Округ Форд. Рассказы - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 23

Он пропустил встречу, назначенную на 14.30, и это его ничуть не волновало. Пропустил и еще одну — на 16.30. Оставив одну банку на обратную дорогу, примерно в четверть шестого вошел через заднюю дверь в офис и мгновенно столкнулся лицом к лицу с взволнованной секретаршей.

— Где ты был?! — воскликнула Фреда.

— Да так, решил прокатиться, — ответил он. Снял пальто, повесил в холле. Она прошла за ним в кабинет, уперев руки в бока, — ну в точности как жена. — Ты сорвал две встречи — с Мейденами и Гарнерами, и они далеко не в восторге. И еще от тебя разит как от пивзавода!

— Но ведь пиво и делают на пивзаводе, разве не так?

— Полагаю, что да. Короче, ты только что прошляпил гонорар в тысячу долларов!

— И что с того? — Он упал в кресло, сбив со стола несколько папок.

— Как это «что с того»? Нам позарез нужны деньги. Не в том ты положении, чтобы отталкивать клиентов. В прошлом месяце едва свели концы с концами с накладными расходами, в этом месяце дела идут еще хуже. — Голос пронзительный, визгливый, скандальный — видно, злоба накапливалась в ней несколько часов. — У меня на столе целая куча счетов. А в банке — ни цента. А в другом банке ждут не дождутся, когда ты начнешь выплачивать по кредиту, который решил взять неизвестно для чего.

— Ты сколько уже здесь работаешь, а, Фреда?

— Пять лет.

— Достаточно долго. Так что собирай вещи и проваливай. Быстро!

Она так и ахнула. Закрыла рот руками. Потом опустила их и с трудом выдавила:

— Ты что же, меня увольняешь?..

— Нет. Просто сокращаю расходы. Стараюсь сэкономить.

Она быстро оправилась и рассмеялась — коротко, нервно.

— А кто же тогда будет подходить к телефону, печатать, оплачивать счета, приводить в порядок документы, нянчиться с клиентами и прикрывать тебя, а?

— Никто.

— Да ты просто пьян, Мак.

— Пьян, но не слишком.

— Тебе без меня не выжить.

— Прошу тебя, пожалуйста, просто уйди. Не хочу вести эти бесполезные споры.

— Ты потеряешь все! — завопила она.

— Уже потерял.

— А теперь теряешь еще и последний разум!

— И это тоже. Пожалуйста!..

Она вылетела из кабинета. Мак водрузил ноги на стол. Он слышал, как Фреда стучит ящиками стола и мечется в соседней комнате. Длилось это минут десять. Потом она снова ворвалась в кабинет и крикнула:

— Паршивый сукин сын, вот ты кто!

— Понял вас. Всего хорошего.

Дверь за ней с грохотом захлопнулась, и воцарилась благословенная тишина. Первый шаг был сделан.

Через час Мак снова вышел из конторы. На улице было темно и холодно, снег прекратился. Маку страшно хотелось пить, а вот домой совсем не хотелось. И меньше всего хотелось, чтобы кто-то увидел его в одном из трех баров в центре Клэнтона.

Мотель «Ривьера» находился на восточной окраине города, рядом с дорогой на Мемфис. Дряхлое строение в стиле 1950-х, с крохотными номерами. Некоторые можно было снять на час. Небольшое кафе, тесный холл с креслами и диваном. Мак уселся за стойку бара и заказал пива. Из музыкального автомата лилась музыка в стиле кантри. Над ним на стене висел снимок баскетбольной команды колледжа. Посетители — по большей части небогатые путешественники и утомленные жизнью мужчины из местных, всем далеко за пятьдесят. Мак не узнавал никого, кроме бармена, тот давно здесь работал, а вот имя его вылетело из головы. Что и неудивительно, ведь Мака никак нельзя было назвать завсегдатаем «Ривьеры».

