Невеста сумасшедшего графа - Чейз Лоретта. Страница 7

– Все равно я допустил ошибку, – признался Дориан. – Надо было остаться и поговорить с ним.

– Пустая трата времени. Объяснение должно исходить от человека, в умственных способностях которого не сомневаются. Я сама поговорю с Абонвилем, меня он послушает. – Девушка замолчала и опять взглянула на небо. – Буря надвигается не слишком быстро. Наконец провидение выказало хоть немного здравого смысла. Было бы досадно возвращаться, так и не узнав, в чем же дело.

Конечно, ваши слова мне не очень приятны, но нельзя же заставлять мужчину выполнять обещание, которое он дал в подобном состоянии.

Берти сказал, что его кузина не из плаксивых, однако нотка сожаления в ее голосе пробудила у Дориана чувство вины. Гвендолин спасла ему жизнь… Хотя ее никто об этом не просил, он все же не мог не оценить мужество и умелые действия спасительницы. Кроме того, с ней хорошо разговаривать – она слушала и понимала.

Внезапно на горизонте вспыхнула молния, и небо раскололось от грохота.

Дориан взглянул на девушку.

– Тебе не показалось… ужасным, что я должен жениться, и именно сейчас?

Гвендолин пожала плечами:

– Могу представить, как это выглядит в твоих глазах. Не слишком отличается от женитьбы старика на молоденькой девушке, но такое происходит довольно часто.

Дориан знал, что такой брак подразумевает несколько месяцев, возможно, и лет, проведенных рядом с никчемным инвалидом, а в качестве компенсации – богатое вдовство и независимость.

Вряд ли он мог осуждать женщину за алчность. Он и сам не святой.

Тем более некоторые жены отличаются удивительным терпением. И что лучше: ложиться в постель с мужем, который, по существу, уже труп, или с пьяным самцом, ненасытным, пока его гложет страсть, и чувствующим только презрение и раскаяние после?

Недавно он был именно таким.

Дориан пожал плечами. В будущем его ждет то же самое, если он подчинится своим инстинктам и примет то, что она ему предлагает.

– Нам лучше вернуться. Вы устали и замерзли, – сказала Гвендолин и пошла к своей лошади.

Он последовал за нею, радуясь, что она не требует дальнейших объяснений. Хотя Дориан уже сказал больше, чем собирался, он не мог остановиться. Ему почему-то хотелось объяснить свои поступки. Но тогда придется рассказывать об ужасной жизни в прошлом и беспомощном слабоумии в недалеком будущем. «Лучше оставить все как есть», – решил он. Девушка, видимо, смирилась.

Они подошли к лошадям. Дориан, занятый своими мыслями, механически посадил Гвендолин в седло, с опозданием вспомнив, что седло мужское.

Она спокойно перекинула ногу через круп лошади, и под грязным подолом юбки мелькнули стройные ноги.

Дориан отшатнулся, мысленно проклиная себя.

Ей не нужна его помощь. Он должен был просто сесть на Айзис и вернуться домой. После его барахтанья в зыбучих песках никто не станет требовать от него галантности. Кроме того, эту девушку едва ли можно назвать беспомощным созданием.

Зачем он думал о прошлом, зачем прикасался к ней, зачем подошел так близко, чтобы заметить, какие у нее ноги? Он уже чувствовал, как ослабевает его сопротивление, а в предательском уме зреют оправдания. Если он поддастся искушению, ему все равно не станет легче: сначала временное забвение, а потом – ненависть и презрение к себе.

Дориан бросился к Айзис и вскочил в седло.

Гвендолин Адамс не зря была внучкой знаменитой «роковой женщины». Хотя ей не достались роскошные волосы Женевьевы и ее потрясающая внешность, некие женские инстинкты передались девушке через поколение.

Гвендолин легко прочитала выражение лица графа Ронсли, когда взгляд желтых глаз скользнул по ее ногам.

Не составило ей труда распознать и собственную реакцию, когда этот взгляд задержался на них чуть дольше, чем позволяли приличия, и, казалось, зажег огонь, который теплой волной пробежал вверх, остановившись где-то внизу живота. О подобных ощущениях Гвендолин слышала и раньше, но никогда их не испытывала.

