Черное золото королей - Жукова-Гладкова Мария. Страница 5

Мы встретились в пролете между третьим и вторым этажами. Он, как я успела заметить, вышел со второго.

– Девушка, посторонним вход воспрещен, – улыбнулся мне парень (ему было на вид лет двадцать пять). – Давайте-ка назад. Здесь только служебные помещения. Если туалет ищете, то на третий этаж, в конце коридора, направо.

– Мне нужен выход, – сказала я.

– Здесь закрыто. Спуститесь по другой лестнице. Но все равно идите через третий.

Не обращая на меня больше никакого внимания, парень сам проследовал на третий этаж и скрылся там. Он пошел от лестницы направо.

Я застыла на перепутье.

Потом подумала: а в самом деле, куда я попаду? Мне нужно к выходу, к которому, я надеялась, Катька или прибежит сама, или ее приведут. Дочь вполне может считать, что я осталась у нашей машины ждать ее возвращения. Я ведь им с сыном всегда говорю: если потеряемся в магазине, ждите меня у выхода. Они уже терялись – и мы успешно встречались на оговоренном месте.

В общем, я решила не исследовать медицинское учреждение, а отправилась на третий этаж, где было относительно свободно от посетителей, спросила указания у какой-то тетеньки в белом халате, она направила меня куда следует, и я вскоре оказалась на той лестнице, с которой начинала свое движение вверх. По ней как раз поднималась женщина в белом халате, разговаривавшая с подругой перед входом в здание.

– Ой, а я вас ищу! – воскликнула она при виде меня. – Ваша доченька уже на улице стоит. Вот и славненько, что вы сами идете. Девочка ваша так и сказала: мы с мамой всегда на выходе встречаемся.

Женщина немного помолчала и добавила:

– Молодец ваша девочка. Так и надо с этими папашами разговаривать. Алименты небось негодяй не хочет платить? Много тут таких. На «Мерседесах» приезжают, а на ребенка рубля лишнего жалко. Да хоть бы и не свой был? Что, убудет с такого, что ли? Или это его новая жена против? – Тетка посмотрела на меня вопросительно.

– Он живет с мамой, – сказала я ничего не выражающим тоном.

– Понятно, – многозначительно произнесла собеседница. – Знаем мы таких.

Далее последовало воспоминание о случаях, когда свекрови считали, что невестки родили не их внуков, а нагуляли младенцев неизвестно от кого.

Мне не очень хотелось ее слушать, и я, легонько подхватив тетку под локоток, повернула ее в направлении входной двери. Собеседница продолжала развлекать меня рассказами о негодяйках-свекровях и негодниках-мужьях, а также вспомнила случай, когда отцом ребенка оказался свекор, но мы все-таки довольно быстро достигли цели и выбрались на солнечный свет. Катька прыгала у нашего «Запорожца». Кто-то уже угостил ее вафлей, которую она успешно поедала.

– Ой, мама! – воскликнула Катька. – А эти все бегают!

И она кивнула на сиротливо стоявший «Мерседес». Из зевак осталось человек пять, которым явно было некуда спешить. Они с большим интересом выслушали историю нашей семьи в Катькиной интерпретации.

При моем появлении последовали реплики: «Да, эти бизнесмены все такие», «Бросают первые семьи и живут или с проститутками, или с моделями, что, в общем, одно и то же», «Деньги им девать некуда, а на ребенка жалко».

Тут Катька объявила, что хочет пить, и какая-то тетка извлекла из сумки наполовину опорожненную пластиковую пол-литровую бутылку воды и напоила мою дочь. Судя по выражению Катькиного лица, она считала, что не зря съездила в город. Будет что рассказать Витьке и дедушкам.

А я решила, что нам с ней следует смотаться, пока не объявились папа с дядей Димой и не начался еще один скандал или гонки с препятствиями.

Я подошла к «Запорожцу», открыла дверцу, откинула переднее место пассажира, чтобы Катька пролезла назад, но больше ничего сделать не успела.

Из здания, которое мы недавно покинули, раздался истошный женский крик. Шел он из какого-то помещения, находящегося левее, если смотреть на окна из моей машины. Поскольку в каждой комнате были отрыты форточки или целые створки, крик прекрасно слышался на улице.

Зеваки, работница медицинского учреждения и я застыли на месте. Катька тут же выбралась наружу.

