Первая жертва - Элтон Бен. Страница 15

Помимо санитара в комнате было три человека: один, по виду — главный, и еще двое, которые остались у двери. Все были в тюремных робах, но не были похожи на заключенных, которых Кингсли видел прежде. За исключением санитара-наркомана, все стояли прямо, и, насколько мог разглядеть Кингсли при свете мигающей газовой лампы, взгляд у каждого был пронзительный. Он видел только их глаза, потому что лица скрывали маски.

— Мой друг сказал мне, что ты хотел поговорить с настоящими ирландцами, — тихо произнес главный.

— Я хотел бы поговорить с любым, кто согласится помочь мне, — прошептал Кингсли разбитыми губами.

— Как, по-твоему, мы сможем тебе помочь?

— У вас есть власть. Это очевидно, иначе как бы вы смогли выйти из камер и навестить меня?

— Да, в этих стенах мы имеем кое-какое влияние, — ответил мужчина. — Видишь ли, ирландцы, они повсюду. От нас невозможно избавиться. Мы ведь словно мухи на дерьме. Некоторые двери для нас открыты. Но, к сожалению, не двери на свободу.

У говорящего не было тяжелого дублинского акцента, как у санитара, и, несмотря на грубость выражений, говорил он грамотно. Кингсли подумал, что, возможно, перед ним выпускник Тринити-колледжа, чьи профессора без устали воспитывали врагов британского государства.

— Вы знаете, кто я такой, — сказал Кингсли. — И знаете, почему я здесь.

— Да. Вы тот, кто протестует против войны, потому что считает ее глупой.

— Нелогичной.

— Да, точно, нелогичной. Скажите мне, инспектор Кингсли, как вы относитесь к логике, оправдывающей войну, которую Британия вела против ирландского народа прошедшую тысячу лет?

Разумеется, Кингсли этого ожидал.

— Я сожалею, что в прошлом не уделил этому достаточно внимания.

— Но теперь вы поняли свою ошибку?

— Да.

— Убедившись, что не осталось ни одного англичанина, который уделил бы вам хоть минуту времени, вы решили попытать удачу с ирландцами.

— Думаю, вы точно описали мое положение.

— А как вы относитесь, — продолжил ирландец, — к «логике», руководствуясь которой полиция на прошлую Пасху вытащила Пэдди Пирса и других ребят из почтового отделения в Дублине и повесила их за то, что у них хватило безрассудной смелости верить, что Ирландией должны управлять ирландцы?

— Я считаю это в высшей степени нелогичным. Британцы подарили вам еще полдюжины мучеников, чтобы вдохновить вас на новые подвиги.

— Что ж, должен сказать, это очень приятно слышать. Особенно из уст парня, который в то время доблестно работал на убийц.

Кингсли не знал, что ответить, и промолчал.

— Что ж, теперь, я думаю, пора перейти к делу, — сказал ирландец. — Понимаете, мы не можем на всю ночь покидать камеры. Не стоит искушать судьбу Полагаю, инспектор, вы ищете защиты? И, насколько я понимаю, хотите, чтобы всем стало понятно, что если кто обидит вас, ему придется ответить за это перед ненормальными ирландцами? Правильно?

— Я был бы очень признателен.

— Сотрудничества с нами, ненормальными и ужасными ирландцами, которые похищают у английских матерей их малышей, чтобы потом их поедать?

И снова Кингсли не ответил.

— Позвольте спросить, кстати, сразу прошу прощения за столь глупый вопрос, — продолжил ирландец, — какая польза от этого будет нам?

— Я… я могу поделиться с вами кое-чем.

— Ну и что жеможет знать скучный лондонский полицейский, мистер Кингсли?

— Одно время я сотрудничал с Особой службой. У меня остались кое-какие связи.

— Вы знаете имена каких-нибудь тайных агентов?

— Да, знаю.

— Вы назовете эти имена?

— Чтобы вы их убили? Нет.

— По крайней мере, мистер Кингсли, вы говорите честно. Вам повезло, ведь мне кое-что о вас известно, и я бы не поверил, согласись вы на мое предложение.

— До 1909 года, до того, как у нас появилась настоящая секретная служба, именно полиция была вашим главным противником в Лондоне.

