Исполненный долг - Тамоников Александр Александрович. Страница 13

— А то, что, если Москвитин обладает документами, то он в туфту, что я общался в Москве с братом Батыра, не поверит! И начнет копать! К этому его подстегнет еще и тот факт, что вместе с сотрудницей мне пришлось уничтожить и всю ее семью, включая малолетнюю дочь! А если Москит начнет копать, то чего-нибудь раскопает точно. А у нас крупная сделка на носу. Вот почему я нервничаю и кляну тебя за то, что ты не соизволил хотя бы продублировать известную, как ты говоришь всем, кроме руководителя антитеррористической спецслужбы, информацию по брату Батыра. Сделай ты это, все сейчас было бы по-иному.

Дахашев остановил речь Оболенского:

— Подожди, подожди, генерал. Ты, вместо того чтобы вешать на меня всех собак, себе задал бы вопрос, почему ничего не знаешь о Хасане. Ты вот о чем подумай. Хотя… об этом думать уже не стоит. Успокойся и продолжай работать в прежнем режиме.

— Мне этого теперь не даст Москвитин.

— Так реши и с ним вопрос.

— Я, Джура, в отличие от тебя, не в Чечне, а в Москве. Это ты можешь приказать забавы ради отрезать башку какому-нибудь провинившемуся своему абреку. А я не могу тронуть майора здесь. При всем своем желании. А убрать его необходимо.

Джура вздохнул:

— Что-то я перестал понимать тебя, Петр Константинович. Тебе надо завалить майора, а сделать этого ты не можешь? Что, людишки стоящие перевелись, чтобы заказ выполнить?

— Не перевелись. Я говорю о том, что второй труп, а тем более труп секретного агента, на фоне убийства сотрудницы Службы немедленно вызовет реакцию моего куратора. А он мужик дотошный и возможностями обладает, с моими не сравнимыми. Он обязательно начнет расследование гибели Москита, тем самым парализует мою деятельность, ну и как следствие — окончательный этап подготовки нашей сделки с оружием. Так что не все просто, как это кажется со стороны. Особенно с вершин Кавказских гор.

Руководитель чеченской террористической группировки коротко спросил:

— Что предлагаешь?

Оболенский ответил так же коротко:

— Убрать Москита в Чечне.

— Каким образом? У тебя есть план?

— Есть.

— Выкладывай его!

— Он прост. Необходимо организовать акцию твоими силами, в ходе которой и завалить диверсанта.

Дахашев ненадолго задумался, затем ответил:

— Неплохо. Кажется, твой Москит в этом случае может оказать и мне неплохую услугу, тогда тебе его и убирать не придется! Сам потом сдохнет!

— Ты это о чем?

— Об одном дельце, которое дестабилизирует обстановку в регионе похлеще любой нашей удачной операции. А смысл его в следующем…

Руководитель спецслужбы слушал Джуру еще минут десять. После чего спросил:

— А ты уверен, что все пройдет по твоему сценарию?

— Уверен. При условии, если и ты как надо сыграешь свою роль.

— Ладно. Кончаем разговор, и так зависли в эфире.

— Конец связи, генерал, и не суетись, все будет о’кей.

— Хотелось бы. Конец связи.

Глава 4

Москвитин покинул центральный офис Службы раньше обычного. Он направился в сторону своего дома, внимательно следя, не прицепил ли Оболенский к нему «хвост». Такового не заметил. Или вели его профессионально, или слежки не было. И все же ему следует перестраховаться. Подъехав к дому и оставив автомобиль на площадке возле мусорных контейнеров, Андрей вошел в свой подъезд, готовый в любой момент отразить нападение. В такой готовности он постоянно входил в дом. Как говорится, береженого бог бережет. Подъезд оказался пуст, по крайней мере первые два его этажа. Москвитин не стал подниматься наверх, а несколько раз условным сигналом позвонил в дверь справа. Из-за нее через какое-то время раздался хриплый голос:

— Кто там?

— Свои, Слава, открывай.

— Андрюха, ты?

— Я, я, открывай.

