Клуб адского огня - Нокс Том. Страница 19

По-видимому, они вообще знают довольно много.

Форрестер поднял воротник, чтобы укрыться от холодных дождевых капель.

14

Когда они сели в лендровер Кристины, уже темнело. Начался час пик. Проехав всего несколько сотен метров, машина намертво застряла в пробке.

Кристина откинулась на спинку сиденья и вздохнула. Включила радио, выключила. Потом взглянула на Роба.

— Расскажите о Роберте Латрелле.

— В смысле?..

— О работе. О жизни. Что хотите…

— Ничего интересного.

— И все же.

Он очень коротко поведал о том, как прожил последние десять лет. О том, как они с Салли поспешили родить ребенка; о том, как выяснилось, что у супруги есть любовник; о неизбежном разводе.

Кристина внимательно слушала.

— Вы все еще сердитесь? Из-за всего этого?

— Нет. Причина во мне, не в ней… Я хочу сказать, тут много моей вины. Я вечно в разъездах, и жене было одиноко… Вообще-то я очень уважаю Салли.

— Простите?

— Она учится на юриста. Для этого требуется характер и ум. Чтобы начать новую карьеру, когда тебе за тридцать. Я восхищаюсь ею. Никаких обид. — Он пожал плечами. — Мы разошлись просто потому, что слишком рано поженились.

Кристина кивнула. Потом спросила о родне. Он так же коротко рассказал о своих ирландских и шотландских предках, об их эмиграции в Юту в тысяча восемьсот восьмидесятом. О мормонах.

Лендровер наконец тронулся с места. Роб взглянул на спутницу.

— А вы?

Машин стало заметно меньше. Женщина с силой нажала на педаль газа.

— Французская еврейка.

Роб уже давно догадался об этом по ее фамилии: Мейер.

— Половина моих родных погибла во время холокоста. Но половина уцелела. Французские евреи сравнительно неплохо пережили войну.

— А родители?

Выяснилось, что мать Кристины занимается наукой в Париже, а отец был настройщиком роялей. Он умер пятнадцать лет назад.

— Если честно, я не думаю, чтобы он так уж рвался настраивать эти самые рояли. Просто рассиживался в своей квартире в Париже. Трепался.

— Точь-в-точь как мой папаша. Только он к тому же был большой скотиной.

Кристина покосилась на него. Ограниченное рамой окна небо переливалось разными цветами, от пурпурного до сапфирового. Роскошный пустынный закат. Машина уже довольно далеко отъехала от Шанлыурфы.

— Вы говорили, ваш отец был мормоном?

— Был и есть.

— Я однажды побывала в Солт-Лейк-Сити.

— Да ну?

— Мы работали в Мексике, в Теотиуакане. Я получила отпуск и отправилась в Штаты.

— В Солт-Лейк-Сити? — рассмеялся Роб.

— В Юту. — Она улыбнулась. — Сами ведь знаете: каньоны, парк Арки… [12]

— А-а. — Он кивнул — Теперь понятно.

— Потрясающие виды. Так или иначе, нам пришлось лететь через Солт-Лейк-Сити.

— Самый скучный из крупных городов Америки.

Их догнал и обогнал армейский грузовик; турецкие солдаты с любопытством смотрели сквозь тучу пыли на сидевших в лендровере. Один из них, увидев Кристину, помахал рукой и широко заулыбался, но женщина сделала вид, будто не заметила приветствия.

— Конечно, не Нью-Йорк, но мне он понравился.

Роб подумал о Юте и Солт-Лейк-Сити. В его памяти отложились только скучнейшие воскресенья с посещением громадного мормонского собора Табернакль [13].

— Забавно, — добавила Кристина. — Над мормонами принято смеяться. Но знаете что?

— Что?

— Солт-Лейк-Сити — единственный из крупных американских городов, где я чувствовала себя в полной безопасности. Там можно ходить по улицам в пять часов утра, и никто не попытается тебя ограбить. Мормоны не грабят. Мне это нравится.

— Но у них отвратительная пища… и они носят кримпленовые штаны.

