Напарник - Кулаков Сергей Федорович. Страница 8
Напоминание о Хильде заставило Фреда умерить пыл. Он в последний раз посмотрел на девушку, проходившую в этот момент сквозь стеклянные двери, и вслед за благоразумным Отто двинулся в обход территории.
Девушка же, выйдя из здания вокзала, дошла до стоянки, уселась в спортивный «Мерседес», закурила и достала из сумочки мобильный телефон.
– Все в порядке, – сказала она надтреснутым детским голоском.
После чего выключила телефон, аккуратно вырулила на шоссе и исчезла в потоке машин.
Москва, 27 сентября, 14.40
Подъезжая к зданию Разведцентра, Роман гадал: что за срочность такая? Из-за чего он понадобился начальству настолько, что оно даже не дало ему перевести дух? Всего пару часов назад он вернулся из мест, отстоящих от Белокаменной более чем на десять тысяч верст, и вот ему уже велели срочно явиться в отдел.
Недостатка в сотрудниках отдел не испытывал, и для срочного задания годился гораздо более свежий человек, нежели только что вернувшийся из командировки и едва в этой командировке не погибший агент.
К тому же начальник отдела генерал Слепцов Романа откровенно недолюбливал и, если не было экстренной необходимости непосредственно в нем, предпочитал ему любого другого. Он отнюдь не делал тайны из того, что, будь его воля, он бы давно очистил управление от заразы, коей, по его мнению, являлся капитан Морозов, ярый индивидуалист, зазнайка и вообще личность крайне неприятная во всех отношениях.
Стало быть, случилось что-то экстраординарное, в чем без капитана Морозова никак не обойтись.
Но что?
Наиболее простое объяснение напрашивалось само собой: раз куратор капитана Морозова подполковник Дубинин не сделал даже намека на предстоящее задание, то Романа и не задание ждало вовсе, а какая-то нудная проверка по одному из его прошлых дел, всплывших с течением времени на поверхность, как старая подводная мина. И угроза от этой «мины» исходила, надо полагать, нешуточная, отчего и велели брать ноги в руки и срочно лететь в Контору.
Особой ясности эти соображения не внесли, ибо в прошлом, далеком и недалеком, дел у Романа значилось немало, и все они, по большому счету, таили в себе потенциальную угрозу для человечества.
Угадать же навскидку, какое из них потянулось к нему своими железными усиками, он, понятно, не мог. Но хотя бы настроился на нужную волну и оттого, подходя к кабинету Дубинина, чувствовал себя как стратег, предусмотревший, куда будет нанесен главный удар.
– Хорошо выглядишь, – сказал ему Дубинин вместо приветствия.
– Спасибо, – проворчал Роман, плюхаясь на стул.
Дубинин только покосился на это самоуправство, но выговаривать, вопреки ожиданию, не стал.
«Значит, дело дрянь, – решил Роман. – Иначе Дубинин свой пряник приберег бы на потом».
– Ну, что за срочность такая? – спросил он, больше всего страдая от того, что не может закурить в этой цитадели порядка и высоких моральных принципов.
Дубинин, расправив локти на полированной столешнице, улыбнулся улыбкой старшего брата, от которой у Романа подобрался желудок.
– Так, – сказал подполковник небрежно, – дельце одно старое надо закончить.
«Ага, – подумал Роман, – значит, мыслил я верно».
– Какое дельце? – как можно небрежнее спросил он.
– Тебе понравится, – отозвался Дубинин.
– Вот как?
Роман придержал нетерпение. Когда Дубинин вот так свивает и развивает свои кольца, жди беды.
– Вообще-то я не успел подготовить отчет по последнему заданию…
– Это после, – махнул рукой Дубинин. – Там у тебя все в порядке, даже орденом обзавелся. Пока можешь об отчете не думать.
– Как скажешь, – пожал плечами Роман. – Но только не говори потом, что я вечно все забываю.
– Не скажу.
– Ладно. Он ждет? – Роман покосился на дверь.
– Ждет.
– Ну так доложи.
Дубинин, вместо того чтобы разгневаться за столь вопиющее нарушение субординации, кивнул:
– Сейчас. А ты пока вот, взгляни.
Он пододвинул к Роману серую коленкоровую папку.
– Только без истерики.
Роман на секунду замер, глядя в построжавшие глаза Дубинина.
Черт, дело даже хуже, чем он предполагал!
