Пленники ночи - Чейз Лоретта. Страница 30

— Потому что любовь противоречила его натуре. — Исмал уже начал терять терпение. — Ваш муж был не в ладу с самим собой.

— И этого бы не произошло, если бы он не встретил меня, — с горечью в голосе сказала Лейла. — Жил бы себе жил и не тужил. И никому не причинял бы зла или боли.

— Вы сами в это не верите.

— Неужели? Я весь этот долгий день только тем и занималась, что искала, во что бы поверить и не нашла ничего другого. А вы только что подтвердили мои догадки. Фрэнсис просто связался не с той женщиной.

— Мадам, но это же безумие.

— Вот как? Разве вы не думаете, что я приношу несчастье? Мой отец был предателем, а я решила скрыть убийство. У меня бывают такие приступы гнева, что я перестаю соображать и начинаю крушить все подряд. Я превратила жизнь своего мужа в ад — довела его до пьянства, наркотиков и продажных женщин. Вы не хотели браться за это расследование, не так ли? Потому что жертва был свиньей, а его жена — сумасшедшая.

— Вы все извратили, — оборвал Исмал Лейлу. — Я сказал, что он любил вас. Да, для него это было несчастьем, потому что страдала его гордость. Но вы не виноваты ни в его гордости, ни в его пороках. Просто не верится, что вы можете чувствовать себя несчастной из-за него. Даже плакать по нему…

— Я не пла…

— Вы плакали до моего прихода, и сейчас вы на грани слез и ждете, когда я наконец уйду и вы сможете проплакать всю ночь. Но он был свиньей!

Лейла взглянула на Исмала и отодвинулась от него.

— Свиньей, — повторил он. — Думаете, я не знаю, каким он был? Думаете, я такой дурак, что верил, когда он говорил, что вы всему причиной? Я всего лишь сказал, что он любил вас. Но разве это делает из человека — из любого человека — святого? Али-паша тоже любил свою жену Эмину. И при этом поджаривал людей на вертеле, разрывал их на части и стрелял по ним из пушки. А сколько раз из мести за нанесенную ему десятки лет тому назад обиду он крушил целые города, убивая мужчин, женщин и детей!

Говоря это, Исмал надвигался на Лейлу, и ей приходилось от него отстраняться.

— Он любил ее безумно, страстно, но в его гареме было триста женщин. Разве любовь совершила чудо и изменила его характер? — спросил Исмал. — А что могла сделать Эмина? Разве это была ее вина, что ее муж был безумцем?

— Не знаю. — Лейла посмотрела на Исмала. — А кто такой Али-паша?

Только когда Лейла подняла на него глаза и Исмал увидел ее изумленное лицо, до него дошло, что он сидит совсем рядом.

Что он натворил? Он потерял терпение. Потерял контроль над собой.

И выдал себя: первый ненормальный, который пришел ему на ум, не был каким-нибудь западноевропейцем — например Наполеоном, — нет, он заговорил об Али-паше. Из всех чудовищ в мире и во всей истории человечества Исмал выбрал албанца, своего соотечественника, своего собственного учителя и мучителя.

Надо было быстро сообразить, как вести себя дальше.

— Не говорите мне, что вы не слышали об Али-паше. Полагаю, ваш лорд Байрон и его друг лорд Браутон достаточно прославили визиря в своих произведениях.

— Я очень многого не читала. — Лейла внимательно смотрела ему в лицо. Исмал был уверен, что она что-то почувствовала, догадалась, что за его словами кроется какой-то секрет. Но какой — об этом она не должна узнать.

— Вы говорили об Али-паше так, будто были с ним знакомы. Вот и ответ на его молчаливый вопрос.

Исмал немного отодвинулся, испугавшись, что не сдержится и начнет трясти Лейлу.

— Да, я с ним встречался. Когда… путешествовал по Востоку.

— Я этого не знала. Это были государственные дела? — не унималась Лейла.

— Если вы не в настроении обсуждать расследование, мадам, буду счастлив рассказать вам о своих путешествиях, если вам это так интересно. Скажите только, что именно вы хотите, и я постараюсь вам услужить.

— Я хочу, чтобы вы прекратили разговаривать со мной снисходительным тоном. И стоит ли так горячиться?

