Крестный отец Катманду - Бердетт Джон. Страница 62

И только неожиданное открытие, что сцена смерти в кино — подделка, пустило ход моих размышлений в нужном направлении. Теперь все встало на свои места, и я ругал себя за то, что не понял этого с самого начала.

По каким-то причинам Фрэнк Чарлз решил исчезнуть. Зачем? Я позвонил доктору Супатре, и она ответила, что проведет тест на ДНК, воспользовавшись кровью жертвы, и сообщит мне результат. Это займет пару дней.

Глава 43

Не правда ли, ужасно, если думаешь, будто в тебе вновь воссияли гениальность и знание жизни, а затем оказывается, что это заблуждение. Вечная проблема с непоколебимым оптимизмом — он сам себя губит. Теперь, кажется, я совершенно его утратил.

Что ж, гипотеза была неплоха: если кино фальшивое, его сделали, чтобы дать возможность Фрэнку Чарлзу освободиться от своей личности, которая стала его тяготить. В Таиланде не усмотрели бы ничего необычного, если бы человек со средствами захотел купить себе новое лицо в другой провинции или, как часто бывает, по другую сторону границы с Камбоджей, где и взятки скромнее, и законопорядка меньше. Но убежище богатого фаранга должно было находиться где-нибудь в Юго-Восточной Азии. Я так и видел, как нежданно-негаданно появляюсь на каком-нибудь пятизвездочном пляже — например, на Филиппинах, в Малайзии или во Вьетнаме, или, самое вероятное, в Сиануквилле в Камбодже. У меня плохие новости: я должен арестовать толстого бородатого малого, который совсем недавно купил дом на побережье в малоизвестном месте и надеется скоротать там жизнь в покое и безвестности.

Все оказалось не так.

Только что звонила Супатра и поделилась потрясающей новостью: покойный в самом деле является — являлся — Фрэнком Чарлзом: ДНК совпадает с той, что Кимберли взяла в материалах дела об установлении отцовства в Калифорнии. Оставалось чесать затылок.

Слышал о чем-нибудь подобном, фаранг? Малый не поленился в мельчайших деталях воспроизвести свое самоубийство за год до того, как оно на самом деле произошло, и при этом фильм не что иное, как подделка. Далее: он умер в той же грязной ночлежке, где снимал свое фальшивое самоубийство. Более того, его смерть была как две капли воды похожа на кино. Невероятно. Может, фаранг, ты уже во всем разобрался — ведь это у тебя полное генетическое соответствие для решения таких головоломок. А я белый всего лишь наполовину, и до меня никак не дойдет, что произошло на самом деле.

Пока же я обдумываю психологически правдоподобную гипотезу: в первый раз Фрэнк Чарлз струхнул и не покончил с собой, но продолжал заниматься самобичеванием и замучил себя до того, что в следующий раз сумел пройти весь путь до конца. Поэтому мы имеем два самоубийства: за ложным последовало настоящее. В обществе, вставшем на путь самоуничтожения, такое случается сплошь и рядом: человек падает с пьедестала, где все ему робко внимали, и через месяц прыгает под поезд. Людскую волю остановить невозможно.

Но мне не по себе: в этом деле одна за другой открываются недоступные человеческому пониманию пустоты, и мой сомневающийся ум уже нашел в моей новой теории изъяны.

Если Фрэнк Чарлз решил себя укокошить, с какой стати понадобилось подражать киношной подделке? Зачем потребовались все эти дикие многосложности, когда достаточно было обычной передозировки? На Одиннадцатой сой был случай: бельгийский клиент заплатил владельцу круглосуточного бара за то, чтобы его непрерывно в течение двадцати четырех часов обслуживали не менее двух девушек, а сам в это время опустошил упаковку виагры и бутылку водки. В свои шестьдесят лет он оказался для подобной шаловливости недостаточно крепок и через несколько дней умер от инфаркта. Вот такой конец, на мой взгляд, подошел бы Фрэнку Чарлзу.

«Не по себе» — слабо передает состояние моего ума. Я пытался отвлечься, рисуя каракули на самоклеющихся листочках бумаги, но бросил это старомодное занятие и предался бесконечным забавам Интернета. Вот, например, занятие: набрать на клавиатуре несколько имен и устроить охоту по всей планете. Одно имя сразу вызвало отклик.