— Да, да. И в некоторых городах Юты невозможно купить кофе. Напиток дьявола. — Кристина улыбнулась. В открытое окно лендровера вливался теплый воздух пустыни. — Но я говорю совершенно серьезно. Мормоны милые, дружелюбные. Такими их делает религия. Почему атеисты смеются над верующими? Ведь вера облагораживает людей.

— Вы верующая?

— Да.

— А я — нет.

— Я догадывалась.

Они рассмеялись.

Роб наклонился вперед, вглядываясь в горизонт. Они проезжали мимо бетонного сооружения, которое журналист уже видел. Стены были облеплены портретами турецких политиков.

— Нам ведь уже недалеко до поворота?

— Верно. Совсем скоро.

Показался перекресток, и машина сбросила скорость. Роб размышлял о религиозности Кристины. Она сказала — римско-католическая вера. Это сбивало с толку. Как и многое из того, что он узнал о Кристине Мейер, например ее привязанность к Шанлыурфе, которой не мешало даже господствующее здесь чрезвычайно патриархальное отношение к женщинам.

Лендровер съехал с асфальта. Теперь они тряслись по щебенке. Уже стемнело. Фары выхватывали из мрака чахлые кусты и голые скалы. Мелькнула и унеслась в темноту газель. К склону холма прилепилась деревушка, в которой светилось лишь несколько слабых огоньков. На фоне неба Роб различил шпиль минарета. Из-за холмов показалась луна.

Роб напрямик спросил Кристину об ее отношении к исламу. Она ответила, что многое нравится. В особенности муэдзины.

— Правда? — удивился Роб. — Этот вой? Меня прямо до кишок пробирает. Не хочу сказать, что я ненавижу, но временами…

— По мне, так очень трогательно. Крик души, взывающей к богу. Просто вы слушали невнимательно. — Они снова повернули, возле последней на их пути курдской деревеньки. Еще несколько километров, и в лунном свете покажутся бугры Гёбекли. Кристина резко крутанула баранку, лендровер подпрыгнул. Роб представить себе не мог, что они увидят на раскопках. Полицейские машины? Ограждение? Или ничего не увидят?

Конечно же, ограждение было. Прямо поперек дороги. С надписями «Полиция» и «Проезда нет». По-турецки и по-английски. Роб вышел из машины и отодвинул голубую секцию в сторону. Кристина проехала немного дальше и заглушила двигатель.

Кругом не было ни души. Роб почувствовал немалое облегчение. О том, что участок археологических раскопок превратился в место преступления, свидетельствовали лишь новый брезент, натянутый над траншеей, куда столкнули Франца, да еще ощущение пустоты на площадке, где стояли палатки. Многое оттуда уже исчезло. Большой стол увезли или разобрали. Нынешний археологический сезон определенно завершился.

Роб посмотрел на мегалиты. Журналист не раз задумывался о том, каково это — оказаться среди них ночью, и вот совершенно неожиданно это случилось. Луна уже вышла из-за горизонта и залила окрестности белым светом. Камни стояли в своих котлованах, утопая в глубокой тени. Роб испытал странное желание спуститься в одну из ям. Потрогать мегалиты, прижаться щекой к их прохладной древности, пробежаться пальцами по резьбе. Вообще-то ему хотелось этого с самой первой минуты.

Кристина подошла сзади.

— Все в порядке?

— Да!

— Тогда пошли. Надо торопиться. Здесь по ночам так страшно…

Роб заметил, что женщина старается не смотреть в сторону траншеи, в которой убили Франца. Он догадывался, насколько тяжелым испытанием для археолога стал этот визит.

Они поспешно поднялись по склону. Слева стояла голубая сторожка, обшитая пластиковыми панелями, — личный офис Франца. На двери красовался новенький висячий замок.

— Вот черт! — вздохнула Кристина.

Роб ненадолго задумался. Потом рысцой сбежал по склону к лендроверу, открыл заднюю дверцу и некоторое время на ощупь рылся в багажнике. Вернулся с монтировкой.

Из пустыни дул теплый ветер; замок блестел в лунном свете. Роб вставил монтировку в дужку замка, нажал. Раздался щелчок.

Тесная сторожка оказалась почти пустой. Кристина осветила ее фонариком. На полке лежал запасной футляр от очков, несколько покрытых толстым слоем пыли книг валялось на столе. Полицейские забрали почти все.