Опасное хобби - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 90

— Разумеется, — твердо ответил Бай. — Но, если можно, не здесь, вы понимаете?

— Понимаем и пройдем в кабинет Снегирева, где у вас будет и время, и место. Ну а вы, Снегирев, что скажете? Последуете примеру коллеги, чтоб не тянуть время? На суд это может повлиять, на ваше начальство — сомневаюсь. Хотя, черт меня побери, всякое случается. Да, Иван Васильевич?

— Так точно, Александр Борисович! — хмыкнул и выпятил грудь майор Климчук.

— Я скажу, — кивнул вконец убитый Снегирев, когда понял, что под «начальничками» этот гад Климчук наверняка понимает заместителя начальника таможни Козлова, с которым он был на ножах. Но не из-за служебных разногласий, а из-за сволочного характера Козлова, не щадящего ни своих, ни чужих, когда дело касалось службы Действительно, лучше самому. Ну выгонят, так что, с его знанием дела и связями место какое-нибудь, что ли, не найдется? А может, и не выгонят, а только понизят в должности, да и хрен бы с ними Таможенников по всей России нехватка, не говоря о ближнем зарубежье. Надо пожертвовать малым, дабы не потерять большего.

— Пойдемте, — сказал он уже спокойно, — покажу…

И последнее «признание» сделал Бай:

— Извините… Александр Борисович, я могу вас так называть? Или… как это? Гражданин начальник?

Турецкому показалось, что он услышал насмешку, но ответил сухо:

— Можете.

— Я, кажется, наконец понял ваш вопрос о Ситковском. Могу дать честное слово, что ко мне это не относится.

«Или он все основательно просчитал, или?..» Турецкий кивнул и сказал равнодушным тоном:

— Следствие, как мы говорим, покажет. Но я буду рад за вас. Пойдемте взглянем на ваши «картинки». А потом вы сядете за стол, я дам вам несколько листов бумаги, и вы подробно напишете, почему, будучи предупреждены об ответственности за неявку на следствие, решили тем не менее покинуть страну, что у вас за картины в чемодане, откуда, имеете ли вы право на их вывоз и продажу за рубежом. А что касается вашего бывшего шофера, то о нем будет разговор особый. И не здесь, разумеется.

Саша уже жалел, что сказал прежде времени правду об убитом водителе. Можно было потянуть, вот тогда бы как повертелся Бай? Но слово уже сказано, поздно жалеть… А теперь-то он, конечно, будет все отрицать…

Судьба Снегирева абсолютно не волновала следователя Турецкого. Бай подтвердил факт дачи взятки, таможеннику ничего другого не оставалось, как в присутствии двух понятых самому вынуть из сейфа эти несчастные двести тысяч долларов и, опять же своими руками, отдать их в пользу… Да какая там польза? Дурак, вынести надо было, а не торопиться с этим толстым боровом. Да и куда выносить-то? Ведь уже следили наверняка… Но факт добровольного признания и выдачи нечестно заработанных денег пусть фиксируют, суки! И что примчавшийся Козлов грозит упечь, загнать, засадить — это уже факт его собственной биографии. Решает не он, а суд. И нечего коллективом прикрываться, тут две трети, если не больше, завидуют сейчас Снегиреву. Не финалу, конечно, а тому, как жил человек. А может, кто-то из них и «стукнул»?..

Турецкий предложил Баю самому вскрыть тайник своего чемодана. Все оказалось гораздо проще и примитивнее, чем он ожидал. Бай, небрежно высыпав предварительно на стол немногие вещи, содрал с днища и крышки чемодана несколько хитроумно налепленных подкладок-липучек, и перед взорами «восхищенной публики» предстали полотна

Мане, Дега, Снньяка, рисунки Сезанна и других художников, чьи имена мало что говорили Турецкому. Этих хоть знал — и то спасибо.

Ну вот взять того же Эдуарда Мане. Написана картина красиво. А как иначе мог бы сказать Саша? Светится вся — небо, вода, загорелые рыжебородые мужики. Девицы в шляпах. Кажется, все дышит воздухом, ветром. Нет, действительно красиво. Но чтоб убивать из-за нее?!

