Преступление по-китайски - Лондон Мэри. Страница 21

Глава 14

Контора Эдисона и Эдисона вместе с жилым домом располагались в Крумс Хилл, одном из самых достопримечательных кварталов в старой части Гринвича. Он довольно пологий, и его по сей день обступают красивые кирпичные домики в георгианском стиле XVII и XVIII веков. Контора наших нотариусов отличалась от остальных строений фасадом в стиле Регентства, оштукатуренным под мрамор. Крепкое здание выглядело богато и солидно. Что до внутреннего убранства, оно казалось строгим и добротным, а уют ему придавали восхитившие сэра Айвори деревянная обшивка стен и деревянные же резные кресла со скамьями наподобие тех, что стоят в Вестминстерском аббатстве.

— О, они не всегда были здесь, — сказал круглый человечек во фраке, заметив, с каким любопытством посетитель рассматривает резьбу. — Их доставили из церкви святого Альфеге, где крестили Генриха VIII, а нынешнее здание строил архитектор Хоуксмур. Мебель не отвечала духу времени, и ее продали кому-то из наших предков. Так она и осталась у нас, и мы этим гордимся. Видите, это Асмодей, царь демонов. Отвратительная рожа, правда? А вот жирный монах спит, накрывшись капюшоном, но если вы нагнетесь и приглядитесь поближе, то увидите, что у него свиное рыло. Забавно, правда?

Круглого человечка звали Сэмюэл Эдисон.

— Пойду скажу брату, что вы уже здесь. Не каждый же день нас жалует визитом Скотланд-Ярд и лично вы, сэр Айвори.

Через несколько минут сэра Малькольма и Дугласа Форбса препроводили в великолепный кабинет именитых нотариусов. Насколько Сэмюэл был упитан, мал ростом и разговорчив, настолько Томас, старший брат, был долговяз и скуп на слова. Когда посетители сели, он почесал нос кончиком указательного пальца и замогильным голосом произнес:

— Кончина Брайана Уоллеса — бесчестье.

На этом он умолк и сложил руки словно в молитве.

— Мы потрясены, — подхватил его мысль Сэмюэл, стоявший за креслом брата. — Человек столь высокого положения и таких достоинств, незаменимый коллега… Мы подавлены, глубоко подавлены, не то слово. Он работал с нами пять лет. Целых пять лет мы восхищались его простодушием, благородством и профессиональными качествами. Англия потеряла одного из лучших своих сынов.

Томас как будто вышел из оцепенения, почесал нос и все тем же скорбным тоном осведомился:

— Так что вам угодно знать?

— Ну что ж, — начал старший инспектор, испытывая заметную неловкость от окружающей обстановки, — для расследования по этому делу Скотланд-Ярду необходимо знать точное содержание завещания лорда Роберта Уоллеса, если это, конечно… ну, как сказать?

— Если это не расходится с вашими этическими представлениями, — договорил за него сэр Айвори.

— Понимаю, — сказал Томас Эдисон.

— О, — живо воскликнул Сэмюэл, — завещание вскрыли после кончины лорда Роберта, значит, юридической тайны оно не имеет. Разумеется, тайна… Хотя, впрочем, учитывая обстоятельства, тем более для Скотланд-Ярда никаких секретов быть не может, правда?

— Благодарю, сэр, — сказал старший инспектор. — Мы будем держать рот на замке. К тому же, насколько нам известно, Брайан мог вступить в права наследства только после своей женитьбы.

— Не совсем так, — мрачным голосом поправил Томас.

— Не совсем, — вторил ему Сэмюэл. — После смерти лорда Роберта весьма значительные суммы, находившиеся на разных счетах в виде ценных бумаг, были разделены между госпожой Джейн Уоллес и Брайаном. Условия означенного завещания не распространялись только на недвижимость — она полностью переходила в распоряжение Брайана начиная со дня подписания им брачного договора.

— Соответственно вместе с замком и квартирой в Гринвиче… — заключил Форбс.

— Нет, — возразил Томас.

— Не совсем так, — продолжал Сэмюэл. — Все недвижимое имущество, включая квартиру в Гринвиче, два сельскохозяйственных предприятия в Суссексе, гаражи в Лондоне, предназначенные для сдачи в аренду, и прочее имущество такого же рода, должно было перейти к Брайану сразу же после его женитьбы. А что касается замка, тут сложнее. Жилая его часть также перешла бы во владение Брайана, а музейная — нет, поскольку она принадлежит Британской библиотеке, и за госпожой Уоллес сохранилось только право ею пользоваться.

