Между двух войн - Чекалов Денис Александрович. Страница 34

Сама мысль о том, что можно не исполнить распоряжений вышестоящих офицеров, показалась старому вояке столь занятной, что он даже позволил себе улыбнуться в усы.

– Иное дело, – рассудительно продолжал сержант, – ежели кто по глупости шагнул широко, да штаны при этом порвал.

– Если бы он только штаны порвал, то ходил бы сейчас с голым задом. Он же не только сам погиб, из-за него убиты горожане. Да что там горожане, – досадливо махнул рукой Линден, – под сомнение поставлен мой авторитет.

Комендант распустил подчиненных. Ему было неприятно сознавать, что он не сумел разобраться в одном из своих заместителей, который считался человеком верным и честным.

Черное предательство Джоэл Линден расценивал как подлость по отношению лично к себе. Это не только огорчало и расстраивало коменданта, но и заставляло усомниться, правильно ли он себя держал с этими неблагодарными подчиненными, не был ли слишком мягок и либерален.

Единственным утешением стала потерянная, багровая физиономия Клифа Уотертауна, спешащего в городскую ратушу. Его горящие выпученные глаза свидетельствовали о состоянии крайнего душевного расстройства.

Линден понял, что констебль узнал о побеге заключенного. И обрадовался еще больше. Если бы не собственный промах, толстяк бы давно вертелся возле коменданта, выражая притворные соболезнования, и лез бы со своими дурацкими рекомендациями и советами по наведению порядка.

«Покрутись, толстый клоп, – злорадно думал Линден, – подумай своими мозгами жужелицы, как узник смог сбежать. А потом попробуй оправдаться перед хозяевами».

Несчастье другого привело коменданта в хорошее расположение духа. Он постарался вычеркнуть досадное происшествие из памяти, решив, однако, впредь внимательнее следить за своими доверенными помощниками. Ибо верить нельзя никому.

* * *

Накануне вечером, крепко заперев камеру с Майклом Амбрустером, констебль хорошо отметил радостное событие. Поэтому заснул поздно, предварительно повелев не будить его ни в коем случае.

Однако нападение вивверн вынудило его проснуться. Голова раскалывалась после вчерашних возлияний.

Первым делом констебль отправился полюбоваться на жалкое состояние заключенного. Пусть тоже просыпается, если вообще смог уснуть.

Весело насвистывая и гремя связкой ключей, Клиф в сопровождении двоих охранников спустился в подземелье, отпер замок и громко постучал в дверь.

– Мы люди тоже воспитанные, обращение вежливое понимаем. – Констебль подмигнул своим сопровождаю­щим. – Разрешите войти в ваши апартаменты, ваша светлость великий аристократ, богатый лендлорд, завтрашний корм для червей. – С этими словами Уотертаун крепким пинком распахнул дверь.

Три факела ярко осветили помещение. Констебль не верил своим глазам. Камера была пуста. В растерянности он приказал обыскать помещение.

Приказ довольно глупый и бессмысленный, и Клиф это прекрасно понимал. Но не может же человек вот так взять и бесследно испариться! Это же немыслимо!

Тут его озарила счастливая мысль. Он перепутал камеры. Уотертаун выскочил в коридор и стал отпирать соседние клетушки. Но все-таки пришлось признать, что узник сбежал.

«Лучше бы он умер от горя или удавился. Что я скажу Карайе Дархму?»

Так и не найдя ответа на вопрос, толстяк поспешил в ратушу сообщить неприятную новость.

По дороге он даже не заметил коменданта. В другое время, конечно, он бы не упустил момента выразить ему свои искренние соболезнования по поводу неумения подбирать подчиненных.

Но сейчас он молил всех богов Золотого леса, чтобы величественный старец отнесся к случившемуся с пониманием и не лишил его звания констебля.

Все с изумлением смотрели на бегущего мелкой рысью Клифа Уотертауна. Обычно он шествовал с приличествующей его званию важностью и степенностью. Не обращая внимания на расспросы стражи, Клиф ворвался в комнату, где находился Карайа Дархм.

12

Старец только что вошел. Он говорил с народом, чего терпеть не мог. Эти глупцы воображают, что потеря нескольких человек имеет хоть какое-то значение для великого города. Вопли и стенания простолюдинов раздражали его.

