Инструмент богов - Соболева Лариса Павловна. Страница 6

– Врачи говорят, ничего страшного...

– Это они страшные! Недоучки чертовы!

– Вы собирались приехать...

– И собираюсь, – чуть спокойней сказала она. – Упала, ушиблась, сижу на больничном, ходить тяжело – ногу тянет.

– Выздоравливайте. Я позвоню, когда все закончится.

Далила обошла комнату, поставив руки на поясницу, поморщилась. Если так дальше пойдет, то не скоро сможет выехать. Она легла перед телевизором, взяла журнал и пролежала неизвестно сколько, вздремнула, разбудил звонок. Настасья появилась в ее дубленке, накрашенная, как звезда эстрады, – с блестками на скулах, что совсем лишнее. Она сунула пакет с продуктами Далиле, распахнула дубленку, поставив руки на бедра, покрутилась:

– Ну как?

– Лучше всех, – заверила Далила.

– Вещи отдам завтра, после ресторана к нему поедем... я так предполагаю.

– У тебя еще ничего с ним не было? – засомневалась Далила, зная влюбчивый и безотказный характер подруги.

– Ну, так... целовались, конечно... но до постели не дошло. Думаю, сегодня... я надела новое белье. Жаль, опять валит проклятый снег. И ветер. Я взяла с собой лак для волос... Слушай, Далила, ты мне шапку не дашь? Моя к дубленке ну совсем не идет.

– Как ты мне надоела. Бери. Бери шапку, перчатки...

– Перчатки у меня под сапоги – серые, – сняв с полки шапку и пряча под ней кудри, сказала Настасья. Посмотрелась в зеркало. – Не вульгарно выгляжу?

– Мужики вульгарность обожают, им скромность не по вкусу.

– Ой, еще до остановки плестись на шпильках. Я побежала.

Настасья прижалась щекой к щеке подруги (губы-то накрашены) и ринулась к лифту, оставив ядовитые парфюмерные запахи. Далила закрыла за ней дверь и задумалась: чем бы заняться, чтоб отвлечься от мыслей о дочери? Все из рук валится. Хорошо, что не легла на диван, пришлось бы подниматься и идти к телефону – позвонили на стационарный. Это оказался бывший муж, с которым года три как развелась, но осталась в нормальных отношениях:

– Как там Мила?

– Пока не родила. Сам бы позвонил зятю.

Он намеренно ей звонит, чтоб поговорить, возможно, сейчас станет напрашиваться в гости. Еще чего. Когда Далила поняла, что не любит этого человека, не хочет с ним ни спать, ни жить, подала на развод. Люди, живущие на одних квадратных метрах, должны иметь точки соприкосновения, а не раздражать друг друга. Рома раздражал ее постоянно, даже когда ел или брился. Он не алкаш, не лез на нее с кулаками. Ага, попробовал бы! Далила его припечатала б так, инвалидом бы стал – она баба здоровая. Между прочим, на свои... тридцать не выглядит, особенно когда подкрасится. Бегает по утрам, зарядку делает, мужики до сих пор за ней волочатся, однажды один другому (незнакомые) сказал о ней:

– А ведь кому-то надоела. Вот бы трахнуть...

Каково, а? Это не слова, а елей на душу! Зато Рома всю жизнь воспитывал, будто сам образец целомудрия. Жила с ним, как в пансионе благородных девиц, под девизом «нельзя». Надоело с учителем жить, самой вкручивать лампочки и забивать гвозди. Еще она не выносит людей, которые все-все знают, как ее муж. Вернее, знать не знают, а представляются знатоками и чужого мнения не терпят, у них только свое и бесспорное. Сначала она изменяла мужу лет пять с одним и тем же, до сих пор с ним, потом сказала Роману: дорогой, меняем нашу трехкомнатную на две однокомнатные – и ты свободен. Он все еще делал слабые попытки сойтись, поэтому Далила старалась меньше видеться с ним. Может, она не права, но не мучиться же с человеком только потому, что так благопристойно и все бабы терпят. Его мамуля еще жива, захаживает в гости и заводит одну и ту же нудную песню:

– Далила, Рома тебя так любит, так любит, у него ни одной женщины после тебя не было. Милая, ведь столько лет прожили, а старость не за горами...

– Вот-вот, – обычно подхватывает она, – столько прожили. Психологи советуют раз в десять лет менять мужей, иначе долго не протянешь. Я хочу хотя бы в старости жить без оглядки на Рому.

Старушка после таких слов вздыхает, а потом заводит другие темы, кстати, к ней Далила относится терпимо, неприязни не испытывает.

– Алло! Далила! Ты слышишь меня?

– Да, слышу, – очнулась она. – Извини, я упала, нога болит.

