Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 32
Турецкий набрал себе необходимый минимум, который обошелся ему в абсолютный максимум — приходилось экономить, поскольку семья в Прибалтике если и понимала слово «экономия», то как-то по-европейски. «Чтоб ребенок не мог иметь?!» — всплескивала костлявыми ладонями Иркина тетка, а он должен был чувствовать себя скупым рыцарем, который сидит у себя в Москве на мешках с купюрами и нарочно морит голодом несчастную семью. Черт бы побрал всех этих бывших советских, которые в одночасье усвоили не только совершенно противоположную идеологию, но и европейский, с их точки зрения, стиль поведения… Саша в сто первый раз дал себе слово больше к Иркиным родственницам — ни ногой. Они считают, видимо, что старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России и ближайший друг заместителя генерального прокурора должен быть сказочно богат — ведь одних взяток, чтоб кого-то упечь, а кого-то спасти от каторги, можно набрать столько, что простому смертному и не приснится! Что? Не берет? Ну это вы расскажите кому-нибудь другому!
Готовя уже дома традиционное холостяцкое блюдо — омлет с тертым сыром, Турецкий вспомнил о своем разговоре с Меркуловым. Когда ж это было-то? Да всего полтора часа назад.,
Шурочка Романова однажды уже имела дело с Константиниди. Тогда успели чуть ли не в последнюю минуту предотвратить ограбление его коллекции. Она знала о старике кое-что любопытное, о чем и рассказала во время их «сидения» в ее кабинете. Дед-то, оказывается, в свое время в НКВД трудился на благо Родины. Там и следует его концы искать. Хоть и давно все это было, но просто так никто, конечно, его досье не отдаст в прокуратуру. Вероятно, дела были связаны с послевоенными репарациями в Германии, а там, известно, до сих пор тайна на тайне. Пришлось повздыхать перед Костей.
Меркулов тоже понимал, в какую клоаку лезет, но другого-то выхода все равно не оставалось. Печка нужна для исполнении танца. Словом, поприкидывал Костя так и эдак и отправился лично к генеральному. Авось поймет и походатайствует. Вернулся не без надежды. Генеральный обещал сделать соответствующий запрос, предварительно переговорив с председателями Службы внешней разведки и Федеральной службы контрразведки. Чтоб, не дай Бог, никто не был обойден вниманием. Тонкое дело нынешняя политика. Генеральный — это он для Меркулова, Турецкого и прочей прокурорской братии что-то собой представляет. А для того же, к слову, какого-нибудь думского депутата — тряпка, чтоб ноги вытирать. Черт знает что такое! Ну, в общем, как понял Саша, в понедельник-вторник дело может сдвинуться. И на том спасибо. Так следствие и пойдет — ни шатко ни валко. Правда, найдутся радетели, бомбить запросами начнут, но мы ж тоже теперь умные: вы — запрос, мы — ответ, вы — опять, мы — снова. Вы нас прессой по кумполу. А нам плевать, а мы вразвалочку… Это раньше за пренебрежение в течение двух недель могли и голову снять, а теперь плюрализм и демократия: ждитя… вам ответють… может быть.
От вкусного омлета Турецкого оторвал продолжительный телефонный звонок. Ну зачем? Просил ведь оставить в покое!
Снял трубку и услышал голос Грязнова:
— Ты, кажется, был не против моего звонка? Привет еще раз. Мне вдруг показалось, Саня, что сидишь ты в одиночестве, глотаешь осточертевший тебе омлет и на все корки кроешь службу. Не так?
— В десятку, старик…
— Поэтому есть предложение, только не говори сразу нет. Подумай.
— Если ехать к тебе — не согласен.
— Ехать не надо. Триста шагов пешком.
— Это что за адрес такой непонятный?
