Покушение на шедевр - Дикинсон Дэвид. Страница 4

В этом хранилище знаний была лишь одна вещь, которая явно не вписывалась в остальной интерьер. На стене напротив стола Пайпера висела гигантская карта Соединенных Штатов Америки, покрытая сетью разноцветных железных дорог. На ней были изображены они все — «Балтимор — Огайо» и «Сентрал Пасифик», «Юнион Пасифик» и «Атчисон, Топика и Санта-Фе». Случайные гости могли подумать, что Пайпер очень любит путешествовать поездом и мечтает когда-нибудь изъездить американский материк вдоль и поперек. Однако это было бы ошибкой. Пайпер терпеть не мог поездов. Его любимым средством передвижения был трансатлантический лайнер, позволяющий бороздить океанские просторы в обстановке невообразимой роскоши.

Висящая на стене карта была для Пайпера символом американских денег, неисчислимых американских богатств, созданных железными дорогами. Вандербильт и Морган, Стэнфорд и Хантингтон ежедневно получали от эксплуатации этих дорог такие суммы, каких сам он не заработал бы и за всю жизнь. Однако Пайпер намеревался покорить американский рынок искусства. Новоиспеченные миллионеры с их огромными дворцами в Нью-Йорке и немыслимыми замками в Ньюпорте, с их яхтами и вульгарной мебелью понемногу начинали скупать европейскую живопись, по большей части невысокого качества. В конце концов, как порой жадно напоминал себе Пайпер, у них еще есть где развешивать картины — места на стенах хватает. Когда-нибудь они поймут, в чем состоит прелесть старых мастеров. Пайпер мечтал о головокружительных ценах на старинные шедевры, о выгоде, которую они принесут ему, и о фальшивом, второсортном бессмертии для их новых обладателей. Он уже в деталях представлял себе, как проникнет в самое сердце американского капитала — на Пятую авеню в Нью-Йорке.

Когда он вскрыл очередное письмо, на его лице мелькнула улыбка, которую вполне можно было назвать волчьей. Агент из Нью-Йорка прислал извещение о том, что в ближайшее время Лондон посетит некий Уильям Маккракен — владелец всех железных дорог, уходящих на север, юг и запад от Бостона. Он уже забронировал себе номер в отеле «Пикадилли». Пайпер тоже решил наведаться в этот отель. Пожалуй, лучше всего пожить там денек-другой рядом с Маккракеном: тогда он сможет как бы случайно познакомиться с миллионером и распахнуть перед ним чудесный мир европейской живописи. Сначала он устроит ему экскурсию по Национальной галерее. Затем пригласит к себе на выставку. И только потом, когда придет время — ибо Пайпер давно заметил, что многие его коллеги чересчур торопятся и это мешает им заключать выгодные сделки, — он начнет соблазнять железнодорожного короля, дожидаясь, пока тот созреет для покупки. Самое главное, напомнил он себе, — это поближе сойтись с Маккракеном. У них будет дружба на всю жизнь. В конце концов деньги Маккракена — это ведь тоже на всю жизнь. К тому же сам Маккракен, в отличие от многих других плутократов, еще довольно-таки молод. Какую коллекцию Уильям Аларик Пайпер сможет для него собрать! И какие впечатляющие капиталы тихо перекочуют с маккракеновских счетов в банках Уолл-стрит на личный счет Уильяма Аларика Пайпера!

В нескольких милях к западу от Галереи Декурси и Пайпера, в Челси, проходил военный смотр.

— Вольно! — скомандовал старшина, высокий человек с курчавыми русыми волосами и голубыми глазами.

— Смирно! — Войска щелкнули каблуками — неподвижный взгляд устремлен вперед, кулаки крепко прижаты к бедрам.

— На пле-чо! — выкрикнул старшина. Две укороченные ручки от метел медленно поползли вверх и заняли правильное положение.

— Налево шагом марш! — Маленький взвод бодро зашагал к окну.

— Взвод, стой! — Старшина споткнулся о стул и едва не упал.

— Кру-гом! — Рядовые неуклюже повернулись лицом туда, откуда только что пришли.

— Налево шагом марш! Нале-во! Напра-во! Нале-во! — Взвод быстро приближался к двойным дверям гостиной. Старшина, на мгновение задумавшийся о чем-то постороннем, мысленно призвал себя к порядку.

