Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 113

Темнело небо, сумрачно становилось в затененном дворе, но на душе у Турецкого торжествовала полнейшая свобода. И разговор за жизнь был по-настоящему глубоким и мудрым. Честное слово, такой разговор следовало бы даже записать на магнитофон, столько в нем было откровений и государственной мудрости.

Но оторвал от размышлений о вечности и бренности всего сущего неожиданный приезд Грязнова. Вероятно, сердобольные соседи все-таки засекли местопребывание нарушителей порядка, но, поскольку это были свои, внимания не обращали. Надо же и мужикам по душам поговорить. Да вон они, возле беседки.

Саша неохотно покинул компанию соседа-водителя — еще не видно было дна у второго «Распутина» — и отправился за Грязновым.

Поднялись в дом, Грязнов покрутил носом, проверяя, все ли на месте, не пахнет ли одиночным, то есть персональным, падением личности, а удостоверившись, что выход в народ — случайная мера, продиктованная инстинктом самосохранения, сказал, чтобы Турецкий собирался. Нина, мол, готовит роскошный ужин в честь возвращения из круиза и вообще возвращения.

— Понятно, — мигал глазами Турецкий. — Но мой выход в народ…

— Он уже состоялся, — подвел черту Грязнов. — И, к всеобщему счастью, благополучно завершился. Сколько на грудь принял?

— Семьсот пятьдесят пополам… — начал высчитывать Турецкий. — Еще, примерно, двести… Так, в районе поллитры… Ах, старик, какая трещочка была, как говорят поморы!

— Вставай, помор! — засмеялся Грязнов. — Тебе ж надо знать, как наша эпопея завершилась.

56

В будапештском аэропорту Грязнова встретил помощник начальника окружной уголовной полиции Андраш Дьердь — крупный, под стать Славе, мужчина с буйной черной шевелюрой и насмешливыми цыганскими глазами. Грязнова он определил в толпе московских пассажиров без особого труда: таких рыжих, кроме него, не наблюдалось. Об этом он с первой же минуты радостно и сообщил на довольно скверном русском языке.

Сказал также, что аргентинский гражданин Богданов, который так сильно интересует московскую уголовную полицию, или розыск — да? — пока России передан быть не может, поскольку следствие по поводу его валютных махинаций отнюдь не закончено. Нет, он не арестован, не взят под стражу, но его выезд за пределы Венгрии пока нежелателен. Богданов неторопливо — так? — представляет оправдательные документы, и, пока следствие не закончится и суд не скажет своего окончательного приговора, он должен находиться в пределах видимости — да? — полиции.

Однако, зная интерес к Богданову со стороны русских коллег из национального центра Интерпола, руководство приняло решение дать возможность сделать допрос. В настоящий момент Богданов с нетерпением ожидает их прибытия.

Вот, собственно, и вся информация. Гостю из Москвы, из уголовного розыска, с которым венгерских коллег связывали традиционная — да? — дружба и взаимопонимание, будет представлена возможность в присутствии следователя, который занимается экономическими преступлениями венгерских и иностранных граждан, имеющих здесь свой бизнес, допросить свидетеля в связи с московским уголовным делом. Это так?

И Грязнов понял, что на большее ему рассчитывать нечего. Никто не собирался официально передавать Богданова Москве. Спасибо и на том. А в общем, кончился соцлагерь, а вместе с ним и та неограниченная возможность советских спецслужб брать, вывозить, допрашивать, решать судьбы. Свободная от социализма страна Венгрия желала жить по своим законам, нравится нам это или нет. С 1956 года прошло без малого сорок лет. Для кого-то — вчера, а для этой страны — целое поколение…

Впервые и не в самые лучшие для себя времена попавший за границу Грязнов чувствовал себя не самым лучшим образом. Он сам Богданова, а тот — его, похоже, узнали сразу. Обоим ведь было известно, о чем пойдет разговор, а вернее — допрос. Следователь, которого представил Славе Лай-ош, оказался худым и мрачным типом, которого, скорее всего, вообще не интересовали проблемы русских. Но то, что русский язык он знал в совершенстве, было несомненно. И получилась странная комедия: Грязнов задавал свои вопросы по-русски, следователь-венгр, жуя губами, неохотно переводил вопрос на английский, после чего Богданов отвечал также по-английски, дублируя свои слова для Грязнова по-русски. Черт знает что, но возражать, значит, вообще отказаться от возможности допросить этого сукина сына. Так считал Слава.

