Гарри Поттер и двойной капкан - Rulez. Страница 4

Глава 2. Запоздалый разговор

Гарри, конечно, ждал письма от своих друзей, а не от директора. Тот был явно озабочен состоянием дел, раз напомнил Гарри про новости маглов. Гарри овладевали разные чувства — как он мечтал прошлым летом, чтобы Дамблдор прислал ему письмо, посочувствовал его положению, поделился новостями и поскорее забрал его от Дурслей. Что ж, думал Гарри, отгоняя злобные мысли подальше и стараясь радоваться такому положению вещей, похоже, мне не придется теперь торчать в этом доме дольше двух недель.

Он встал с кровати, подошел к шкафу и снял огромный чемодан сверху.

Времени было достаточно, чтобы собрать вещи и сложить их, а не бросать, как попало, как было прошлым летом. Гарри открыл шкаф, и, по очереди стал класть вещи в чемодан — вниз он положил магловские джинсы, свитера, майки, носки, оставив только те, которые были совсем непотребного вида. Дальше он сделал “прослойку” из учебников, затем форма для Квиддитча, мантии и метла. “Молния” была его самым дорогим подарком, ее подарил Сириус, еще когда находился в бегах от Министерства Магии. Сердце снова защемило от тоски по крестному. Стараясь совладать с эмоциями, Гарри продолжил собирать вещи.

Когда все было упаковано, Гарри вернулся к письму, а с ним, и к мыслям о том, что было в утренних новостях. Такие странные смерти происходили во времена первой попытки Волдеморта захватить власть; об этом ему и его друзьям рассказал Мистер Уизли на чемпионате мира по Квиддитчу два года назад. Тогда Гарри просто запомнил рассказ, но лишь теперь он понял, как это выглядит со стороны. Разрушенный дом, мертвая семья маглов без видимых причин для смерти. Несомненно, за этим стоял Волдеморт и его Упивающиеся Смертью. По словам тех, кто был знаком с деятельностью Темного Лорда, убийства маглов были одним из ужасных развлечений Упивающихся Смертью. Правда, для Гарри было дико, что кто-то находит в этом место для развлечения.

Гарри подумал, чем ему заняться до вечера, но тут в его комнату робко постучали:

— Войдите, — сказал Гарри, еще раз удивившись вежливости Дурслей.

Вошла тетя Петуния. На ее лице было выражение, состоящее из смеси страха, удивления, ненависти и… сострадания. Во второй раз в жизни Гарри ощутил некое подобие родственных связей с этой женщиной; Гарри подумал, что она, наверное, хотела с ним поговорить. Как только эта мысль пришла ему в голову, она тут же была перекрыта волной недоумения — такого не может быть! Чтобы на Дурслей подействовал его рассказ о гибели его родителей? Нет, ему просто кажется. Сейчас тетя начнет на него кричать от возмущения: как он посмел такое говорить при них, особенно при Дадли!

— Это правда, Гарри? — почти шепотом сказала тетя, вопреки самой себе, глядя прямо в глаза своему племяннику.

— Что, правда? — и поспешно добавил, — тетя?

— То, что ты рассказал нам про то, как… что ты слышал, когда эти…

— Дементоры, — вновь подсказал Гарри.

— Да, они. Когда они нападали на тебя. Это правда, что ты слышал голос Лили?

Сердце Гарри, казалось, упало на пол вместе со всей его ненавистью и обидой на свою тетю. Первый раз в жизни Гарри услышал, как тетя Петуния назвала по имени свою покойную сестру. Причем, голос, которым она это сказала, не был наполнен злобой и отвращением, с которым она обычно упоминала о родителях Гарри; в голосе слышалась горечь утраты и ужас от осознания этого.

— Да, тетя Петуния. Я, честно говоря, крайне удивлен, что вы меня спросили про маму.

Казалось, что вот сейчас-то точно будет скандал. В надежде предотвратить это событие, Гарри так же посмотрел прямо в глаза тете и добавил:

— Неужели вы мне верите?

— Да, Гарри, я тебе верю. Но, прошу тебя не говорить Вернону о том, что я приходила к тебе.

Она опустила глаза, и ее плечи стали слегка подрагивать. Гарри, в который раз посетила очередная невозможная мысль — тетя Петуния плачет.

— Я… я не хотел всего этого говорить, хоть и был уверен, что если расскажу, то вы все равно мне не поверите. Вы же всегда ненавидели моих родителей. Но то, что я услышал в утренних новостях, похоже, окончательно стерло границы между вашим миром и моим.