— Взвод, стой! — Команда прозвучала как раз вовремя. Еще один шаг — и рядовые врезались бы в тяжелую деревянную дверь.

— Взвод, вольно! — Один из солдат замешкался. — Эй ты, растяпа! Да-да, ты! Что я сказал? Я сказал, вольно! Если не будешь выполнять команды, на месяц посажу тебя на хлеб и воду! А ну, вольно!

Каблук стукнул о пол. Руки спрятались за спину. Лицо сразу погрустнело: в перспективе месяц просидеть на одном хлебе с водой было, конечно, мало приятного.

— Взвод, разойдись!

Два маленьких человечка повернулись и прыгнули к отцу на руки. Лорд Фрэнсис Пауэрскорт поднял своих детей, шестилетнего Томаса и пятилетнюю Оливию, крепко обнял их и рассмеялся.

— Ты чуть не угодила в переплет. — Он взъерошил Оливии волосы. — Целый месяц на хлебе с водой — думаю, тебе это вряд ли понравилось бы!

— Неужели ты правда сделал бы это, папа? — спросила девочка, глядя прямо в глаза Пауэрскорту.

— Не знаю, не знаю, — ответил тот. — Никогда ведь не угадаешь, на что способен настоящий старшина!

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт служил в Индии, в британской разведке. После этого он стал одним из лучших сыщиков Англии — его частенько приглашали расследовать загадочные убийства и преступления, совершенные как на его родине, так и за рубежом. Месяц тому назад он с детьми отправился в Дом ветеранов, чтобы навестить своего бывшего старшину, который стал челсийским пенсионером [2]и коротал вечера в роскошном бархатном кресле. На плацу старшина Коллинз был сущей грозой солдат — уж кто-кто, а Пауэрскорт прекрасно это помнил, — однако с Томасом и Оливией он обошелся как нельзя более ласково. Он показал им большой зал, где в 1852 году было выставлено для торжественного прощания тело герцога Веллингтона — тогда ветераны круглые сутки несли караул у гроба великого воина. Затем они вместе заглянули в маленькую комнатку старшины с кроватью, которая складывалась и убиралась в стену. Дети пришли в восторг и немедленно потребовали у отца, чтобы он объяснил, почему их кровати дома не устроены так же. Потом старшина уселся с ними на зеленой лужайке над Темзой и принялся рассказывать об удивительных индусах с огромными бородами, о биваках высоко в горах и об ужасном холоде в Крыму, где он потерял палец на ноге.

— Да благословит их Господь, сэр, — сказал старшина Коллинз Пауэрскорту, когда они уходили. — Побудешь чуток с ними рядом, и сам словно молодеешь. Своих-то внучат у меня нет, так что спасибо вам большое — порадовали старика!

— Считайте их своими почетными детьми, старшина, — ответил Пауэрскорт. — И можете не сомневаться: мы еще вернемся!

— Полагаю, вам захочется взглянуть на картины, — довольно грустно сказал в тот же день Джеймс Хэммонд-Берк, обращаясь к Эдмунду Декурси. Хэммонд-Берки жили в обветшавшем елизаветинском доме под названием Траскотт-парк, в Уорикшире — графстве, где по милости Божьей водились благородные олени и текли живописные речушки. Внутреннее убранство особняка Божья милость обошла стороной. Его хозяева бедствовали уже не одно десятилетие кряду, и их дом находился в плачевном состоянии.

Эдмунд проник сюда с помощью обычной уловки. У него было стандартное письмо, в котором говорилось, что он трудится над четырехтомным каталогом всех произведений искусства, хранящихся в Великобритании; этот каталог якобы предполагалось опубликовать в течение ближайших десяти лет. В качестве спонсоров предприятия выступал ряд фирм, и первое место в нем занимала фирма «Декурси и Пайпер» на лондонской Олд-Бонд-стрит. Декурси объяснял адресатам письма, что им крупно повезло: теперь любой, кому вздумается пополнить свою коллекцию, может обратиться к Декурси и Пайперу, а там их немедленно снабдят информацией о том, где проще всего приобрести, скажем, очередного Карпаччо или Караваджо. Если же, паче чаяния, кто-то пожелает что-нибудь продать — Декурси всегда с обворожительной улыбкой подчеркивал маловероятность этого события, — что ж, фирма «Декурси и Пайпер» попробует помочь клиенту и в этом случае, хотя, разумеется, с большой неохотой.