Он попросил сигару. Раскурил ее, глотнул пива, и через несколько минут достал из кармана небольшой блокнот и начал что-то записывать. Чтобы скрыть финансовые неудачи от жены, он организовал свою фирму как общество с ограниченной ответственностью, или ООО, что страшно раздражало его коллег-юристов. Мак был единственным владельцем, и большая часть долгов была записана здесь. Кредит в двадцать пять тысяч долларов был взят шесть лет назад, и тут не отмечалось ни малейшей тенденции к уменьшению; две кредитные карты от фирмы, одна на его имя, другая на фирму. Некогда верхний предел там составлял десять тысяч долларов, деньги на них таяли, но карты пока действовали, поскольку использовались для мелких расходов. Ну и еще обычные офисные долги за оборудование. Статус ООО позволял заложить офисное здание, что Мак и сделал восемь лет назад, несмотря на яростные возражения жены, и получил тогда сто двадцать тысяч долларов. В месяц приходилось выплачивать по тысяче четыреста долларов — существенная нагрузка на семейный бюджет. Положение ничуть не облегчал тот факт, что помещения на втором этаже пустовали. Некогда Мак лелеял надежду, что будет сдавать эти площади, если выкупит здание.

В этот чудесный и мрачнейший февральский день у Мака оставалось всего два месяца, чтобы выплатить по закладной под офис.

Он заказал еще пива, чтоб сполна прочувствовать, какой же он несчастный. Он мог бы объявить себя банкротом, передать все дела другу-юристу и уйти свободным человеком, без тени смущения или унижения, поскольку рядом с ним, Маком Стэффордом, уже не будет людей, тыкающих в него пальцем и перешептывающихся за спиной.

Офис — это еще цветочки. А вот что касается брака… тут совсем другое дело.

Он пил до десяти, потом поехал домой. Въехав на дорожку, ведущую к небольшому скромному дому в старом районе Клэнтона, выключил мотор и фары, потом сидел за рулем и смотрел на дом. В гостиной горел свет. Она его ждала.

Они купили этот дом у ее бабушки пятнадцать лет назад, вскоре после свадьбы. С тех самых пор Лайза мечтала о более просторном жилище. Ее сестра вышла замуж за врача, и у них был чудесный дом рядом с загородным клубом, в престижном районе, где обитали другие врачи, банкиры, а также некоторые адвокаты. Жить там было очень удобно и приятно — дома новенькие, с бассейнами и теннисными кортами, а прямо за углом — гольф-клуб. На протяжении почти всей супружеской жизни Маку непрестанно напоминали о том, что продвижение по социальной лестнице у их семьи происходит очень медленно. Какое там продвижение? Какой подъем? Мак прекрасно знал, что на самом деле они опускаются все ниже и ниже. Чем дольше они жили в бабушкином доме, тем теснее в нем становилось.

Семье Лайзы на протяжении нескольких поколений принадлежал единственный в Клэнтоне цементный завод, и хотя это поднимало их на самую высокую ступень местного общества, на банковские счета влияло мало. Однако все ее близкие были просто помешаны на «семейных деньгах», что говорило о снобизме, а также неумении толково распорядиться имуществом и капиталами. Когда-то выйти замуж за адвоката казалось Лайзе удачным шагом, но пятнадцать лет спустя в ее душу закрались сомнения на этот счет, и Мак это знал.

На крыльце вспыхнул свет.

Если между супругами разыгрывались сцены, а такое бывает в каждой семье, девочки — Хелен и Марго — занимали места в первом ряду. Мать на протяжении нескольких часов куда-то названивала, швыряла вещи и при этом делала все, чтобы дочери поняли, кто прав, а кто виноват. Обе они пребывали в подростковом возрасте, но проявляли все признаки того, что вскоре станут копиями своей мамаши. Конечно же, Мак любил их, но после третьей кружки пива в мотеле решил, что вполне может прожить и без них.

Дверь распахнулась — это была она. Шагнула на узкое крыльцо, скрестила обнаженные руки на груди и гневно посмотрела через замерзшую лужайку прямо в глаза Маку. Он ответил столь же вызывающим взглядом, затем распахнул дверцу и вышел из машины. Стоило ему с грохотом захлопнуть за собой дверцу, она прошипела:

— Где ты был?

— В конторе, — огрызнулся он в ответ и попытался идти уверенно, а не шататься как пьяный. Рот был полон мятной жвачки, хотя это вряд ли могло кого-то обмануть.

— Где ты был? — повторила она уже громче.

— Умоляю, вокруг соседи. — Мак не заметил полоски льда между своей машиной и ее, а ко времени, когда обнаружил, ситуация вышла из-под контроля. Он поскользнулся, полетел вперед и, падая, врезался лбом в задний бампер машины. В глазах потемнело, а когда он пришел в себя, то услышал визгливые женские голоса и отчетливо разобрал слова: