Ключ от Дерева - Челяев Сергей. Страница 10

Некоторое время Дудка смотрел на него снизу вверх, но ничего остроумного или язвительного придумать так и не смог.

– Мое имя Ян, а кличут Коростелем.

– Так вот, Ян Коростель, время уже позднее. – За окном действительно смеркалось, где-то у реки закричал козодой. – Не стоит нам сейчас бродить по лесам да болотам. У тебя место в доме найдется?

Вопрос был столь неожиданным для Яна, что он не успел сообразить и утвердительно кивнул.

– Ну, вот и славно, – улыбнулся седоватый. – Ты уж извини, хозяин, но придется нам у тебя сегодня переночевать. Да ты не переживай, мы тебя не стесним. Постелим на полу, одеяла у нас есть, возьмем плащи. А пока давай перекусим, а то мы тебя своими вопросами уже совсем замучили!

Как жарили кролика, Ян уже не помнил. Гости развязали походные мешки, достали хлеб, козий сыр, холодное мясо, а Лисовин еще и большую вяленую рыбу. Под рыбу и полбочонка крепкого кваса, настоянного Яном на хлебных корочках с изюминками, приговорили, и бутыль с вином опорожнили. Уже засыпая на своем жестком диванчике, Ян неожиданно подумал: «Вчера здесь оборотень лежал, а нынче с его друзьями квас пью!» Но переварить эту мысль он уже не сумел, глаза его сами собой закрылись, и Ян провалился в сон, как в старый подпол.

Спустя час или два он проснулся от легкого прикосновения. В доме всё спало, за окном потрескивал ранний весенний сверчок. Звезды заглядывали в окно, а перед Яном на стуле сидел седоватый и смотрел на него, блестя глазами в темноте.

– Что? – неслышно, одними губами прошептал Ян. Ему вдруг стало страшно, и он подумал, что вот сейчас что-то должно случиться.

Седоватый зажег свечку на краешке стола и запахнулся в плащ, словно ему передался от Яна озноб.

– Нам надо поговорить, – тихо сказал он. – Нужно кое-что выяснить.

– Сейчас??? – вытаращил глаза Ян.

– Да, сейчас. – Седоватый скрестил руки на груди. Отсветы пламени свечи играли у него на лице. Сон вдруг неожиданно отлетел от Яна, и он молча лежал и смотрел на своего собеседника. Седоватый вздохнул, словно ему самому не хотелось приступать к этому разговору. – Дело в том, – он вдруг устало улыбнулся, и его лицо на мгновение стало по-детски беззащитным и каким-то удивленным, – дело в том, Ян Коростель, что Травник – это я. А других людей с этим именем, думаю, нет.

Ветер внезапно стукнул ставней, и свеча на столе погасла, испустив тонкий прозрачный дымок.

ГЛАВА 4

ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ

Расположенный на границе владений литвинов и белых полян, город Аукмер был одним из тех мест, которые большие торговые пути обходили стороной. Вокруг простирались зеленые поля, изредка пересекаемые глубокими оврагами, поросшими черемухой и вербой. На дне их часто журчали ручейки, они терялись в траве, уходили под землю, выбиваясь чистыми ключами в сосновых и еловых перелесках. Леса пахли грибами и ягодой, шумели, насквозь пронизанные светом полян и опушек. Западная глухомань не коснулась литвинских лесов, и тому причиной были холмы, которыми были усеяны местные земли. Оттого рассветный туман часто собирался в низинах, а над ним дул влажный ветер, светили ночные звезды, и в их серебристом снегу на холмах вырастали заповедные, тайные травы, в соках которых бежали сила и немощь, приворот и чей-то будущий зарок, а о некоторых чудодейственных свойствах не догадывались и знахари да ворожеи, ходившие по траву весенними и летними лунными ночами. Куда бы ни бежали лесные и полевые ручьи, конечной целью их всегда была непоседливая вода у западных окраин Аукмера. Там маленькие домики с яблоневыми и вишневыми садами спускались к реке, которая с незапамятных времен не спеша катила воды на север, к большой соленой воде и никогда не тающему снегу на вершинах суровых заповедных гор, через которые мало кто перебирался и никто еще не вернулся. Литвины почитали реки как носителей мужского начала, поэтому реку назвали Святой, назвали давно, а в старину имена никогда не давали просто так.

