Свет истины - Ямалеев Рамиль Кимович. Страница 12

Открытый командиром люк не успел отойти до конца в сторону, как Влас (тогда ещё просто Влас, без приставки «отец») бросился в железное брюхо самолёта, но опоздал — кто-то протиснулся первым; лейтенант замешкался, его сильно толкнули, старший группы заорал что-то в самое ухо Власа, и сам Влас тотчас заорал в ответ; и все закричали вокруг… На этом совершенно диком «Рррр-ааа!!!» спецназ ворвался в салон самолёта и понёсся к хвостовым туалетам.

Влас почти ничего перед собой не видел — лишь какие-то смутные силуэты. Он ещё успел мельком подумать, что свет специально потушен террористом, и это разозлило его до такой степени, с такой яростной силой, что теперь хотелось только одного — бить и крушить, крушить и бить… Он различал вокруг себя мелькавшие тени, понимал, что охвачен слепой яростью — точно такой же, какая захлестнула и остальных бойцов.

При тусклом свете аварийного освещения зашевелились пассажиры в креслах, салон «Ту-154» наполнился криком, матом, топотом тяжёлых армейских ботинок.

Кто-то из пассажиров вскочил, показал в сторону хвостовой части самолёта, закричал:

— Там! Там он!

Передовая группа спецназа, промчавшись до хвостовых туалетов, развернулась и страшной волной понеслась к кабине лётчиков. Добравшись до кабины, эта волна разнесла запертые двери в одно мгновение — лётчики едва успели плюхнуться на пол — и тотчас повернула обратно… Казалось, спецназ так и будет теперь носиться взад-вперёд по самолёту, крича, матерясь, и сметая все на своём пути — топча высокими ботинками разбросанные вещи и людей, которые случайно оказались на их пути… Но вдруг все замерли на мгновение, словно кто-то невидимый остановил их сильной, властной рукой. Хрупкую тишину отчётливо прорезал крик командира:

— Эвакуировать! Срочно! Всех!.. куда?! А ну, назад!.. В очередь, в очередь, мать вашу!… Назад!!!

После этого истошного и одновременно отрезвляющего крика Влас вместе с товарищами бросился в хвостовую часть самолёта, где должен был находиться предполагаемый террорист. Но никого не увидел, кроме человека, валявшегося в проходе, и ему вдруг стало стыдно за этого растоптанного парня с красивым волевым лицом. Неужели это и был террорист?! Не может быть!

К лежащему парню неожиданно бросился один из пассажиров, ударил его ногой и закричал, хватая за грудки Власа, стоящего рядом:

— Это же он! Он! Держите его!

Влас без труда оторвал от себя пассажира (у того явно была обычная в таких случаях истерика) и несильно ударил по лицу ладонью. Пассажир замолчал, виновато моргая — он уже начал приходить в себя, хотя губы все ещё продолжали непослушно шептать:

— Держите его, держит… и вдруг — сильный удар по голове. Чёрный провал поглотил его… Отец Влас тяжело застонал, приходя в себя. Каждую ночь его мучил кошмар — бесконечное кино из прошлой жизни. Он невесело усмехнулся, чувствуя, как боль в затылке постепенно отпускает его. Стараясь не качать головой, он постепенно выбирался из кровати.

Но сейчас кровати не было. Была машина, он сам — на переднем сидении, и встревоженные лица подручных. Они удивлённо глядели на него.

— Приехали, что ли? — хрипло спросил отец Влас.

— Так точно.

— Хорошо. Ступайте. Я сейчас подойду.

Дождавшись, пока подручные скроются за массивными железными дверями, отец Влас с трудом выбрался из «ниссана». Постоял немного, окончательно приходя в себя. Огляделся… Вот они — его владения! И не этот тесный питерский дворик, стандартный «колодец», каких в северной столице тысячи, и даже не этот гигантский подвал под домом, где за железной дверью с короткой надписью «Свет истины» скрываются его, отца Власа, послушники… Нет, все это не то. Души человеческие — вот его богатство! Они принадлежат ему и только ему. Причём принадлежат полностью, целиком, и ни один из послушников — если, конечно, Учитель захочет! — даже не сможет слова произнести. Да что там слова! Он даже дышать не сможет.

Как-то давным-давно, в той далёкой, теперь уже безвозвратно ушедшей жизни, у Власа обнаружились удивительные способности — он мог внушать людям все, что хотел. И это не было обычным гипнозом, нет. Воздействие Власа было таким сильным, что человек становился совершенно другим, он словно заново рождался. А главное — мог оставаться таким до конца жизни!