Она даже не могла представить, что сумасшедший граф Ронсли произведет на нее такое впечатление. Но ведь она также не ожидала встретить столь необычного человека.

Гвендолин читала о зыбучих песках, об их смертельном объятии, в котором они сжимают несчастную жертву, и не сомневалась, что граф чувствовал себя так, словно по его телу промчалось стадо быков. Тем не менее он легко посадил ее в седло, а потом одним махом вскочил на свою лошадь, будто перед этим отдыхал в тенечке.

Начался дождь, правда, не сильный. Гроза прошла стороной, разразившись где-то на юго-востоке.

Граф пустил лошадь рысью и ехал не оглядываясь.

«Будь Айзис посвежее, он наверняка гнал бы ее отчаянным галопом, как делал это всегда», – подумала девушка.

Абонвиль, исполненный лучших побуждений, видимо, сильно расстроил графа, однако на этом не остановится и снова примет наихудшее решение, думая, что оно единственно верное. Гвендолин часто сталкивалась с подобными случаями: алчные доктора опробовали свои глупые теории на безнадежных пациентах, а любящие родственники в отчаянии соглашались, надеясь на лучшее.

Врачи были мужчинами, а мужчины все сводят к поединку. Даже болезнь для них схватка, где все средства хороши, а потом они удивляются, что пациенты так враждебны к ним.

Ронсли нужен друг, а он (спасибо Абонвилю и глупому Берти) видит в ней врага.

– Черт бы их побрал, – пробормотала Гвендолин. – Мужчины вечно все портят.

Она вспоминала прегрешения сильной половины человечества, когда граф резко остановился.

Гвендолин заметила, что тропа здесь стала шире, следовательно, Ронсли ждет ее. Она приободрилась, но тут же приказала себе не питать особых надежд, ибо опыт научил ее не торопиться с выводами.

– Ты упомянула больницу. – Он тронулся с места.

Голос у него был хриплым, девушка видела, как он устал и расстроен, хотя причина его скверного настроения оставалось для нее загадкой. Ронсли упрямо глядел перед собой, а длинные волосы скрывали выражение его лица:

– Я пытался уяснить, зачем тебе выходить замуж за умирающего. Раз ты во мне нуждаешься, то, как я понимаю, речь идет о деньгах. – Граф Ронсли невесело засмеялся. – О чем же еще?

Это звучало оскорбительно, но все же соответствовало действительности, а Гвендолин с самого начала решила быть честной с графом.

– Мне нужны деньги, чтобы построить больницу, – призналась она. – У меня есть собственное представление о том, какой она должна быть. Это касается и здания, и принципов ее работы. Чтобы достичь цели, я должна иметь не только средства, но и положение в обществе. В качестве графини Ронсли у меня будет и то и другое.

Став вдовой, я обрету независимость, а так как вы последний мужчина в роду, мне не придется ни перед кем отчитываться. – Гвендолин взглянула на собеседника:

– Как видите, милорд, я все учла.

Не оборачиваясь, Дориан откинул волосы назад, и, не видя даже выражения его лица, девушка поняла, что там нет ни удивления, ни гнева.

– Мой дед перевернется в гробу, – наконец сказал он. – Женщина… графиня Ронсли… строит больницу, выбрасывая фамильные деньги на крестьян.

– Богатым не нужны больницы, – возразила Гвендолин. – Они могут позволить себе личного врача, который примчится к ним при любом пустяковом недомогании.

– А ты собираешься вести дела по своим законам.

Мой дед был весьма низкого мнения о женском уме и считал мыслящую женщину опасной ошибкой природы. – Он взглянул на Гвендолин и быстро отвел глаза:

– Ты подвергаешь меня почти непреодолимому искушению.

– Надеюсь, что так. Вы единственный мужчина в Англии, который настолько мне подходит. Я сразу это поняла и заторопилась сюда, пока вы не кончили жизнь самоубийством. Так что я нуждаюсь в вас больше, чем вы во мне.

– Нуждаешься, – г усмехнулся граф. – Я просто ответ на твои молитвы.

Дождь усилился, вдалеке, у горизонта, вспыхивали молнии, но они были уже недалеко от дома, к тому же дорога стала ровнее.