Крестный отец Катманду - Бердетт Джон. Страница 35
У нас не было времени изучать, как каждый член погружается в женское лоно и каждый язык ласкает все эрогенные зоны, и мы, в поисках ключей, прокручивали изображение вперед и меняли один диск за другим. Я по крайней мере искал ключи. А Сукум, похоже, предался любимому занятию.
После нескольких молниеносных соитий, во время которых голые герои дергались, как персонажи фильмов с участием Чарли Чаплина, стало ясно, что Фрэнк Чарлз — мужчина нормальной ориентации. Судя по коллекции, он не увлекался даже содомией, что, на мой взгляд, делало его очаровательно старомодным. Но это все были съемки других режиссеров. Неужели он сам не баловался с камерой? Я не заметил признаков домашнего кино и решил оставить Сукума одного. Меня позабавило, когда он попросил поменяться телохранителями. Теперь симпатичная женщина ходила за мной, а охранник устроился рядом с детективом и ухмылялся, как нашедшая банан обезьяна.
Я обнаружил то, что искал, в хозяйской спальне рядом с кроватью, стоящей напротив панорамного окна, откуда открывался вид на всю северную часть города, наверняка очень живописный по вечерам. Металлический сейф был накрыт тайским шелком и замаскирован под прикроватную тумбочку. Ключ торчал в замке, но только потому, что дверца не открывалась, если не набрать цифровую комбинацию. Ключ был вообще не нужен. Я попробовал дату рождения Чарлза и номер его паспорта, но ни то ни другое не подошло.
Надув щеки, чтобы лучше думалось, я стал размышлять, как быть дальше, и тут мне на глаза попалась небольшая стопка коробок для дисков на столе по другую сторону кровати. Все они были из Непала, может, из того же магазина, где я делал покупки несколько недель назад. Среди них был фильм о сопротивлении Тибета китайской агрессии 1950 года и предательстве ЦРУ. Остальные тоже о Тибете — главным образом о жестокостях китайских захватчиков и борьбе коренного населения за выживание под их гнетом. Но были и другие, посвященные тантрическому буддизму.
Я решил осмотреть джакузи.
Ванна соответствовала описаниям девушек и выглядела предназначенной дня оргий в римском духе. Она занимала помещение без окон площадью примерно тридцать квадратных футов. Пол выложен старинными плитками, на стенах фрески из Помпеи. На некоторых красовались профили похожих на Цезаря мужчин, на других — похожих на Мессалину женщин. Еще там находился бюст на пьедестале. Бюст самого Фрэнка Чарлза. Каждая деталь отличалась исполнением самого высокого качества.
Ванная была задумана как китч, но великолепная работа превратила ее в нечто большее. И если бы мы не знали, что на дворе двадцать первый век и мы находимся в доме современной постройки, ее запросто можно было принять за купальню из самой Помпеи.
Сопровождающая меня женщина все больше раздражалась, а Сукум по-прежнему находился с охранником в киноспальне. Нисколько не помогаю, что время от времени в коридор долетали наигранные вскрики и стоны. Я постучал и попросил детектива осмотреть бюст жертвы в джакузи. Смущенный Сукум потирал и отводил глаза. От просмотра порнофильмов в его голове произошел странный поворот, и мне казалось, я догадываюсь, в каком направлении следует его мысль.
Когда капитан Кук вошел в бухту, которую британцы нелепо назовут Сиднейской, аборигены не разглядели его кораблей, потому что у них не существовало понятий о таких вещах. Им пришлось учиться на горьком опыте.
Думаю, нечто подобное произошло с Сукумом. Он взглянул на дом Фрэнка Чарлза новыми глазами, и его подозрения укрепились, когда я указал ему на сходство бюста с фотографией в паспорте американца. То, что Сукум принимал за резиденцию именитого человека небывалых талантов и способностей, уровень жизни которого настолько высок, что детектив даже не пытался сформировать о нем свое мнение и счел всего лишь стандартом жизни племени миллионеров, о котором понятия не имел — другими словами, самым писком и единственным граалем, который воодушевляет индивидуума на Западе, — вдруг превратилось в причудливое и бессмысленное вместилище поблажек своим желаниям.
