рукой.

Закрыв глаза, он увидел странную картину.

Навстречу ему движется огромный бензовоз.

Ничего необычного. Это просто бензовоз.

Мартынов открыл глаза и несколько раз сжал веки. Видение исчезло.

Не выдержав любопытства, он снова их сжал и в ту же секунду различил выезжающий из-за цистерны грузовик «Вольво», в стеклянной кабине которого хорошо различалось искаженное ужасом лицо водителя…

Мартынов снова раскрыл глаза, увидел свет и прижал пальцы к вискам. Видение было столь реалистично, что пальцы задрожали и на лбу выступили бисеринки пота.

Сжав виски, он сжал ресницы и увидел, как из-за «Вольво», совершая двойной обгон, выезжает желтый броневичок с зеленой полосой службы инкассации.

– Что это? – глухо бросил он, указывая на выжженную землю справа от дороги.

– Десять дней назад здесь произошла авария, – едва слышно отозвалась девушка. – Бензовоз столкнулся с «девяткой» и инкассаторской машиной…