И еще одно странное чувство испытал неожиданно Турецкий. Конечно, созерцать подобные картины надо было не в этой обстановке, и, уже понятно, не в этом состоянии, и не в шестом часу утра. Но показалось ему, что начисто исчезла со всех этих полотен тень святости, что ли, которая присуща произведениям, находящимся в музеях. То ли налет крови какой-то туманной такой дымкой привиделся, но не тянуло восхищаться, томило неясное желание убрать с глаз долой, подальше куда-нибудь. А возможно, влияло несколько пренебрежительное отношение Бая к этим произведениям, эти его панибратские «холстинки», «картинки»…

В общем, когда Бай закончил свою недлинную, на трех страничках, исповедь и перечислил имеющиеся в тайнике чемодана произведения искусства, предназначенные им для вывоза за границу, в данном случае в Австрию, Турецкий счел за лучшее убрать все обратно в чемодан, опечатать его соответствующим образом и отнести в багажник «форда». При этом он не преминул посоветовать, что зря Бай отпустил свою машину, ехал бы с комфортом, с холодным боржоми, а здесь он мог рассчитывать лишь на стакан воды из-под крана, сильно пахнущей химией.

Снегирева Саша оставил воздушной милиции в лице заместителя начальника отдела внутренних дел при аэропорте Шереметьево майора Климчука. Это его епархия. Пусть вдвоем с Козловым и разбираются.

Баю, учитывая его габариты, Турецкий предложил сесть сзади, сам сел рядом с Эдуардом, и они отправились в Москву. Ночь завершилась. До начала нового рабочего дня оставалось менее двух часов.

Турецкий прямо из машины позвонил Александре Ивановне, которая, как он был уверен, вряд ли спала, ожидая известий. Сказал, что операция завершена. Едут. Она поняла и лишь добавила, что к восьми будет у себя.

— Ты поднимись с ним в зал для опознания.

46

Турецкого это устраивало по нескольким причинам. Значит, для начала Романова хотела понаблюдать за допросом Бая из соседнего кабинета. В него обычно приглашались потерпевшие или очевидцы тяжких преступлений, которые по разным причинам, а чаще всего из страха перед преступниками, не хотели, чтобы те видели их.

Кроме того, в зданиях Петровки, 38, все необходимые службы под боком, далеко посылать гонцов не надо.

Весь на нервах прошедший день и бессонная, полная волнений и страха ночь, похоже, сломили Бая. Он и внешне выглядел растерянным, испуганным и покорным. Самое подходящее время придавить его уже как следует и заставить дать правдивые показания по делу об убийстве Константиниди.

К приезду Турецкого Леня Крутликов успел основательно проработать общую тетрадь Константиниди, оставленную для него Сашей у Романовой. И теперь он делал необходимые выписки для предстоящего допроса. Окончательно сформулировал свои вопросы к Баю и Турецкий. Долго он размышлял над ними прошедшей ночью. Словом, все было готово для вполне конкретного, весьма обстоятельного допроса подозреваемого. Соблюдены были и все необходимые формальности: Бай расписался об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, предусмотренной статьями 181 и 182 УК. Выполняя эти формальности, следователи хотели показать Баю, лицу не-судимому и не бывавшему еще под следствием, что дружеские домашние беседы и треп в автомобиле кончились, настала суровая проза жизни. Хочешь не хочешь, а поневоле задумаешься.

Но Бай прекрасно знал все эти штучки-дрючки и, изображая полную свою покорность и истовое желание помочь следствию, — ведь обещал же выложить на стол следователя чистосердечное признание! — ждал лишь одного: хитрых следственных ходов и подвохов. Ибо, пока машина везла его в МУР, он тоже основательно продумал свою линию поведения.

Он уже понял, что даже при тщательном обыске в его доме эти сыщики смогут обнаружить в его доме три-четыре, максимум пять «картинок» из коллекции Константиниди, которые этот старый хрен не мог пометить в своем каталоге как проданные. Понял также, увидев пухлую, растрепанную общую тетрадь, что это и есть та искомая, но найденная, увы, не им стариковская драгоценность. Так вот для того немногого, что будет обнаружено при обыске, объяснение последует самое достоверное: принес все это и продал ему Вадим. Как он их взял? Это Бая не интересовало. Может, у них на то особая договоренность со стариком была, а может, тесть хотел таким образом Димку перед его женой, а впоследствии и всем светом, опозорить, скомпрометировать. А живой пример тому — Дега, хранившийся у Ларисы, а вовсе не у старого Константиниди. И уж это обстоятельство не может не подтвердить сама Лариса Георгиевна, черт побери! Все же остальное, что принес Андрюша, ох как далеко! Если еще не пересекло, то не сегодня завтра пересечет границу благословенного государства, упакованное в дипломатический багаж советника по культуре милой сердцу, но недоступной пока для Бая Швейцарии. Так что зря стараются господа хитроумные следователи! Если и есть грех на Виталии Александровиче, то лишь один: поверил плохому человеку. Да вот еще и купленные на свои кровные «картинки» перепродать в частные собрания хотел. Что ж делать, виноват, грех попутал! Казните… Деньги-то, между прочим, свои платил, не краденые. Во всем мире Бая знают как человека серьезного и верного своему слову. Жулики такими не бывают.