Кот, который сорвал аплодисменты - Браун Лилиан Джексон. Страница 22

Глава одиннадцатая

Вечером, накануне завтрака с вафлями, Квиллер нашёл радиоволну, где сообщали сводку погоды, хотя понимал, что чепухи наслушается ровно столько же, сколько и сравнительно правдивых предсказаний. Ведущий — его приятель Уэзерби Гуд — больше тяготел к развлекательному жанру, чем к метеорологии, но именно это и устраивало добрых жителей Мускаунти. Он всегда ухитрялся втиснуть в передачу несколько поэтических строф, песенку или колыбельную, подходящую к случаю.

По меньшей мере раз в неделю Уэзерби посвящал сводку кому-нибудь из героев местных новостей: Ленни Инчпоту, к примеру, когда тот стал победителем в велосипедных гонках, или Аманде Гудвинтер, когда её выбрали мэром.

В этот четверг передача Уэзерби посвящалась «Тельме Теккерей, выросшей в здешних краях, а теперь возвратившейся в наши благословенные места после долгой и успешной деятельности в Калифорнии».

— Вы, наверно, подзабыли, Тельма, какая у нас здесь интересная погода. Сегодня с утра солнечно и температура воздуха перевалила за семьдесят по Фаренгейту, но если вы решите выйти погулять, запаситесь жакетом и зонтиком, так как ожидается небольшой дождь и холодный ветер, а вам ведь вряд ли хочется простудиться. Если же вы всё-таки подцепите насморк, напейтесь горячего лимонада и наклейте на грудь пластырь с гусиным жиром.

После этого Уэзерби Гуд пропел несколько строф о том, как «кап-кап-кап-кап-каплет дождик», аккомпанируя себе на пианино, стоящем в радиостудии.

Если Тельма его слышала, она наверняка от души посмеялась над шуткой о гусином жире. Старожилы Мускаунти всегда потешались, когда, говоря о «старых добрых временах», вспоминали жгучий, вонючий пластырь с гусиным жиром, до сих пор заставлявший их содрогаться.

Как помнилось Квиллеру, он лакомился вафлями только раз в жизни, так что ему пришлось восполнить пробел в своём образовании. Он позвонил в публичную библиотеку, и там охотно занялись разысканиями в области этого важного вопроса.

Благодаря усердию библиотекарши-волонтёра Квиллер узнал, что вафли были известны ещё в Древней Греции… что патент на первую вафельницу был выдан в Соединенных Штатах в 1890 году… что вафельницы стали самым популярным подарком новобрачным в первой четверти двадцатого века… и что на чердаке каждого респектабельного дома в Мускаунти можно найти как минимум одну вафельницу.

По мере того как время близилось к завтраку, голубые глаза сиамцев всё с большим беспокойством следили за Квиллером, будто они боялись, что расстаются с ним навсегда.

— Передать от вас привет Лолите и Педро? — поинтересовался он, уходя.

На Приятной улице царила тишина: десять гигантских свадебных тортов мирно дожидались свадьбы. Самым приметным из них был дом номер пять. Парадная дверь у так называемого въезда для экипажей была открыта, и Квиллера там поджидала Дженис в кухонном переднике и в шляпке с поникшими полями.

— Доброе утро, — приветствовала она гостя. — Чудный денёк, не правда ли?

Он вручил ей купленный по дороге букет, завёрнутый в зелёную папиросную бумагу. Интуиция подсказала ему выбрать ярко-красные гвоздики.

— Как раз такие, как любит Тельма! — воскликнула Дженис. — Что-то она задерживается. Выпьете кофе, пока её нет?

В ожидании хозяйки Квиллер изучат обстановку. Он нашёл её элегантной и полной joie de vivre [13]. Все вокруг сияло белизной, и это напомнило ему о белой на белом фоне картинке-интальо, которую он выиграл однажды в лотерею в Центре искусств. А здесь на белоснежном фоне вырисовывались различные примечательные детали: ручки и ножки кресел и дивана были выполнены из чёрного дерева в современном модном стиле; над квадратными сиденьями высились спинки, обтянутые шёлком стального цвета. «Лихо!» — подумал Квиллер. На кресла были брошены пышные пуховые подушки, по расцветке соперничающие с попугаями: ядовито-зелёные, пламенно-красные и ярко-жёлтые. Столы были из нержавеющей стали, со стеклянными столешницами. Маленькие и большие ковры ручной работы довершали общую картину. На стенах висели полотна современных художников и гобелены из тех, что скромно знают своё место и не стараются ошарашить посетителей.