Он только-только поднес ко рту бокал с восхитительным, чуть тепловатым рубиновым вином, когда дверь с грохотом распахнулась и в комнату влетел констебль. Золотой шлем, надетый задом наперед, постоянно съезжал на лоб, мешая Клифу смотреть. Выпученные глаза свидетельствовали о том, что произошло что-то чрезвычайное.

«Этот идиот всю ночь гонялся за Майклом Амбру-стером и не сумел его поймать», – подумал старик.

Действительность оказалась еще хуже.

– Я сильно извиняюсь, – выдохнул вошедший, обдав Дархма волной перегара, – но, осмелюсь доложить, узник исчез.

«Что за скотская привычка не чистить зубы, задохнуться можно», – подумал Карайа.

– Вы хотите сказать, что он убежал из камеры, в которую вы его засадили? – уточнил старец.

– Как всегда в точку, – радостно захихикал констебль.

Он понимал, что смех сейчас не просто неуместен, но и неприличен. Однако то, что Дархм сам сформулировал проблему, привело его в восторг. Старик избавил его от необходимости, натужно ворочая мозгами, пытаться объяснить то, что сам он ни объяснить, ни понять не мог.

Карайа между тем размышлял о том, что, хотя события и вышли некоторым образом из-под контроля, тем не менее все идет как нельзя лучше. Он не хотел признаться даже самому себе, насколько удачной оказалась придумка запустить вивверн в город. Его даже не особенно взволновал побег Амбрустера. Тот объявлен вне закона и не сможет оставаться в городе, а следовательно, помешать осуществлению задуманного.

Выдержав паузу, Дархм усмехнулся и мягко проговорил, глядя на дрожащего констебля:

– Все это досадно, друг мой, но нет существа, способного уйти от рук справедливого и беспощадного закона. Сейчас перед нами стоит более важная задача.

Клиф ожидал чего угодно, но только не этого. Напряжение отпустило его, и слезы благодарности навернулись на глаза туповатого констебля.

«Великие боги, да он никак прослезился. Надеюсь, у него хватит ума не броситься мне на шею с объятиями», – с досадой подумал Карайа.

Он ошибся, Клиф Уотертаун так-таки рванул вперед, собираясь как следует продемонстрировать свою признательность, но вовремя остановился, за что старец возблагодарил всех своих небесных покровителей. Не хватало ему еще отбиваться от этого вонючего солдафона.

– Друг мой, – обратился он к констеблю, – отправляйтесь в зал, там уже собрался Совет сословий. У меня будет для вас особое поручение. И, кстати, приведите себя в порядок.

Клиф покраснел как малина и, выйдя из комнаты, в первую очередь проверил пуговицы штанов. Его бросило в дрожь при мысли, что он бегал все утро на глазах всего города с расстегнутой ширинкой. Но весь непорядок ограничился лишь перевернутым шлемом. Вот на это никто и внимания не обратил.

Быстро оправив свой костюм, констебль торжественным шагом вошел в зал заседания Совета сословий и замер в ожидании.

При его появлении наступила тишина. Здесь должны были присутствовать лишь члены Совета, и приход Уотертауна был расценен всеми как нарушение раз и навсегда заведенного порядка.

Неловкую паузу прервало появление всеми уважаемого Карайи Дархма:

– Я приношу свои извинения за то, что заставил вас ждать. Но душа моя переполнена горем. Я скорблю вместе с вами.

Речь старика была долгой и весьма убедительной. Он настаивал на том, что сворки здесь ни при чем. В последнее время уж слишком накалились страсти. Нельзя нарушать вековые традиции, убеждал он сограждан.

Чтобы у соседей-сворков не оставалось и тени сомнения в искренности людей, было решено отправить в Своркмиддд подарки в знак нерушимой дружбы между людьми и сворками.

Праздничный кортеж готовились сопровождать двенадцать самых красивых девушек из Беркена, дочери богатых землевладельцев.

Правда, Дархм выражал некоторые сомнения, хотя и без особого напора, стоит ли посылать в город сворков столь юные создания. Но желание сохранить мир в Золотом лесу оказалось очень сильным. Слабые возражения старика потонули в общем гуле одобрения.