Не прошло и пяти минут, как я наткнулся на сайт Роберта Уитерспуна, проживающего на Гавайских островах специалиста по минералогии драгоценных камней. Его страничка была сделана профессионально: немногословная, изящная, без чужеродной рекламы, зато с миниатюрной панелью «Свяжитесь со мной», которую невозможно не заметить.

Уитерспун не принимал заказов по Интернету. Возникало ощущение, что он не новичок, только-только окончивший школу минералогии, куда ходил после того, как бросил заниматься торговлей свининой. Либо ему не требовалась армия клиентов, либо он рассудил, что скромность — лучший коммерческий прием привлечь те два процента в мире, которые ему требовались. На сайте не было изображений камней в оправах, несмотря на то что филигранное золото или серебро могло бы их выставить в лучшем свете. Там вообще была всего одна фотография: камень с прекрасной огранкой, ловящий и преломляющий падающий на него со всех сторон свет. Он сверкал с экрана как путеводная звезда, но подпись под ним мало что объясняла: «Совершенный сапфир падпарадша оранжево-красного оттенка».

Вообще-то надо было, постукивая по столу, заставить сознание ловить момент, но в последние дни я только этим и занимался. Вид оранжево-красного сапфира в середине экрана меня взволновал. Интуиция подсказывала: он и есть решение проблемы, — но я не мог понять, как и почему. Однако настало время обеда, а Лек чувствовал себя заброшенным, если я хотя бы три раза в неделю не брал его с собой к расположившимся через дорогу торговцам.

У прилавка с тушеными свиными гольцами, что стоит ближе всего к управлению, помощник пытливо посмотрел на меня, пытаясь обнаружить на моем лице признаки психоза. Обычно Лек свинину не ест, разве что со мной за компанию, но мы оба знаем: если прийти пораньше, можно выбрать настолько нежные кусочки мяса, что сами тают во рту. Перед этой изысканной едой не устоит даже такой девяностопроцентный вегетарианец, как Лек. В завершение мы заказываем холодный чай с лимоном и откидываемся на спинки пластмассовых стульев.

— Падпарадша, — произношу я с безумной улыбкой.

— Ты уже четвертый раз это говоришь, — жалуется Лек. — Хотя бы объясни, что это.

— Не знаю, — признаюсь я. — Поэтому постоянно повторяю.

Лек вздыхает и нервно тянет через соломинку чай, пока не опустошает стакан.

После обеда я почувствовал необходимость продолжить путешествие по Интернету. Сел за стол и набрал «Джонни Нь».

Нельзя рассчитывать, что удача будет сопутствовать целый день. В Гонконге не меньше миллиона людей с фамилией Нь, и половина из них завели сайты в Интернете. Вот что происходит в обществах, где у людей слишком много денег и не хватает публичных домов, — приходится развлекаться в киберпространстве. «Нь» — я так и не знаю, как это произносится: где тут гласная?

Я резко ощутил потребность открыть сознание космосу. По ряду причин это невозможно сделать в полицейском управлении, вот я и вышел прогуляться. Было около трех дня: утренний серьезный прием пищи позади, для вечернего время еще не настало — значит, пора перекусить.

Многие прилавки закрылись на перерыв, зато тут же появились находчивые торговцы на колесах, предлагающие закуски на палочках. Колбаски, рыбные котлеты, яйца, креветки, цыплята, целые рыбины, мороженое, замороженные кокосы, дим сум, [71] сатай, [72] шарики из теста, кусочки арбуза, сушеные кальмары — все это можно есть прямо с бамбуковых палочек, вот так. Я проглотил фаршированную исаанскую колбаску и почувствовал себя лучше. Не потому что был голоден, мне хотелось ощутить душу моего города.

Тот, кто не вырос в Крунгтепе, не сумеет так пройтись по улице — с пистолетом за поясом, жуя колбаску, кивая знакомым, останавливаясь на углу, чтобы купить у продавщицы холодный чай с лимоном, и щеголевато вышагивая, как это делал я: может, не ахти что, но от всего этого чувствуешь себя мужчиной. Очень полезно для вдохновения.