Тетя Петуния подняла глаза, полные слез, и сказала то, после чего Гарри окончательно перестал что-либо понимать в ней:

— Мне очень жаль, что ты потерял своих родителей, Гарри. И еще…

Она всхлипнула, из глаз ручьем потекли слезы, и Петуния сделала то, чего она никогда не делала даже в мыслях — она обняла Гарри по-матерински и прошептала:

— Прости меня, Гарри, прости, если сможешь.

Гарри был не в состоянии сказать ни слова, он был поражен до глубины души.

— Я всегда считала, что Лили злая, завистливая, недалекая девчонка. Я не могла принять то, что она была лучше, чище и справедливей меня; что она любила тебя и твоего отца больше, чем весь мой мир, при этом, не ненавидя нас всех; она была так далека от меня всю жизнь. Но теперь я понимаю, что это я была чужой для нее. Я ненавидела ее, когда она узнала, что она волшебница; я презирала ее, когда она уехала учиться в твою школу. Я завидовала ей, когда она встретила твоего отца, когда они поженились, и у них родился ты. Когда в то утро я увидела тебя на моем пороге, я поняла, кто ты, и не хотела допустить и мысли, что мне придется жить по одной крышей с сыном Лили. Вместе с тобой, я нашла письмо, в котором мне рассказали, что твоих родителей убили и я — твоя единственная надежда выжить. Я ничего не понимала и не хотела понимать, я была зла на Лили, на ее мужа, и на тебя; я была зла на тебя просто потому, что ты существовал на свете. Все эти годы я убеждала себя, что ты негодяй, неблагодарный мальчишка, которого судьба оставила на моем пороге, издеваясь над моей семьей — ты был мне в тягость. Я ни на минуту не сомневалась, что ты вырастешь отъявленным подонком, и старалась убедить в этом и Вернона. Все эти годы я и представить себе не могла, как ты страдал без материнской любви; как ты страдал от неведения того, кем ты являлся на самом деле. Но я снова и снова говорила себе, что ты все это заслужил, потому, что ты — сын Лили. А теперь…

Тетя Петуния утирала красные от слез глаза и старалась теперь не смотреть на племянника.

— Теперь, когда ты рассказал нам, что слышал, как она просила этого человека пощадить тебя и убить ее вместо тебя, я поняла, как я была к ней несправедлива.

Петуния замолчала, все еще утирая глаза и, по-прежнему, старалась не смотреть Гарри в глаза.

Гарри нашел в себе силы подняться с кровати и подойти к раскрытому окну, через которое в комнату бесцеремонно влетал теплый летний ветер, сопровождаемый лучами солнца. Он снова уставился в окно, глядя поверх соседних домов на небо, на котором еще виднелись немногочисленные остатки тех облаков, которые утренний ветер не успел отогнать за пределы видимости.

— Знаете, — наконец промолвил Гарри, — я рад, что вы избавились от ненависти к своей сестре. Я второй раз в жизни ощутил, что вы — сестра моей мамы.

Гарри повернулся к тете и посмотрел в ее заплаканное лицо:

— У вас, наверно, были основания так к ней относиться. Я говорю так потому, что знаю как это тяжело — принять то, что ты отличаешься от других людей. Мне было очень тяжело, а сейчас, когда у меня не осталось никого, кто бы меня любил, как сына, мне стало еще тяжелей.

Нахлынувшая волна горечи от потери Сириуса вновь накрыла его. Гарри из последних сил сдерживал слезы.

— Наверное, я никогда не смогу ощутить счастье от родительской любви, потому что последний человек, которого я любил, погиб.

Тетя Петуния посмотрела на Гарри взглядом, полным жалости. Она поднялась с кровати и подошла к нему.

— Твой крестный погиб?

— Да, — тяжело ответил Гарри, — он умер у меня на глазах, он спас мне жизнь, но сам погиб.

Петуния обняла Гарри и сказала:

— Мне очень жаль, Гарри. Я знаю, что даже после того, что я тебе сказала, ты вряд ли будешь испытывать ко мне нечто похожее на родственную привязанность. Да я и не вправе на нее рассчитывать после того, как к тебе относилась моя семья все эти годы. И, увы, я не могу тебе обещать, что Вернон и Дадли будут когда-нибудь относиться к тебе с любовью.