– А чего это тетя так кричит? – спросила дочь, дергая меня за руку.

У меня же в душе зародилось какое-то нехорошее предчувствие…

Зеваки с теткой в белом халате стали обсуждать, что могло произойти. Тетка опять села на своего любимого конька и рассказывала, что наслушалась уже всяких воплей: матери говорят, что никогда не изменяли своим мужьям, мужья приходят в ужас, узнав, что им изменили с лучшим другом, ну и так далее.

Затем из здания вылетел Дима с выпученными глазами, не обращая внимания ни на кого из нас, стал рвать дверь «Мерседеса» на себя, совсем забыв нажать на брелок, потом вспомнил, выматерился так, что я закрыла ребенку уши, щелкнул пультом, дверцу разблокировал, открыл, извлек на свет божий сотовый, почему-то оставленный в машине, и стал звонить в «Скорую», а затем каким-то своим знакомым, ни про кого из которых я, естественно, никогда не слышала.

Зеваки с теткой в белом халате замолкли и внимали с открытыми ртами. А из здания уже валил народ, быстро рассасываясь в разные стороны.

Димин взгляд упал на нас с Катькой.

– Сука! Убить тебя мало! – прошипел он, правда, я не поняла, к кому именно он обращался.

Первой приехала не «Скорая» и не друганы-товарищи, а милиция, которая быстро взяла дело в свои руки. Милиции вообще понаехало видимо-невидимо, потом стали активно подтягиваться вызванные товарищи и заполнили все прилегающие к лаборатории улицы своими навороченными машинами. Вообще-то я не совсем понимала, зачем вызывать «Скорую» в медицинское учреждение… Хотя потом поняла: приехала реанимационная бригада, которая через пару минут вынесла на носилках Лешку.

Я тут же рванула к нему на пару с Катькой, вцепившейся мне в руку.

– Гражданочка, гражданочка, вы куда?! – возопил молоденький сержант, пытаясь меня сдержать.

– Это папа! – сообщила ему Катька истеричным тоном, с ужасом глядя на вздымающийся на Лешкиной груди предмет, прикрытый простыней.

Тут подул ветерок, и простыню откинуло в сторону. В такт биения сердца у Лехи в груди колыхался нож.

Радовало одно: Лешка был жив. По крайней мере, пока.

Глава 3

Затем последовала пренеприятнейшая процедура объяснения с органами, которые в первые мгновения были готовы заподозрить и меня, и даже десятилетнюю Катьку во втыкании ножа в бывшего.

Я не позволила допрашивать Катьку отдельно, хотя кто-то из бригады и желал это сделать. Не знаю уж, разрешено такое по закону или нет, но тут я проявила твердость.

Наше любопытство тоже удовлетворили, в особенности после свидетельских показаний кого-то из врачей, прибежавших на вопль медсестры, первой обнаружившей тело в одной из лабораторий.

Лешка смог сказать врачу: «Хаби – гад», после чего потерял сознание.

– Давно следовало ожидать, – кивнул один мужик из прибывшей бригады. – А то уж больно долго затишье длится. Мы уж беспокоиться начали, что нефтяной рынок у нас давно не делили.

Я непонимающе уставилась на говорившего, потом спросила, кто такой Хаби.

– Ваш же муж, кажется, нефтью торгует, не моя жена, – заметил следователь, который задал мне больше всего вопросов. – Неужели не знаете его главного врага и конкурента?

– Он с нами не живет уже двенадцать лет, – встряла Катька.

Опер перевел взгляд на мою дочь, о чем-то задумался, потом глянул в свои бумажки и непонимающе заявил вслух:

– Так тебе же десять.

Ну Катька и ему выдала историю нашей семьи, только с гораздо большим числом подробностей, чем зевакам на улице, и с большим числом комментариев. Я узнавала цитаты из дедушки Вити и дедушки Вовы и не знала, плакать мне, смеяться или просто краснеть. Следователь же слушал с повышенным интересом, что-то записывал, к нам подключились еще двое сотрудников и тоже стали внимательно слушать, наверное, помня о том, что устами младенца глаголет истина. Катька была в ударе. Она вообще любит поболтать на публику (это у нее от бабушки-партработницы), а уж перед мужчинами готова выделываться по полной программе (это у нее от дедушки со стороны отца, тот, правда, выделывался перед женщинами).