Гибельный день - Маккинти Эдриан. Страница 12

Я вздрогнул.

Именно.

Вот в чем было все дело.

Вот почему я оказался в Дублине. Не из-за Бриджит. Из-за себя самого. После 1992-го у меня не было связей, длившихся дольше чем полгода. И не потому, что я вынужден был лгать всем своим женщинам. Вероятно, просто подспудное недоверие, возникавшее между нами, было как бомба замедленного действия. Они все жаловались, что мне есть что скрывать. Что бы они ни делали — все рождало у меня подозрения. Это как украшать шоколадный торт горчицей. Бесконечная, всеобъемлющая ложь. На лжи ничего не построишь. Но как можно было раскрыть правду? Да, я розыске за то, что убил главаря банды, и ФБР пришлось изрядно попотеть, чтобы отмазать меня от тюрьмы. Да, в Мэне и Массачусетсе я убил еще шестерых, в том числе — двух женщин. Как можно сказать об этом хоть кому-то? Особенно той, которую любишь? Ее жизнь окажется из-за тебя в опасности. Потому я опасался говорить о своих чувствах, был вынужден постоянно носить маску. И так всегда, постоянно. Входит в привычку. Жизнь в потемках, все время настороже, во всем сомневаешься.

Как если бы ты был масоном, но без связей в обществе и без парадного облачения.

— Я так понимаю, что во всех барах на курении поставили крест? А в клубах? — спросил я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

— Клубы… не знаю, честно говоря, я ни в одном не состою…

— Возможно, хотя бы там еще разрешено, — предположил я.

— Черт его знает. Жаль, что ты уезжаешь в Белфаст: если погода не испортится, в Дублине будет отменная веселуха!

— Ага, слышал, Блумов день. Что-то связанное с Джеймсом Джойсом.

— Точно. Я-то эту книженцию не читал. Плохой из меня читатель. И вряд ли когда исправлюсь. Недавно, прикинь, поставил спутниковую тарелку. Четыреста каналов, один другого круче! При нынешней суматохе никто почти уже и не читает. А ты видал, какая книженция толстая? Зато сюда приедет целая толпа знаменитостей. Слышал, в «Грэшеме» поселилась Гвинет Пэлтроу.

— Да что ты!

— Ну. Говорят, она хорошо в литературе сечет, да и предки у нее, я думаю, ирландцы. Так что ей тут самое место.

— А кто еще будет?

— Точно не знаю. Лиам Нисон, думаю… люди вроде него. Известные, типа.

— А кто был самым знаменитым из тех, кого ты возил в своем такси? — задал я вопрос, пытаясь проверить, действительно ли он таксист.

— Группа «Ю-Ту» — в полном составе.

— И как они тебе?

— Улетные парни, зуб даю! Потрясные ребята… Хотя Боно я ненавижу. Не выношу его. Призывал всех отстегивать в пользу Африки, а сам при всем при том, что ирландский музыкант, ни разу гроша ломаного не заплатил по налогам, хотя его баблом можно было бы погасить долги двадцати беднейших стран в мире. Говнюк!

— Он что, не заплатил тебе?

— Да нет, но мог бы и пощедрее быть. Все это было еще в те времена, когда у меня была своя машина, когда я извозом себе на хлеб с маслом зарабатывал. В восьмидесятых. Хорошо бы еще раз когда-нибудь повстречаться с ребятами, — грустно произнес водитель, и в зеркале заднего вида я перехватил его задумчиво-мечтательный взгляд.

Когда-то у него была своя машина и он зарабатывал извозом деньги? А что же он сейчас делает?

Нет, он не таксист… Теперь я был начеку и нисколько не удивился, когда он заорал:

— Твою мать!!! Слышишь? Черт меня побери!

— Слышу — что?

— Вот это: «бамп… бум… бум… бумп».

— Ничего не слышу.

Он улыбнулся нехорошей улыбкой, оскалив щербатые желтые зубы.

— Мда, кажись, проколота левая шина спереди. На заднем сиденье, возможно, ты и не почувствовал ничего. Не возражаешь, я выйду погляжу? До вокзала тут всего-то минут пять, мне не хотелось бы возиться, менять колесо.

Я напрягся.

Машина притормозила.

— Я быстро, гляну только одним глазком, — пообещал водитель.

Господи, как же я был прав! Заговор. И вправду прогнило что-то в Датском королевстве…

Машина встала.

— Сейчас проверю, и помчимся, — утешил меня детина.