— Да, мистер Кингсли, это мне известно. Я пришел сюда не за тем, чтобы слушать лекцию. Что вы мне можете сообщить?

— Я могу рассказать, что нам известно… — отчаянно импровизировал Кингсли. — Мы знаем, что ирландские республиканское братство проникло в «Гэльскую лигу». Я уверен, что Эйн Макнилл был бы удивлен и шокирован, узнай он, сколь многие из его драгоценных «ирландских разговорных групп» на самом деле представляют собой курсы для бомбистов и торговцев оружием. А «Гэльская атлетическая ассоциация»? Сколько ваших людей тайно завербовали и подготовили, пока вы дружно делали вид, что играете в футбол? Наверно, не меньше половины ребят, участвовавших в восстании, пришли к вам оттуда. Нам это известно, потому что среди вас есть наши люди.

— Правда?

— Да. Именно так мы узнали о Кейсменте и его миссии в Германии.

— Инспектор, какого черта, об этом писали в газетах.

— Мы знали, где он приземлился. Мы знали, где его можно схватить.

— Сэр Роджер Кейсмент полный идиот и был не в состоянии держать язык за зубами. Нам его поимка не нанесла ущерба, а вам не сделала чести. А теперь позвольте задать вам вопрос. Если британские шпионы и полицейские действительно играют в гэльский футбол с ребятами из «Гэльской атлетической ассоциации» в Донеголе, вы можете сообщить нам их имена?

— Нет.

Фений улыбнулся:

— Почему?

— Потому что я не хочу выносить им смертный приговор.

— Или, если точнее, потому что никаких шпионов нет.

— Можете думать и так.

— Инспектор Кингсли, я ожидал от вас большего.

— Жаль, что разочаровал вас.

— Ни полиция, ни ваша драгоценная новая Секретная разведывательная служба никогда не внедрялись в ирландское республиканское братство на более или менее серьезном уровне.

— Вы узнали бы об этом в самую последнюю очередь.

— В таком случае, мистер Кингсли, британским властям в Дублине было бы точно известно о Пасхальном восстании. Но они ничего не знали, верно? Мы застали их врасплох.

— Откуда вы знаете? Мы ведь его подавили.

— Да, мой друг, вы его подавили, но вовсе не благодаря потрясающей работе ваших шпионов. Вы подавили его, потому что вы — вонючая Британская империя и у вас есть большая армия, а мы — кучка фермеров и банковских работников, с дерьмовым оружием девятнадцатого века, которое этот дурак Кейсмент умудрился выклянчить у немцев! И даже если бы мы не пошли на дело с голыми руками, выставив на улицы только тысячу человек, хотя могли привлечь в десять раз больше, вы бы все равноего подавили. С меня хватит ваших фантазий, инспектор Кингсли, лучше скажите, есть ли у вас что-то действительно ценное, ради чего нам имеет смысл спасать в тюрьме вашу жизнь. Я не стану просить выдавать ваших людей, понимаю, что вы этого не сделаете, но если захотите, можете выдать несколько наших. Вы ведь работали со Специальной службой, так, может, назовете мне, скажем, имена полудюжины ирландских информаторов? Это обеспечит вам небольшую защиту, друг мой. Назовите нам имена шести предателей-ирландцев, которые мостят тротуары, копают ямы и варят смолу в Лондоне, а одновременно все вынюхивают для полиции.

Сначала Кингсли решил выдумать имена — чтобы выиграть немного времени. Однако эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Необязательно работать в Специальной службе, чтобы знать, что с «Братством» шутить не стоит. Это жестокие, безжалостные люди, и они ни за что не потерпят такого неуважения. С другой стороны, Кингсли не мог назвать им настоящие имена. Он действительно знал нескольких осведомителей, прокладывавших метро и мостивших дороги, однако выдать их ирландскому республиканскому братству было все равно что их убить.

— Я не стану называть имена осведомителей.

— Мистер Кингсли, эти люди — подонки. У вас есть свои шпионы, у нас — свои. Они знают ставки и рискуют исключительно ради золота. Я дам вам еще одну возможность. Назовите мне имена шести ирландских осведомителей на жалованье Скотленд-Ярда или секретной разведки, или хотя бы трех, и мы позаботимся о том, чтобы сидящие здесь мерзавцы не причинили вам вреда.