Внимание Квиллера привлекли две высокие продолговатые этажерки: остов у них был из нержавеющей стали, и каждая имела пять стеклянных полок разной ширины. Остовы этажерок кверху расширялись, так что верхние полки оказывались шире нижних. Такое решение придавало конструкции легкость и грациозность. Если бы эти этажерки создавались в Мускаунти, подумал Квиллер, полки на них были бы одинаковыми, как ступеньки лестницы.

На этажерках размещалась сногсшибательная, переливающаяся всеми цветами радуги коллекция статуэток тропических птиц из глазурованного фарфора. Разглядывая их, Квиллер вдруг почувствовал чьё-то присутствие. По лестнице спускалась Тельма — одна её рука, украшенная браслетами, опиралась на перила, другая, тоже вся в браслетах, была приветственно протянута гостю. Её простое свободное ярко-желтоё платье прекрасно оттеняло серебро седых волос — коротко подстриженные, они спадали челкой ей на лоб.

— Ваш элегантный дом, Тельма, излучает радость жизни, — галантно поприветствовал её Квиллер.

— Спасибо, заинька! Вы и говорите, как пишете, а выглядите ещё красивей, чем на приёме! Ну, прошу — вафли нам подадут в комнате для завтраков. Надеюсь, вы любите вафли не меньше, чем я.

В комнате для завтраков их ждали хрустящие, блестящие от масла вафли, посыпанные жареными орехами и политые яблочно-финиковым соусом. Квиллер объявил, что в жизни не ел более вкусных вафель (правда, его единственное знакомство с ними состоялось когда-то в забегаловке в Нью-Джерси).

— А чем угощают на завтрак попугаев? — спросил он, торопясь съехать с опасной кулинарной темы и направить разговор в другое русло.

— Обычным кормом для попугаев, — ответила Тельма, — ну и всякими лакомствами вроде семян саффлора, а кроме того, яблоками, бананами, сельдереем, сырым арахисом. Они-то обожают шоколад и зефир, но не хочется, чтобы они жирели.

— Дик дал Лолите карамельку, облитую шоколадом, — сказала Дженис, — и у неё клюв слипся. Она так смешно силилась его отчистить! Однако конфетка пришлась ей по вкусу, она просила ещё.

— Мне эти шутки Дика не нравятся, я ему уже говорила! — строго сказала Тельма.

Обе женщины пару раз вскользь упомянули в разговоре между собой некоего мистера Симмонса.

— Кто этот мистер Симмонс? — спросил Квиллер. — Уж не приставлен ли он наблюдать за вами — условно-досрочно отпущенными на свободу?

Дженис прыснула, Тельма тоже усмехнулась и объяснила:

— Мистер Симмонс — полицейский детектив на пенсии, он служил в моём клубе в Калифорнии. Исполнял роль секьюрити во фраке и при галстуке-бабочке. Сам-то он считал своей главной задачей мою личную безопасность.

— Он к Тельме неравнодушен, — лукаво заметила Дженис.

— После того как я продала клуб и удалилась на покой, он превратился в этакого друга дома и приходил к нам раз в неделю обедать. Обожал стряпню Дженис, ну и помогал за всем приглядывать. А когда услышал, что мы надумали переезжать сюда, заставил меня взять у него маленький револьвер и научил им пользоваться: уж больно его беспокоило, как это две женщины одни поедут через всю страну. Славный малый.

— Думаю, обо мне так никто никогда не отзовётся, — заметил Квиллер.

— Не волнуйтесь, заинька, не отзовутся, — поддела его Тельма.

Вот это в ней и нравилось Квиллеру — её острый язык.

Он избегал задавать ей вопросы о попугаях, ибо им была посвящена целая статья во «Всякой всячине», но Квиллер только вскользь пробежал газету, поэтому постарался нащупать более безопасную тему для беседы:

— Ну а как ваша поездка в Локмастер?

— Это лошадиное царство прекрасно… и рестораны вполне приличные, хотя и не сравнить с моим, заинька! — И она доверительно подмигнула Квиллеру, а потом серьёзно продолжила: — На самом деле я поехала туда на могилу брата. Попросила Дика оставить меня на пару минут одну и побеседовала с моим милым Малышом. Ну и помолилась немного… Потом мне захотелось посетить то ущелье, где любили гулять брат и Салли и где с ним это случилось. Дик остался в машине, сказал, что на него ущелье нагоняет тоску. Но мне оно показалось очень красивым. Вдалеке виднелся мост, словно сложенный из зубочисток, и по нему как раз прошёл маленький, будто игрушечный поезд. А глубоко внизу текла река.