— Валяй, проверяй, — ответил я.

Он выбрался из-за руля и оставил дверь открытой.

Я выглянул в окно и понял, что насчет вокзала — наглая ложь. Мы находились где-то в районе доков или рядом с водой, на востоке города, к югу от Лиффи. Складская территория. Впрочем, точно не скажу: в тумане видно было не дальше чем на десять-пятнадцать шагов. И никаких жилых домов и машин. Идеальное место для убийства.

Я приготовился. Что он собирается делать? Выйдет из машины, возьмет пушку и через окно меня пристрелит? Разумеется, если это не его машина, почему бы и нет? Наверное, угнал прошлой ночью. Как же мне быть? Думай, Майкл, шевели извилинами!

Я внимательно следил за водителем. Он нагнулся, разглядывая колесо. Распрямился — руки на бедрах. Еще раз нагнулся. «Вот сейчас!» — решил я и ухватился за дверную ручку, готовый в любую секунду выскочить из салона и помчаться прочь сквозь туман со всей возможной быстротой.

Моя удача будет зависеть от того, насколько он хороший стрелок и какое у него оружие.

Падрег стоял и улыбался:

— Так-с… Между шиной и ободом что-то застряло, подмогнешь, а?

— Не могу, извини. У меня деловая встреча, не хочется руки пачкать, — произнес я с сожалением.

— Да ты просто подержишь фонарик, пока я найду, что там застряло.

Не видя причин для отказа, я медленно и осторожно открыл дверь и двинулся к нему, стараясь держаться так, чтобы машина оставалась между нами. Бугай открыл багажник и достал фонарик. Включил его:

— Подойди-ка ближе. Мне нужно, чтобы ты прям на колесо светил. Я тебе скину пару баксов за проезд.

— А я думал, ты доллары не берешь, — подколол я.

— Евро… Скину парочку евро! — смеясь, поправил он себя.

— Короче, что я должен делать?

— Просто подержи фонарик. Из-за обода ничего не видно. А вот этим я выковыряю то, что туда попало, — произнес Падрег, держа в руке монтировку и одаривая меня еще одной восхитительно дружелюбной ирландской улыбкой.

Итак, ты хочешь, чтобы я нагнулся с фонариком, а ты в это время зайдешь мне за спину с монтировкой и несколько раз ударишь по голове. Нет, приятель, я так не играю.

— Что-то застряло в ободе диска, да? — спросил я.

— Да.

— Вот сейчас и поглядим… Ага, вижу, вот тут вот! — крикнул я и, как только он нагнулся, чтобы посмотреть, ударил его фонариком по голове и врезал в нос. Хрящ сломался, и брызнула кровь.

— Ну что, достаточно тебе света? — заорал я, колотя его по башке, но у него был мощный череп, и ударов он почти не чувствовал. Он попытался вмазать мне монтировкой. Она врезалась в «мерседес», оставив на двери большую вмятину.

В «Книге пяти колец» и прочих китайских трактатах по единоборствам есть такой совет: «Если тебя пытается пришить здоровый бугай с монтировкой, а у тебя из оружия имеется только фонарик, то самое лучшее — бежать прочь и не оглядываться».

И я побежал.

Я бежал прямиком в густой туман, скрывавший дальний конец улицы. И считал, что уже оторвался, когда он сшиб меня с ног — как в регби. Боже милосердный, да этот таксист чертовски быстро бегает для своего роста! Он вцепился мне в ноги. Я со всей силы ударил его большим пальцем в правый глаз — он завопил и отпустил меня. Снова замахнулся монтировкой, но я успел откатиться в сторону, и оружие мерзко звякнуло, ударившись о мостовую. Я вскочил на ноги и почувствовал, что отстегнулся протез. Приладить его на место было минутным делом, вот только у меня не было этой минуты.

Я вновь очутился на земле и, обхватив рукой шею противника, начал душить. Ему как-то удалось подняться вместе со мной, а затем он изогнулся и упал навзничь, пытаясь раздавить меня своим весом. Я отпустил его и оттолкнул. Он ухватил меня за кожаную куртку, с остервенением швырнул на землю, покачнулся, упал и тут же снова встал — герой, вылитый Джин Келли.

Что-то сверкнуло, и я увидел, что теперь у Падрега в левой руке нож, а в правой — монтировка.

— Ты меня ударил?! Да ты за это кровью умоешься, говнюк! — прорычал он.