Литвины и поляне жили в мире, порой играли свадьбы, семьи и роды перемешивались, однако язык и обычаи оберегали строго; особенно истово почитали заповеди в деревнях и селах, свято веруя, что истинная чистота возможна только здесь, вдали от всего наносного, городского. В Аукмере, городе литвинов, немало жителей принадлежало к ветви полян и других ближайших западных соседей, понимавших язык и обычаи друг друга. Так было не всегда, и, как символ былых раздоров, раскинулась на окраине города невысокая крепость белого камня с широкими приземистыми башнями и крепкими стенами, выдержавшими в свое время и яростные штурмы, и долгие осады. Шли, катились речными волнами годы, крепость Аукмер теряла свое значение, и войны обходили ее стороной. Однако ворота главной башни всегда были закрыты, на стенах регулярно сменялась стража, а все окрестности далеко просматривались бдительными дозорными, использовавшими специальные оптические устройства, по слухам, сконструированные когда-то таинственными друидами, в которых теперь уже мало кто верил. Вездесущие мальчишки шныряли вдоль крепостных стен, надеясь если не проникнуть, то хотя бы разведать, что происходит внутри, однако неизменно натыкались на строгие взгляды стражей, внимательно следящих сверху за всем, что творится на подступах к цитадели. Лишь раз в неделю, по понедельникам, часовые открывали главные ворота и пропускали телеги и подводы, груженные провизией и фуражом. Ходили слухи, что изредка крепость посещал правитель Аукмера, а иногда заходили и странствующие монахи, к которым благоволил комендант крепости, интересовавшийся новостями с дальних рубежей. Городское население крепость мало интересовала, и она стояла молчаливым оплотом прежней безопасности и ненужной уже сегодня защиты.

В лето 14… года Аукмер посетила ярмарка. Купцы из многих земель и дальних рубежей заполонили улицы, и город зашумел, забурлил, как растревоженный муравейник. Повсюду стояли лотки, лавки, кричали зазывалы, горожане шумно торговались, приценивались. Детворе тоже было не до секретов и тайн старой крепости – на берегах реки раскинулись балаганы бродячего цирка, там творились разные забавы и театральные представления, а по ночам взрывались фейерверки и шутихи, и весь город от мала до велика собирался перед сценами и шатрами лицедеев.

Однажды темной июньской ночью, когда жители города веселились у реки, внимая актерам и жонглерам, в крепости отворились потайные ворота, о существовании которых в Аукмере никто не знал. Внутрь въехали всадники, закутанные в темные плащи, числом несколько десятков. Окованные железом ворота с тихим скрипом закрылись за ними, и все стихло, только в городе перекликались далекие голоса ночных сторожей. Еще три ночи подряд раскрывались ворота, впуская в крепость гостей, приехавших, видимо, издалека. Ни одна душа в городе этих людей не заметила. Жители Аукмера были бы весьма удивлены, знай они о том, что за люди собрались в старой городской крепости. Еще большее удивление вызвали бы у них причины, собравшие посланцев разных земель и народов в их тихом, уютном городе, утопающем в соловьиных садах, кипящих черемухой и махровой сиренью. Живя в своем маленьком мирке, пусть и не в стороне от судеб мира, не всегда имеешь представление об истинных размерах этого мира, сложных и причудливых делах, постоянно творящихся в нем и изменяющих его, хотя порой и кажется все вокруг незыблемым, привычным, как река на окраине города. Именно такой тихий уголок был избран представителями двенадцати народов и общностей местом встречи, которая готовилась уже год. Если для жителей Аукмера и близлежащих деревень это было время веселой и шумной ярмарки, не заезжавшей сюда несколько лет, то для послов, собравшихся в Старой крепости ни о чем не подозревающего города, это было лето шестого года тяжелой и изнурительной войны, которую вел с Севером Союз двенадцати общностей, олицетворением которого они были в этом бастионе. Из них только маги считали свет и тьму двумя сторонами одной сути, однако принимали участие в войне на стороне Союза, считая, что на этой стороне в почете справедливость, и ненавидя сверхъестественные существа, выступавшие на стороне Севера. Однако едва ли не самой серьезной причиной, побуждавшей магов выступать на стороне Союза, было противостояние черным магам, во всяком случае, таковыми их считали в Союзе. Черные магики властвовали на Севере и во многом определяли политику местных властителей.