– А можно не смотреть? – спросил он, машинально сунув руку в карман.
– Здесь не курят, Морозов, – сухо напомнил Дубинин.
И еще суше добавил:
– У тебя две минуты.
Он просунулся в дверь кабинета Слепцова, доложил о себе и втянулся туда целиком, оставив Романа наедине с серой папкой.
Тот помедлил, зная, что ему достаточно десяти секунд, чтобы понять суть дела.
А две минуты, отпущенные ему Дубининым, – это для того, чтобы он успел прийти в себя перед тем, как показаться на глаза шефу.
«Откуда они до сих пор берут такие папки? – подумал Роман. – Кажись, их выпуск прекратили еще в середине прошлого века. А вот поди ж ты, все еще пользуются. Велики запасы у нашей Родины».
Он вздохнул, понимая, что, отсрочивая неизбежное, пытается обмануть себя, развязал тесемочки, довольно-таки туго завязанные, и поднял твердую обложку.
– Твою мать, – в голос сказал он, благо в кабинете он находился один, и делать ему замечания, кроме Юрия Владимировича Андропова, висевшего на стене в серебристой рамочке, было некому.
В папке лежал один-единственный лист.
Стараясь не смотреть на фотографию, значившуюся в верхнем правом углу, Роман одним взглядом вобрал короткий текст, закрыл папку и закурил.
Крохин.
Снова он.
Чего угодно ожидал он, но только не встречи с этим выродком. Майор Виктор Крохин когда-то был агентом ГРУ. Потомственный разведчик, сын погибшего от рук ЦРУ полковника Крохина, близкого друга генерала Слепцова. Слепцов и вырастил Виктора, считая его своим сыном и верным защитником Родины. А сын предал и отца, и Родину, и новых хозяев, и наверняка еще многих и многих. Если что и было для него святого, так это деньги, и этому-то фетишу Крохин служил верой и правдой, не ограничивая себя ни укорами совести, ни скромностью в аппетитах.
Дважды их сводила судьба с Романом. В Ираке, где Крохин, переметнувшись на сторону Аль-Каиды, торговал похищенным российским оружием, и в Иране, откуда Крохин задумывал небывалую по размаху и дерзости террористическую акцию. После первой их встречи Роман был уверен, что Крохин погиб. После второй, во время которой он едва не погиб сам, Роман надеялся лишь на то, что, сорвав акцию, навсегда лишит Крохина охоты сталкиваться с ним снова.
Но он ошибся.
Крохин не только снова встретился на его пути. Он сам напросился на встречу. И уклониться от нее Роман никак не мог, сколь бы ни велико было его желание. Ибо от подобных встреч не уклоняются.
В скупом сообщении Интерпола значилось следующее: задержанный на территории Германии по подозрению в организации теракта Макс Гольц признался в том, что он бывший майор ГРУ Виктор Крохин. Далее он сообщил о том, что им было организовано несколько терактов, и назвал факты, подтверждающие его участие в них. Далее он потребовал встречи с капитаном ГРУ Романом Морозовым, обещая, что только ему он может открыть некий секрет, который предотвратит гибель тысяч, а возможно, и миллионов человек.
Больше к сказанному Гольц-Крохин ничего не добавил, заявив, что в следующий раз заговорит лишь тогда, когда увидит капитана Морозова.
И теперь Берлинское бюро Интерпола настоятельно просит Москву как можно быстрее прислать в Германию вышеупомянутого капитана Морозова, ибо Крохин предупредил, что акция состоится на следующей неделе и промедление смерти подобно.
Ну и как тут было не закурить, невзирая на суровое предупреждение Дубинина?
«Надо было подохнуть в джунглях Венесуэлы, – думал Роман, сделав несколько затяжек и тщетно выискивая, куда бы стряхнуть пепел. – Все равно этот гаденыш замыслил такую пакость, что мне головы не сносить».
Он перегнулся через стол и стряхнул пепел в корзину для бумаг.
«А может, устроить себе самострел? Ну, или оттяпать палец, на худой конец. Вот! Сослаться на то, что мне еще худо от венесуэльского яда. Брякнуться на коврик, пустить пену, ногами побрыкать… Нет, не пройдет. Им нужен я, такой, как есть, и отсутствие пальца или даже всей руки их не остановит. Он все рассчитал. Будь я хоть какой больной или увечный, Слепцов пошлет меня в Германию и глазом не моргнет. И разбирайся там, как хочешь».