Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 5

Ну а все-таки кто же? Судя по пустым рамам на стенах, ограбление было. Или, во всяком случае, хотя бы имитация его. Потому что картины, найденные в столе хозяина и неизвестно для какой цели снятые с подрамников, причем аккуратно, со знанием дела, переложенные мягчайшей папиросной бумагой — интересно, где старик достал-то такую? — эти картины тоже могли подходить к пустым висящим на стенах рамам. Но как это все определить?

…Этими полотнами сейчас увлекся настоящий эксперт по делам антиквариата, занимающий должность начальника 3-го отделения 2-го отдела, приехавший вместе с Романовой, Леонид Сергеевич Крутиков, а в миру — Леня, полностью отвечающий своим внешним видом собственной фамилии. Был он кругленьким и рано полысевшим. И напоминал вовсе не опытного сыщика из отдела по борьбе с хищениями художественных ценностей и прочего, а заштатного искусствоведа из не менее заштатного провинциального музея имени героя гражданской войны Сидора Пидопригоры. Но Леня был действительно и сыщик хороший, и специалист классный. Беда была, однако, в том, что, перерыв всю библиотеку старика, они так и не смогли обнаружить каталога или хотя бы списка имеющихся в доме картин. Поэтому при всем желании плясать было не от чего. Исходная точка отсутствовала. И поэтому же, кстати, невозможно было выявить, какие произведения могли быть похищены. Необходимы были иные источники. Но пока, дабы не терять драгоценного времени, Кругликов сам составлял подробный каталог имеющихся в данный момент картин. И чем глубже он погружался в этот почти закрытый для посторонних взглядов мир искусства, тем все большая оторопь охватывала его: давно не встречал он такого фантастического богатства. Как такое можно собрать, на какие бешеные деньги приобрести — все это ответа не имело.

Более чем десятилетняя в тесном контакте ежедневная работа следователей прокуратуры и муровцев позволяла им всем, за весьма редким исключением, обходиться друг с другом запросто, без чинов и отчеств, разве что в официальной обстановке, когда имя без отчества бывает подобно форменному кителю без галстука. Вот и Турецкий, войдя в комнату, где с лупой ползал между разложенными на полу картинами Кругликов, понаблюдал за увлекательной работой спеца и заметил:

— Прямо помираешь от наслаждения! И надолго?

— А, это ты? — на миг оторвавшись от созерцания очередной подписи художника, пришел в себя Леня. — Ну и чудеса, Саня, скажу тебе! Почему это все хранилось в рулоне? Хоть убей, не пойму…

— А если для продажи? Или на вывоз?! — предположил Турецкий.

— Да кто ж такое пропустит, старик! Это же государственные ценности! Никакая таможня…

— Да брось ты… — улыбнулся Турецкий. — Наша таможня, как тебе известно, сегодня чаще всего дает добро. А Верещагины — перевелись, Леня. Ну, в общем, давай завершай. Дело я вынужден забрать к себе, подсуропил мне Костенька, тут ничего не попишешь. А пока придется все это хозяйство опечатывать.

— А мне, боюсь, тут еще пахать да пахать… Пора отправляться, да? Но я же не успею, а потом, когда делать-то?

— Лично я тебя не гоню. Когда закончишь, вместе с этим Полуниным, участковым, и понятыми закройте и опечатайте дверь. Соответственно, оформите все. А конкретно к тебе у меня будет такое задание: постарайся определить, кому все эти картинки принадлежали раньше — частным собирателям, может, музеям каким-нибудь, не знаю. Но с этого ты, пожалуй, и начни. Печка нужна, от которой прыгать, понимаешь? У вас там наверняка есть какие-то свои списки, каталоги, блоки данных и тому подобное. Проверь сразу хотя бы наиболее ценные из этих штучек, на твой взгляд. А я поехал. Пока, ваше степенство.

Юрист Кругликов имел еще и кандидатскую степень по искусствоведению, что было предметом постоянных подковырок у товарищей по оперативной работе.

Проходя по коридору, Турецкий вдруг почему-то присел на корточки возле дверцы стенного шкафа, которая была немного приоткрыта, и стал под разными углами зрения изучать блестевший в солнечных бликах, падавших из кухонного окна, паркетный пол. Потом подозвал криминалиста и предложил ему заняться этим участком пола — след явно просматривался. Чей?

В это время во входную дверь позвонили. Турецкий поднялся, жестом подозвал Полунина и, став по другую сторону дверного проема, открыл замок.