— Вот это аппетит. — Он пристально посмотрел на бюст, а затем, как истинный буддист, обратил гнев на себя. — Вот куда влекут нас фаранги. Как меня с моей «тойотой». Были бы у меня деньги, я бы тоже попал в эту ловушку. И наверное, кончил бы, как он, запутавшись в мечтаниях о своем «я».
Я улыбнулся, потому что Сукум опередил меня на голову. Я не связывал напрямую нарциссизм американца с его необычной манерой ухода на тот свет. Я для этого слишком фаранг. А для Сукума, не отягощенного другими взглядами, кроме буддийских, действие причинно-следственной связи было очевидным. Мне показалось, на мгновение он лишился мотивов ловить убийцу — ведь преступник оказался всего лишь жертвой неумолимого закона кармы. И на миг его покинул демон тщеславия, оставив только отвращение.
Теперь я оглядывал пентхаус глазами Сукума. Это жилье воплощало в себе невероятные усилия талантливых торговцев и дизайнеров, а неприлично дорогое совершенство этого места говорило о нечестивой трате сил всех, кто приложил к нему руку.
Затем сознание Сукума, сначала, как резинка, растянувшись до предела, вернулось к изначальным настройкам. Он повернулся к женщине из вестибюля и почти агрессивно спросил:
— Покойный имел машину?
— Да, «лексус».
— Какой модели?
— «ЛС 460». Самая лучшая. — Женщина явно заразилась бангкокским автомобильным вирусом.
— Какого цвета?
— Серый металлик.
— Вас когда-нибудь возил?
— Подвез однажды до конца дороги. Такое впечатление, будто летишь по воздуху.
Сукум важно кивнул и снова покосился на бюст. Однако он меня воодушевил, и я принялся обшаривать пентхаус.
— Что ты ищешь?
— Что-то совершенно неуместное.
Детектив помог мне понять, в чем изъян этого не имеющего изъянов места: должно быть нечто такое, что сюда не вписывается. Что стоит за сумасбродством американца, за тем, что спровоцировало его ненависть к себе и привело к ожирению. Я нашел это на удивление легко, в самом банальном месте — под подушкой в хозяйской спальне. «Темная ночь души» Сан Хуана де ла Круса. Я взял книгу за корешок и перевернул, чтобы обнаружить, какие из страниц были самыми любимыми у покойного. Книга открылась на сорок шестой странице. Жирная горизонтальная линия отмечала последний параграф третьей главы книги первой:
«Ни одно из этих несовершенств, равно как никакое другое несовершенство души, не может быть очищено без того, чтобы Бог не поместил ее на невольное очищение в эту темную ночь, о которой мы теперь рассуждаем».
Когда я попытался определить, какой отклик во мне вызывают эти слова, обнаружилась дисковая пила Тиецина, притаившаяся во тьме моего сознания. Сзади на книге кто-то написал карандашом: «Эту ношу очень трудно вынести». А дальше, как ни странно, стояла дата: 21 сентября 2007 года. Кому потребовалось отмечать время крика своей души? Потому что (я снова сверился с паспортом убитого) это был его день рождения. Чарлз был Девой на границе с Весами, и ему исполнилось ровно шестьдесят, когда он написал эти слова, если предположить, что это его почерк. По китайскому календарю он родился в год Огненного Кабана. Огненные кабаны сексуально озабочены, и им везет на деньги.
Я еще не прикасался к компьютеру в служившей кабинетом спальне. А когда попытался, обнаружилось, что необходимо знать пароль. Больше всего меня интересовала электронная почта: письма могли не загружаться, а висеть в киберпространстве и, чтобы их прочитать, требовался еще один пароль. Я решил отдать компьютер специалистам из криминальной лаборатории.
Когда мы спустились на первый этаж, Сукум еле сдержался, чтобы не пойти посмотреть «лексус», а я попросил управляющего зданием связаться с компанией, ведающей камерами наблюдения, чтобы нам предоставили копии записей всех, кто в последние полгода заходил в квартиру Фрэнка Чарлза.
Отступник Сукум терся рядом и смотрел, как входят и выходят жильцы. Большинство из них были не фарангами, но я не заметил ни одного тайца. Главным образом здесь обитали тайваньцы, китайцы из Гонконга, было также много японцев. А среди фарангов американцев оказалось не много — больше состоятельных швейцарцев и немцев. Все они отличались беспечным хладнокровием богатеев — только к такому клубу, видимо, и мог принадлежать Фрэнк Чарлз.