— Объясняю. После нашего разговора с матерью-начальницей осталось у меня, честно скажу, какое-то большое внутреннее неудовольствие. Будто, как в старые добрые времена, когда мог без зазрения совести лепить направо и налево любые глупости, отделываясь выговорешками. Понимаешь меня? А сейчас-то кто ж мне скажет, кроме меня самого? В общем, направил я на Комсомольский к Богданову Вову своего Акимова. Он с колесами, как устроиться, учить не надо Ну сделал и сделал. Сижу, а все равно нехорошо. Интуитивно, понимаешь, неудобство ощущаю. Вот прямо с кем хочешь об заклад готов биться, что навестят нынче квартиру А ну как не один, а несколько? Вова что, справится? Справится, конечно, но какой кровью? Вот потому и решил позвонить тебе. Я сейчас туда выезжаю. Если есть желание, подойди через часок к «Радиотоварам», я тебя там встречу На всякий случай, чтоб от меня не зависеть, «макарова» прихвати, мало ли… Но это Саня, если у тебя и вправду появится желание кое о чем поболтать. Кстати Нинка тут таких котлет нажарила! Приказывает» тебе лично пяток прихватить, а то ты на своих омлетах цирроз печени схлопочешь. Ну так как, взять котлеты?
— Искуситель! Ладно, бери. Все равно, чую с вами мне уже не заснуть
17
Весь день Лариса провела на диване. Ашот сунул ей какую-то дурацкую книжку из серии женских любовных романов — совершеннейшую сентиментальную, пустую чушь, но она лежала и читала. Вернее, скользила глазами по страницам, машинально отмечая глупый, напыщенный пафос любовных объяснений красавицы Джулии с красавцем Антонио. И все у них было тоскливо-гладко, как в латиноамериканских сериалах, коими в последние годы буквально «заколебал» телевизионный эфир.
Позже Ашот сварил крепчайший кофе по-турецки, и она с удовольствием выпила чашечку. В баре не переводился коньячок, была хорошая минералка, что еще, кажется, душе угодно! Не похищение, а та же мыльная опера.
Так в легком жанре утекал день. В доме имелся вполне цивильный туалет. Лариса оглядела себя в большом зеркале и недовольно поморщилась: уж слишком явны были ночные следы. Глаза в синих кругах, без необходимых кремов и прочей косметики кожа лица показалась дрябловатой, возрастной. Но зато грудь, живот и бедра, как в лучшие дни молодости, — все в буроватых пятнах от жестких пальцев шустрого Ашотика. Причем максимум отметин приходился как раз на самые интимные места. Ну надо же! Уже и не помнила Лариса, когда в последний раз могла допустить в отношении себя подобную вольность. Недоставало еще следов от укусов — на ляжках! — хмыкнула она с некоторым удивлением.
Ашот заходил в комнату, тупо глядя на нее выпуклыми сливовыми глазами, топтался на месте, будто хотел сказать что-то. Но она лишь равнодушно скользила взглядом по его синеватым щекам. Так ничего и не сказав, он уходил.
За окнами стало темнеть. И Лариса забеспокоилась. Что-то у этих наглецов, видно, не складывалось. Машина, что ли, разладилась? Неужели еще одну ночь придется здесь коротать? Очень не хотелось… Тело требовало горячей ванны, полной душистой пены, и одиночества. Оставаясь здесь, она определенно рисковала быть вынужденной, или, точнее, принужденной, к повторению уже пройденного. Только теперь уже в массовом варианте. А в ее возрасте такое обилие сексуальных вариаций ни к чему хорошему привести не может. Нужна остановка. К тому же никуда не денешься — придется не меньше недели макси таскать с длинными рукавами, в самый раз по жаре-то… Да, в любом случае ей необходим перерыв.
Ну а этим-то молодцам перерыв, если судить по странным взглядам Ашотика, даже вреден: во время перерыва у них дурные мысли возникают. А от мыслей до действия — рукой подать.
И чем больше она думала об этом, тем сильнее в сердце проникали тревога и какое-то неуютное беспокойство. Что же у них в конце-то концов произошло? Неужели этот явный фарс осложняется чем-то действительно опасным для нее?.. А еще удивило, что за целый день во всех ее размышлениях ни разу не нашлось места Димке. Интересно, к чему бы это? Наверное, если все, даст Бог, нормально закончится, то так оно и лучше. Без скандалов и криков. Пусть забирает себе квартиру и катится к чертовой матери. А последние деньки можно будет и у отца прожить, он, кстати, только обрадуется…
Но все ее сомнения вскоре разрешились одним махом и самым ужасным образом.
Было уже темно, когда приехал этот дебил, хранитель семейных традиций — старший братец. Его бородатая физиономия была мокрой от пота, будто за ним собаки гнались.