Семья в законе - Колычев Владимир Григорьевич. Страница 4

Зато в директорской приемной все как у людей – и компьютер включен, и красавица Карина уже складывает на мониторе тетрис. Завидев начальника, она мило улыбнулась, но со своего места не поднялась, лишь слегка обозначила стартовое движение. Пышные волосы, большие глаза под цветными линзами, эротический аромат духов.

Еще вчера Карина поднималась ему навстречу в полный рост, но тогда между ними ничего не было, кроме ожиданий. А вчера Эдуард повез девушку домой, но так вышло, что они оказались за городом... Сейчас ему казалось, что иначе и быть не могло.

– Ты что там, голых мужиков разглядываешь? – кивнув на экран монитора, спросил он.

– Ну что ты, Эдик! – с жеманным притворством протянула девушка.

– Я же просил, на работе по имени-отчеству, – поморщился он.

– Да, Эдик... То есть, Эдуард Михайлович.

– И кофе, пожалуйста. Покрепче и без сахара...

Лихопасов любил выкурить утром сигару, сдабривая одну табачную горечь другой, тоже табачной. Начнет он с легкой, ямайской сигары, а после обеда возьмется за мексиканскую, будет смаковать ее под аперитив; ну а вечером в ход пойдет еще более тяжелая, кубинская... Для настоящего ценителя сигар всему свой черед. А Эдуард считал себя ценителем. Хотя, если честно, сигары он курил больше для престижа, нежели из удовольствия. И церемония этого «священнодействия» порой казалось ему фарсом – эти хьюмидоры, гигростаты, гильотинки, пробойники, щепки для прикуривания, специальные пепельницы... Уж куда приятней сунуть в рот обычную сигарету «Мальборо», прикурить от зажигалки, глубоко затянуться, чтобы взбодрить и вместе с тем успокоить сознание.

И все-таки он достал сигару из хьюмидора, срезал кончик. Но щепу поджигать не стал. Сначала дождался Карину, которая подала ему кофе.

– Может, еще чего-нибудь? – кокетливо спросила она, прижав руки к груди так, как собачка, вставая на задние лапы, поднимает передние.

Еще и бедрами качнула, будто песик хвостиком махнул.

– Ну, не с утра, – неуверенно мотнул он головой.

Карина вдохновляла его на воплощение самых смелых фантазий, но для начала он должен хотя бы выкурить сигару. Сначала дело, потом удовольствие...

– Можно и чуть позже, – гривуазно повела она тонко выщипанной бровью.

– Вот-вот, попозже...

Щепка догорала в руке, но Эдуард ждал, когда Карина уйдет. Но девушка не торопилась покидать кабинет. Руки опустились ниже, пальцы теребили пуговицу кофточки. Стоит, с ноги на ногу переминается. Своим подозрительным поведением она, казалось, подготавливала своего шефа к неприятной неожиданности.

– Эдуард Михайлович, у меня проблема тут. Зарплата только через две недели, а у меня деньги закончились...

Вот тебе и зубная боль, с досадой подумал Лихопасов. И жена с ее стоматологическим креслом здесь не помощник, скорее наоборот.

– Сколько?

– Ну, долларов двести.

– До зарплаты? – в лоб спросил он.

– Э-э, ну да... – неуверенно ответила девушка.

Ей бы сейчас две запрошенные сотни получить, а, схватившись за них, как за синицу, она со временем затребует журавля... Эдуард прекрасно понимал, что за все нужно платить, по этому принципу он жил и сам. Но деньги доставались ему нелегко, и щедрость никогда не была его недостатком.

Две стодолларовые бумажки он вынул из бумажника так, будто часть души отдавал дьяволу в заклад. И думал о том, что неплохо было бы получить эти деньги обратно. Но ведь Карина же не отдаст, так же, как он и не сможет вернуть ей вчерашний вечер, когда они были близки. Может, провести эти деньги через бухгалтерию, как аванс к зарплате? Но тогда Карина оставит его без сладкого. А если еще и пожалуется, тогда совсем худо будет.

– Ты знаешь, я тут подумал, – нерешительно сказал он. – Может, тебе оклад поднять? На двести долларов, а?

– Эдуард Михайлович! – просияла девушка.

– Ну а что, работаешь ты хорошо...

– Даже не знаю, как вас отблагодарить!

– Знаешь, знаешь. А если забыла, то могу напомнить.