Дверь отворилась. Майор, посторонив мужика в спортивных брюках и непонятного цвета майке, вошел в прихожую, захлопнув дверь. Эта квартира принадлежала Вячеславу Павлову. Когда-то Вячеслав, окончив воздушно-десантное училище, командовал отдельной разведывательной ротой десантно-штурмовой бригады в Афганистане. Это было в конце восьмидесятых. Затем, после вывода 40-й армии из-за «речки», кавалера двух боевых орденов отправили все тем же ротным в учебную дивизию Краснознаменного Туркменского военного округа. Служба в мирных условиях не пошла. Частые пьянки и конфликты с политорганами привели к тому, что капитана Павлова вышвырнули из армии. Он вернулся в Москву, к родителям. Жена от него ушла, а мать с отцом в один год отправились на кладбище. Остался Вячеслав один на всем белом свете. Запил по-черному! Потом немного сбавил обороты. Кончились деньги и вещи, которые можно было продать. Пришлось искать работу. В этом ему помог бывший его солдат, ставший предпринимателем, доверив должность директора магазина. Но через некоторое время Павлов, покинув директорское кресло, оказался в грузчиках, кем обретался до сих пор. Если бы не сослуживец, державший бывшего командира лишь из-за того, что вместе с ним прошел ад войны, Павлова уже давно бы выгнали с работы. Но бывший подчиненный не давал капитану загнуться от голода. Впрочем, при том образе жизни, что вел Вячеслав, он скорее рисковал сгореть от водки. Но Андрею, при всем при этом, был близок Павлов. Майор спецназа понимал его, боевого офицера, оказавшегося ненужным армии, которой служил честно и мужественно. Он сломался, осознав то, что его армии больше не существует. Москвитин помогал Павлову, чем мог. Пытался вылечить от алкоголизма, правда бесполезно, оплатил несложную операцию по удалению старого осколка из бедра. Да и вообще относился к бывшему капитану хорошо, абсолютно уверенный в том, что тот никогда, ни за какие деньги и блага не предаст друга, не оставит его в опасности, а потребуется — вновь станет в строй с боевыми товарищами, пусть даже лишь для того, чтобы умереть в бою! Несмотря на пьянки, как это ни странно, капитан-разведчик практически не утратил способность логически мыслить, и физическое состояние его стабилизировалось на том уровне, которому некоторые, усиленно пытающиеся улучшить здоровье люди, могли позавидовать. Вячеслав жил так, как хотел, никогда ни на что не жалуясь, только иногда, перебрав водки, поносил власть. В остальном и для соседей, и вообще для общества он был совершенно безобиден. Павлов да еще проститутка Оксана, живущая недалеко от стадиона «Динамо», были теми людьми, которым он мог довериться. Славе больше: он все же мужчина и доверенную тайну из него выбить было невозможно. Оксане меньше, все же она была женщиной, а с женщинами у Москвитина отношения как-то не складывались. Только Оксана, представительница того слоя женщин, к которым боевой майор относился с презрением, что не мешало, однако, при случае пользоваться их интимными услугами, задела Андрея. Это произошло так.

В свой день рождения Андрей отправился в ночной клуб, где и увидел ее среди толпы таких же размалеванных девиц. Прилично напившись, он снял Оксану и поехал к ней домой. Первую ночь майор помнил плохо, но что-то сразу привлекло его в ней. Позже они встретились вновь, случайно, на Новом Арбате. Оксана шла мимо книжного супермаркета с девочкой лет семи. И Андрей сначала не узнал ее. Приглядевшись, окликнул. Поговорили. А вечером он был у нее. Тогда Москвитин узнал, что после развода с мужем Оксана осталась без средств к существованию. На руках дочь, а в Кузьминках больная мать. Сейчас ее уже не было в живых. А тогда женщине приходилось буквально разрываться. Подруга предложила работу в гостинице. Уборщицей. Оксана согласилась и… попала в сети сутенеров. Ее обработали быстро и заставили спать с клиентами. Оксана ни на что не жаловалась. Она находила в себе силы воспринимать действительность таковой, какова она есть. И просто жила, не обращая внимания на пересуды соседей, знавших о ее «профессии». Оксана жила ради дочери, на собственной судьбе поставив крест. Что сейчас с ней? Как она? Этого Андрей не знал, он не виделся с женщиной почти год.