Тут вступил сэр Айвори:

— Стало быть, если я правильно понимаю, теперь госпожа Джейн Уоллес наследует ту часть недвижимости, которая должна была перейти к Брайану, а также все остальное имущество, доставшееся бы тому же Брайану.

— Точно, — подтвердил Томас.

— Бедная женщина… — проговорил Сэмюэл. — Всем известно, как она любила свое дитя… И наследовать единственному сыну — величайшее горе, которое только может обрушиться на мать. Если б вы знали, как она его опекала! Не было дня, чтобы не позвонила узнать, как там ее сын, и поговорить с ним, хотя точно знала, что тем же вечером снова с ним увидится. Конечно, столь частые звонки порой нервировали Брайана, но он был так добр к матери и так ее уважал, что не осмеливался ей запретить.

— А Вэнь Чжан? — вдруг спросил сэр Айвори.

— Кто-кто? — столь же неожиданно поинтересовался Томас.

— Ах, ну да, дворецкий, — вспомнил Сэмюэл. — Китайский паренек, которого лорд Роберт усыновил, чтобы тот получил британское подданство. В завещании о нем нет никаких упоминаний.

— Никаких? — воскликнул Форбс. — Не может быть!

Оба нотариуса склонили головы на удивление дружно, что не ускользнуло от внимания сэра Айвори, и он тут же спросил:

— Как вы только что заметили, в завещании не содержится никаких упоминаний о Вэнь Чжане, однако, как у приемного сына, у него должны быть законные права, не так ли?

Томас и Сэмюэл Эдисоны явно смутились. Наконец старший брат кивнул, и по этому знаку слово взял младший:

— В том-то и загвоздка. Как вам сказать? Когда вскрыли завещание, оказалось, что лорд Роберт прибавил к основному документу приписку, о чем госпожа Джейн Уоллес не догадывалась. Согласно этому дополнению, составленному за несколько месяцев до смерти завещателя, к Вэнь Чжану переходило одно из сельскохозяйственных предприятий в Суссексе, а также довольно кругленькая сумма на обустройство на новом месте. Ее это премного удивило и даже поразило. Она всегда упрекала Роберта Уоллеса за то, что он усыновил паренька.

— И что дальше? — спросил сэр Малькольм.

— А дальше, — проговорил Сэмюэл, — начинается самое интересное… Случилось так, что через неделю после вскрытия завещания у нас в конторе объявилась госпожа Уоллес с отказом за подписью Вэнь Чжана. Нас это удивило, и мы довели до сведения мадам Уоллес, что по закону такие документы подписываются непременно в присутствии нотариуса и двух свидетелей. Она ушла, но через два-три дня появилась снова, на сей раз с китайцем, и тот действительно безропотно подписал отказ, все по закону.

— У него был натянутый вид? — спросил Форбс.

— Видите ли, — заметил Сэмюэл, — трудно сказать. Он и двух слов-то не произнес — подписал без малейших колебаний. Правда, перед тем мы сочли благоразумным напомнить ему, что речь идет о серьезном документе, и объяснили, что, отказываясь от завещанного имущества, он нарушает волю своего благодетеля. Таков был наш долг, понимаете? Но это не подействовало. Он подписал и ушел.

— Невероятно! — воскликнул Форбс.

— А как к этому отнесся Брайан? — поинтересовался сэр Айвори.

— Мы с ним разговаривали, — объяснил Сэмюэл. — И он был сильно огорчен. В сущности, госпожа Джейн Уоллес вынудила Чжана, заявив в резкой форме, что стыдно, мол, таким образом злоупотреблять добротой лорда Роберта и тому подобное, так что он скрепя сердце отступился и сказал, что ни на что-де не рассчитывал и, раз мадам Уоллес так плохо о нем думает, он без сожаления оставит ей скромную часть наследства, завещанного ему благодетелем. Но, откровенно говоря, Брайан был уверен, что на столь неблаговидный шаг его мать подтолкнули.

— Кто же? — спросил старший инспектор.

— Брайан думал, это дело рук некоего то ли Рейвилла, то ли Мейвилла, якобы друга семьи.