— Вы ждете от человека, чтобы он оставался спокойным, а сами его постоянно обрываете. А до этого все время бегали по студии… Как я могу обсуждать с вами какие-либо вопросы? Я почти склонен думать, что вы все это делаете нарочно.

— Нарочно? — возмутилась Лейла.

— Чтобы отвлечь меня. Чтобы устроить скандал. Вы этого желаете? Я и тут к вашим услугам.

Беги, хотел он предупредить Лейлу, но подсел к ней совсем близко.

Она не вскочила, не убежала. Она подняла голову и попыталась вынудить его опустить глаза.

— Со мной этот номер не пройдет, — тихо сказал Исмал.

Он склонился над ней и увидел, что ее высокомерие и уверенность уступили место панике. Лейла собралась бежать, но теперь уже было поздно, Исмал оказался проворнее. Схватив ее, он сжал ее в своих объятиях и впился губами в ее губы.

Вот она — беда. И он сам ее накликал. Волны ярости и ревности захлестывали его. Бедой были ее мягкие губы и их предательская податливость. Сладостный яд желания забурлил в его крови.

Но и Лейла почувствовала эту беду. Она не была так уж не пробиваема. Исмал понял это по ее первой реакции на свой поцелуй — быстрой и отчаянной. Она длилась всего секунду. Ом мучительное мгновение — и Лейла выскользнула из его рук.

— Я знаю, зачем вы это сделали, — запинаясь, произнесу она. — Вы хотите сбить меня с толку. Я должна все рассказывать, но ни о чем не могу спрашивать. Ведь так?

Исмал не поверил своим ушам. Он даже думать ни о чем не мог, а она — проклятая женщина — все еще рассуждает о деле!

— Вы ходили к Квентину за справедливостью, — отрезал Исмал. — Квентин поручил это дело мне, и я займусь им, но буду вести его так, как я привык, — по-своему. Можете рассказывать все или ничего не рассказывать: для меня в этом нет ни какой разницы. Преступление должно быть раскрыто, и я его раскрою. Это мое дело, а вы — либо играете по моим правилам, либо не играете совсем.

Скрестив на груди руки и гордо подняв подбородок, Лейла; спокойно ответила:

— Тогда, месье, забирайте свои правила и катитесь к черту!

Она не пошевельнулась, пока он шел к выходу, не вздрогнула, когда он с силой захлопнул дверь. С гордо поднятой головой она стояла на середине комнаты до тех пор, пока не стихли! его шаги. Потом подошла к полкам и, взяв новый альбом для эскизов, села за стол.

Она проревела несколько часов до его прихода, и сейчас. У нее было еще больше причин, чтобы плакать, но слез больше не было. Эсмонд осушил их одним жарким поцелуем.

Она сама напросилась на неприятности. Зачем ей было обрушивать на него свою злость, свою боль и вину? Словно это была его забота — утешать ее, во всем разобраться и все улаживать. Будто она была ребенком.

Может, она и в самом деле ребенок? Лейла окинула взглядом студию — ну чем не детская? Здесь она играла в свои игрушки и не обращала внимания на то, что происходит в мире взрослых, где Фрэнсис бушевал, как чудовище, вырвавшееся на свободу.

С помощью работы она исключила его из своего мира, отказываясь думать о тех бедах, которые он приносит людям — до сегодняшнего дня, пока Фиона не раскрыла ей глаза на то, что он сделал с Шербурнами.

Может, Фрэнсис сделал это потому, что его собственный брак оказался неудачным и превратил его в бесчувственное животное и ожесточил его. А случилось это потому, что уже много лет дома его никто не ждал? Потому что она, Лейла, думала только о том, как защитить себя, свою гордость. Его неверность была удобной отговоркой, чтобы не делить с ним постель… где она не могла бы прятаться или притворяться и где стала бы той, какой была на самом деле: похотливой, глупой и распущенной шлюхой…

Недаром Фрэнсис смеялся над ней и говорил, что ей нужны не двое и не трое мужчин, а целый полк.

Ей никогда не приходило в голову, что Фрэнсис тоже мог чувствовать себя униженным, как и она. Он любил и хотел ее, но не мог ее удовлетворить. И поэтому он искал и находил нормальных женщин, которые умели доставлять ему удовольствие. А она наказывала его за это.