Этот странный, хотя и вполне официальный допрос, копию которого Грязнов должен был привезти в Москву, с согласия следователя и Богданова фиксировался еще и на Славкином магнитофоне, выданном ему перед отлетом в НТО Московского уголовного розыска по требованию Шурочки Романовой.

Итак, формальности кончились, Грязнов предъявил свои полномочия и задал первый вопрос:

— Прошу вас представиться полностью для магнитофонной записи.

— Я, Богданов Вадим Борисович, бизнесмен, в недавнем прошлом гражданин России, в настоящее время имею аргентинское гражданство. По делам своей фирмы «Бизалом» приехал в Будапешт, где находится мой филиал.

— По-русски «Доверие»?

— Да. Так называлась и моя фирма в России. Я готов ответить на вопросы, которые интересуют, как мне сообщил помощник начальника полиции Пештского округа Андраш Дьердь, московский уголовный розыск.

— Сначала я постараюсь кратко ввести вас в курс дела. Итак, ваш тесть, Георгий Георгиевич Константиниди, был убит в своей квартире 13 июля сего года, в четверг между часом и двумя дня. Вы вышли из дома тестя в тринадцать-десять с черной папкой в руках, в которой находились предназначенные для продажи Виталию Баю полотна художников Мане и Сезанна. Предположительно в ней же находилось и полотно художника Дега. Далее весь ваш день расписан по минутам. Я сам этим занимался, поскольку ехал за вами следом. Затем вы были в Министерстве культуры у Алевтины Кисоты, потом отправились домой, переоделись, взяли вещи. И тут, заметив слежку, вы сумели уйти из-под наблюдения. В дальнейшем, как показала криминалистическая экспертиза, обнаружившая следы вашей обуви в квартире тестя, вы побывали в доме уже убитого Константиниди, после чего, проведя ночь у вышеназванной Кисоты, вместе с ней уехали в аэропорт Шереметьево, где без таможенного досмотра вылетели в Будапешт. Скажите, что здесь неверно?

— Здесь все верно, — глухо и хрипло сказал Богданов.

— Далее. В среду вечером, это было 12 июля, возвращаясь вместе с женой с дачи, из Перхушкова, в Москву, у въезда на Минское шоссе, вы и двое лиц без определенных занятий — братья Гарибяны, Михаил и Ашот, — сымитировали драку возле автомобиля «мерседес», который был заранее вами продан этим лицам за тридцать миллионов рублей, о чем, кстати, никто, кроме вас, не знал. Согласно предварительной с ними договоренности, вы позволили увезти в якобы украденном у вас «мерседесе» жену с целью получения за нее выкупа в сумме один миллион долларов. Устроив все таким образом, вы вынудили Константиниди передать вам картины для продажи их Баю. Что, собственно, и было сделано. Но, получив с Бая деньги для выкупа, вы скрылись, как было сказано, за границей. Ваша жена, Лариса Георгиевна Богданова, благодаря тому, что вы благополучно сбежали вместе с ее выкупом, была перевезена в дом некоего Ованесова, где над нею учинили зверское насилие пятнадцать боевиков, находившихся в доме, во главе с его хозяином Ованесовым. Они были схвачены бойцами группы немедленного реагирования в тот момент, когда вашу жену уже собирались лишить жизни, чтобы убрать свидетельницу. По этому делу все арестованы и дали соответствующие показания. Вторую часть вы знать Не могли, но меня интересуют факты по первой части сообщения. Они соответствуют истине?

— Да. Скажите, а что?..

— Что вы имеете в виду?

— Лариса… что?

— Я же сказал, ее успели спасти. Она жива. Достаточно?

— Да… Спасибо… Но никакого выкупа я не брал!

— Поясните.

— Можно, я сам расскажу?