У них была довольно странная, по тем, советским понятиям 60-х годов, семья. Отец — священник в небольшом городке Ярославской области, мать — тихая, незаметная женщина, до замужества учительница химии, а сам Влас, единственный ребёнок у родителей, отслужив полтора года в спецназе, готовился к поступлению в специальную школу ГБ… И вдруг этот неудачный захват самолёта, где находился террорист. При захвате пострадали два человека: сам террорист и Влас, в которого по ошибке выстрелил один из своих же бойцов. Попав в голову, пуля застряла там. Сначала думали, что все — хана бойцу власу Ивановичу Москаленко, отслужил-отмучился, бедняга.

Заткнув дырку в голове первой попавшейся тряпкой, его привезли в полковой госпиталь. Подпрыгивая на кочках, командир невесело думал, что боец обязательно умрёт по дороге, и мысленно уже проклинал все на свете, прикидывая, в какой дальний гарнизон теперь пошлют его тянуть лямку. Но Влас не умер, напротив — почувствовал себя лучше. В госпитале он неожиданно пришёл в себя, попытался было встать… Видавший всякое подполковник-медик, удивлённо округлил глаза и выматерился.

— Мать твою… Ты куда? А ну лежать! — прикрикнул он на Власа.

— Да мне бы в туалет… — Сестра, «утку»! — рявкнул подполковник. — А ты лежи, лежи, парень, не двигайся… Он ещё раз взглянул на свежие рентгеновские снимки, которые только что принесли ему из лаборатории. Ошибки быть не могло — вот она, пуля калибра 7, 62, её любой первокурсник знает. Застряла рядом с гипофизом. По всем писаным и неписаным медицинским законам перед подполковником должен лежать труп. Но трупа не было, был живой человек. Живой!

— Может, у него шок? — робко подала идею сестра.

— Да нет, какой, к черту, шок!

Подполковник задумался.

Конечно, в жизни всякое бывает, и медицине были известны совершенно фантастические, на первый взгляд, случаи. Например, с венским поваром Паулем Шнейдером в 18 веке, которому при взрыве парового котла пробило голову обломком скалки. Во время взрыва погибли два поварёнка и соседская кухарка, а Шнейдеру — хоть бы что! Мало того, он ещё умудрился сам — сам! — прийти к лекарю и потребовал, чтобы у него выдернули «эту дурацкую палку» из головы. Можно себе представить, каково же было изумление лекаря, когда он увидел приближающегося к нему Шнейдера, с торчащей из головы скалкой! Решение, кстати, лекарь принял довольно мудрое — он не стал вынимать скалку, а лишь аккуратно отрезал её, так и оставив часть в голове потерпевшего. Шнейдер после этого прожил с обломком тринадцать лет, ещё раз женился, имел двух детей и до конца своих дней пользовался уважением всех жителей Вены.

Решив рискнуть, подполковник не стал проводить трепанацию черепа, оставил пулю на месте — в голове. Рана заживала на удивление быстро. Не прошло и четырех месяцев, как Влас уже встал с больничной койки и сделал первые шаги.

Гордый своим прозорливым решением подполковник даже возил раненого в Москву, показывал его там столичным светилам. Но в Москве к феномену отнеслись равнодушно. Власа комиссовали, он вернулся домой к родителям. Внешне он выглядел здоровым, но внутри организма явно произошли какие-то изменения… Вначале Влас усыпил соседского кота — посмотрел на него, тот и заснул. Потом он вылечил племянницу от заикания — просто приказал ей говорить нормально, та и заговорила… Дальше — больше… К нему потянулись больные со всего города, он их лечил взглядом, поглядит, и все — тем становилось лучше. Так продолжалось до тех пор, пока он вдруг не сказал больной шизофренией девушке, что лечить её не станет. Почему? — искренне удивились родственники. Потому что она сама этого хочет, объяснил Влас, ей хочется быть больной, ей так удобнее жить с вами… Ему не поверили. Мало того — взбешённые подобным «диагнозом» родственники написали кляузу в милицию. Власа задержали, он пытался было сопротивляться, так его ещё и крепко избили. Тогда он уехал из города на Алтай, в горы. Построил там собственными руками скит и прожил в одиночестве три года. В горах на него нашло просветление — он понял, ЧЕМ ОН ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ В ЭТОЙ ЖИЗНИ.