На пороге стоял Грязнов — хозяин, так сказать, частного сыскного бюро «Глория», что означает по-русски «Слава», иначе говоря, скромное имя владельца предприятия, поскольку звали Грязнова — Вячеслав Иванович.

— Здрасте, наше вам… — только и сказал Турецкий, узрев на пороге своего старого друга, бывшего муровца, ушедшего в отставку из-под тяжелого крылышка Александры Ивановны. Но не в ней было, конечно, дело. Просто так сложились обстоятельства. Надо было Славе решать: или — или. Вот он и выбрал второе «или».

— И вам — наше, — озадаченно посмотрел на Турецкого Грязнов. — Я что, не к столу?

— Заходи, — приветливым, широким жестом руки пригласил Турецкий, — Самое время, любимым блюдом будешь.

— Так, — протянул Грязнов, не трогаясь, однако, с места, — судя по обилию гостей, трапеза не слишком веселая… И кто же на этот раз? Хозяин?

— А у тебя имеются еще и другие варианты? — поднял брови Турецкий. — И откуда тебе все известно?.. Он, конечно. Ну иди, голубь сизокрылый, там тебя мать-начальница встретит.

— Грязнов! — чуть ли не басом закричала Романова, увидав своего бывшего оперативника. — Почему тебе ничего поручить нельзя? Вечно все портишь! Дали тебе живого человека, а в результате — труп. Ну? Шо мне теперь, до конца дней своих следить, шоб вы обязательно где-нибудь не напортачили? Я ж устала уже! Мужики, неужели вам бабы не жалко?

Но это она просто так причитала, по привычке, и никто особенно на ее причитания внимания не обращал.

Грязнов тоже не отреагировал на ее крики, он достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок и протянул его Романовой. Александра Ивановна прочла напечатанный на машинке текст, озадаченно посмотрела на Грязнова и вдруг сказала:

— Ну вот, а я все голову ломаю, кому теперь поручить…

— Нет денежного работодателя. А то бы почему и нет.

— А за спасибо? На общественных, так сказать, началах, а?

— Не положено, благодетельница ты моя. Поэтому — хочешь, верну этот документ вместе с отчетом.

— Держи пока. Чует мое сердце, нечистое здесь дело. Всякое может случиться. Их же теперь все равно придется разыскивать!

— Как скажешь, — пожал плечами Грязнов.

— Вот что, хлопцы, — сказала Романова, обращаясь ко всем сразу, видимо имея в виду и понятых, которые уже давно истомились, влипнув в дело, не имеющее конца. — Давайте закругляйтесь тут, оформляйте все как положено, а мы уехали ко мне. Турецкий, Грязнов — за мной.

На улице долго спорили, на чьей машине ехать. Грязнов, естественно, не мог бросить здесь своего «жигуленка» и отправиться в МУР, на Петровку, в транспорте Романовой или Турецкого. У Романовой не было резона ехать в чужой машине, когда своя — вот она. Служебная «Волга» Турецкого могла отправляться, куда ей самой хотелось.

— Вот времена настали! — восхитился Турецкий. — Раньше-то, бывало, из-за транспортных средств столько копий ломалось! А теперь кати — не хочу. И новые проблемы…

Наконец договорились поехать с Грязновым. Это было тем более удобно, что разговор состоялся бы как бы между людьми близкими, у которых нет друг от друга секретов.

— Ну шо, — сразу сказала Романова, — не будем терять времени. Давайте выстраивать всю цепочку событий…

3

Среда, 12 июля, вечер

Лариса Георгиевна до глубины души была оскорблена своим мужем Вадимом. А душа у этой уже немолодой, но старательно скрывающей свои сорок с хвостиком женщины находилась, по ее представлениям, в том месте, которое так легко возбуждается и требует постоянного физиологического удовлетворения. Так вот, с некоторых пор Вадим — рослый, атлетически сложенный красавец с тоненькой полоской рыжеватых усиков и тщательным пробором на крупной светловолосой голове, перестал обращать внимание на то, что у него элегантная и ухоженная жена, жадная до ласк. Она часто заставала мужа, который был моложе-то ее всего на какой-нибудь пяток лет, пребывающим в глубокой задумчивости и почти не реагирующим на ее мягкие кошачьи движения и кружевное французское белье, еще недавно сводившие его с ума. Еще недавно Лариса до дрожи в спине и ногах чувствовала, как легко возбуждали его запах ее духов, или оказавшееся как бы невзначай под рукой круглое и эластичное ее бедро, или полные яркие губы, полураскрытые в ожидании терпкого поцелуя.