– Сама вспомнила, – жантильно зарумянилась она.

И шагнула к нему, но Лихопасов сначала осадил ее движением руки, а затем выпроводил за дверь.

Раскуривая сигару, он думал о том, как ловко обманул девушку. Он не станет ей ничего говорить, а через две недели она сама узнает, что ее новая зарплата урезана как раз на те самые двести долларов. Эти деньги он, разумеется, положит в свой бумажник.

Но настроение все равно не улучшилось. Сигара казалась какой-то прелой, кофе пах клопами. А тут еще дверь в приемной хлопнула, и Карина подозрительно вскрикнула. С шумом опрокинулось кресло, открылась дверь в кабинет, и Лихопасов увидел двух атлетов, чье появление, как обычно, не сулило ему ничего хорошего.

– Рэкет не вызывали? – громыхнул басом Семен.

Парень отличался необычным строением головы. Сверху она была зауженной, от линии глаз резко расширялась, а затем плавно уменьшалась по ширине, в районе подбородка сливаясь с могучей борцовской шеей. И уши у него были такие большие, что голова напоминала кувшин, поставленный на постамент из дубового бревна.

Вытянув голову вперед, он повел мощными плечами, отчего дорогой клубный пиджак на нем затрещал по швам.

– Что, не вызвал?! – осклабился Ждан. – Тогда за ложный вызов кучу бабла!

Он был еще более громадным, чем Семен, но выглядел почему-то не так внушительно. Может, потому, что черты лица у него были более мягкие, размытые, и в глазах не хватало той непоколебимой уверенности, которой отличались его старшие братья. И еще – походка у него недостаточно твердая, его все время заносило куда-то в сторону, отчего он цеплялся за предметы, которые, казалось, не стояли у него на пути. Вот и сейчас он умудрился опрокинуть журнальный столик, находившийся в метре от линии, по которой он двинулся к Эдуарду.

Братья всегда начинали визит этой незатейливой сценкой с рэкетирами. Семен был далеко не глуп, чтобы не понимать, насколько истерта эта присказка, но, казалось, ему доставляло удовольствие терзать слух Эдуарда, которому ничего не оставалось, как отвечать на весь этот фарс любезной улыбкой. От братьев он зависел, как цирковой пони от дрессировщика с бичом.

Семен первым занял место за приставным столом. Неповоротливый Ждан мог сесть рядом, но и его уже тянуло к тому креслу, в котором развалился брат. Остановиться он вовремя не успел, и всей своей массой навалился на Семена, едва не опрокинув его на пол. Тот воспринял это как нечто неизбежное; насмешливо глянул на Ждана, но ничего ему не сказал. Зато заговорил с Эдуардом:

– Ну что, толстяк, как поживаешь? – спросил он, нехорошо сощурившись.

– Как поживаешь? – усевшись-таки в свободное кресло, вторил ему Ждан.

– Э-э, нормально, – смущенный таким началом, пробормотал Эдуард.

Во-первых, он не толстяк. Ну, есть, конечно, лишний вес, но это за счет легкой упитанности, но никак не ожирения. А то, что в спортзалах он не пропадает, как братья Бурыбины, так ему пудовые бицепсы и не нужны. Да и легкие у него слабые – быстро задыхается.

– Классную ты себе секретутку нашел, – зловеще продолжил Семен.

– Ага, классную! – повторил Ждан.

– Э-э... Ну, это было не трудно... – нервно поправив галстук, отозвался Лихопасов. – Старобоярск большой, красивых девушек много...

– А сам девочкой не хочешь стать?

– Девочкой не хочешь? – эхом отозвался младший брат.

– Э-э, а что такое? – от плохого предчувствия похолодел Эдуард.

– Да то, что размял ты вчера эту тутку, – в упор глядя на него, жестко сказал Семен.

– Да, утку, – неправильно повторил Ждан.

– Э-э... Кто вам такое сказал? – не на шутку разволновался Лихопасов.

Семен молча и неторопливо поднялся со своего места, крутнул шеей до хруста в позвонках, нагнетая на Эдуарда панический страх, подошел к нему, встал сзади, неспешно и даже мягко взял его руками за уши. И вдруг со всей силой дернул вверх. Ощущение было таким, будто голову оторвали от плеч, вытаскивая из разорванного позвонка толстую нить слухового нерва. От боли у Лихопасова из глаз хлынули слезы.