– Помощь нужна?

– Спасибо, я не лежачая больная, вполне справляюсь.

– Если что, звони, приеду.

Далила положила трубку, буркнула:

– Приедет он! Ждут его здесь! – И снова звонок в дверь. – Иду!

Игорь внес в квартиру морозный дух, пакеты в руках и смех довольного всем человека:

– Нет, как тебе нравится? Метет, будто на Чукотке.

Два метра красоты с серебряными волосами и темной бородой, надежное плечо – вот каков Игорь. Недостатков нет, у него их просто не может быть. Проблемы, возникающие у Далилы, он решает легко, его советы и поучения она воспринимает, даже иногда слушается, что не в ее духе. Высшего образования Игорь не получил, но то ли природа позаботилась и наградила интеллектом, то ли сам сделал себя, а знает он много, умный – страсть, воспитанный, как князь. Сокровищами Игорь тоже не владеет, но Далила уже на том уровне развития, когда деньги имеют минимальное значение.

– Ай, какой ты мокрый! – обняв его, завизжала она. – Раздевайся. Ты же обещал раньше приехать? Жду, жду...

– Я не на машине, – освободившись из рук Далилы и стряхивая с шапки растаявший снег, сказал Игорь. – В нашей деревне пробки, представляешь? К тому же сегодня выпью. Да, да, не смейся, выпью и побуяню немножко. Выдался удачный день, заработал шесть сотен баксов...

– И потратил их, – сказала она, беря пакеты. – Ого!

– Деньги надо тратить, мы не заберем их в могилу. Отремонтировал «Форд» за сутки, работка привалила неплохая. Двигай на кухню, я принес кучу деликатесов, будем пить и много есть.

– Я и так худею с каждого понедельника, – заворчала она. – До твоего прихода. Специально меня откармливаешь, чтоб я стала толстой коровой?

– По мне – так ты худая. Кстати, мужчины делятся на две категории: которые любят полных и которые любят очень полных женщин, поняла? Как Мила?

– Ой! – протянула она со стоном. – Не сыпь мне соль на раны. Не родила. А я не могу поехать, в калеку превратилась из-за наезда психов.

– Ты поосторожнее ходи. Там, где на тебя наехали, человека пришили, возможно, те же подонки.

– Да ну! А кого?

– Не знаю, не подходил. Вокруг тела толпа, правда, небольшая. Милицию ждут. Мясо готовлю я, а ты... режь ананас, делай бутерброды с икрой и семгой.

– Знаешь, за что люблю тебя? – Далила обвила шею Игоря руками, игриво улыбаясь. – Ты не издеваешься надо мной: подай-погладь-приготовь. Хотя мне хочется постирать твои рубашки, обязательно руками, и приготовить что-нибудь необычное.

– А замуж за меня идти не хочешь, – шутливо упрекнул он.

– Ты же в курсе, как Милка реагирует на нашу связь. Считает, я незаслуженно обидела папочку, а каково мне с ним жилось, ее не колышет. И потом, любимый! Каждая наша встреча – праздник, священнодействие, а когда мы будем жить вместе, начнутся темные будни.

Отговорка. Которую она приводит всякий раз, когда речь заходит о женитьбе. Игорь младше на шесть лет, для Далилы это серьезная преграда. Да, она с предрассудками, да, много примеров, когда женщина на десять лет и больше старше мужчины. Однако есть физиология, и мужчину с возрастом тянет к телу молодому, а не к телу второй свежести. Она не закабаляет его штампом в паспорте, заодно себя ограждает от переживаний, ведь муж и жена – это больше, чем связь.

– Ты, как всегда, не права, – вздохнул он нарочито громко и тяжко. – Но переубеждать не стану, сама придешь к нужным выводам и потащишь меня в загс. Такие мужики на дороге не валяются.

– На дороге валяются трупы. Господи, как я не стала трупом? Настасья говорит, на меня набросились астральные силы. Какого черта им от меня надо?

– У черта спроси. За работу, Далила...

Миле что-то кололи, после чего схватки притуплялись, а сон не наступал, все плыло и плыло в бессознательную дыру. Иногда она открывала глаза и видела круглые часы над дверью, но не помнила, сколько времени они показывали, когда последний раз смотрела на них. Казалось, время остановилось, и если б не резкая боль, возникающая неожиданно, Мила думала б, что наступил час икс, когда все живое внезапно прекратило существование. Но она жива, еще жива. И понимала это, только когда вспыхивал новый бунт внутри, который и был сильнее предыдущего. В редкие часы затишья она думала и о муже. Они так ждали этого ребенка, которого сейчас Мила воспринимала извергом, рвущим ее на части.