Будет все, как ты захочешь! - Серова Марина Сергеевна. Страница 23

Я поехала по улице, еще сама не зная, куда мне надо. Мысли кружились в моей голове, наскакивали одна на другую. Что скрывает мадам Верстакова, почему не спешит быть откровенной? Значит, ей есть что скрывать. Но что? Если это она убила горничную, напрашивается вопрос: зачем? Смысла нет, если только они не были знакомы раньше…

Я медленно поехала к дому мадам Верстаковой.

Я поставила машину у ее подъезда и вперилась в него глазами. Что я надеялась увидеть, я сама не знала, но интуиция подсказывала, что мне надо быть здесь, а интуиция меня еще не подводила. Часа через полтора мое ожидание было вознаграждено появлением домработницы Верстаковой. Я сразу узнала ее, хотя теперь она была в сером плаще и с косынкой на шее. Я вышла из машины и направилась к ней.

– Ой, а вы уходите? – сказала я удивленно. – А я к вам…

– А зачем ко мне? Я вам сказала: я всего лишь домработница, ничего не знаю. Вы к Вере Николаевне идите…

– Да я была у Веры Николаевны в магазине, поговорили мы с ней, даже чаю попили, – соврала я не моргнув глазом, пытаясь показать домработнице, как хорошо меня приняла ее хозяйка. – Но я ей не все вопросы задала. Понимаете, есть такие вопросы, на которые только окружающие могут ответить, а не сам человек. Да и некогда ей, люди к ней пришли. А вы у нее сколько лет работаете?

– Почти пять. Как Вера Николаевна бизнес этот свой открыла, так ей стало некогда хозяйство вести, она меня и наняла.

– Ну, вот видите. А вас как зовут?

– Татьяна Ивановна.

– Да вы что! – обрадовалась я так, словно встретила свою родственницу. – Так и меня Татьяна, только я Александровна! Значит, мы с вами тезки. А вы где живете?

– Да тут недалеко, на Заозерной.

– Так нам по пути, давайте я вас подвезу, а по дороге и поговорим заодно.

Татьяна Ивановна села в мою машину, отнекиваясь и что-то бормоча про «неудобно» и «не ожидала».

Мы выехали со двора и направились к ее дому.

– Татьяна Ивановна, скажите, а хозяйка ваша замужем?

– Нет. Муж ее умер, точно не скажу когда, но знаю, что давно. Дочку она лет десять как замуж отдала. С тех пор одна живет. Видная женщина и денег – куры не клюют. А вот в личной жизни не везет. В тот год, как она меня в работницы взяла, купила она машину, наняла шофера, чтоб возил ее. Так он вскоре машину эту разбил, сам в больницу попал. Она, конечно, другую купила, иномарку, дорогущую! Но уже боялась шофера нанимать, сама ездит, правда, редко. Не везет ей с мужиками. Если и крутится кто возле нее, то только из-за денег, она это понимает. А она хочет, чтоб, значит, по любви. У нее после официального мужа еще два гражданских было, она сама мне говорила. Только они с нее деньги тянули, больше ничего. Один до того распоясался, охальник, что бабу в дом к Вере Николаевне привел, а она их застукала. Чуть не прибила. Ну никак ей не везет! А уж годы-то поджимают, век бабий короток. И чего им, мужикам, надо? Что она, урод какой? Все при ней – и тело, и лицо. И денег много. И характер хороший. Она щедрая: мне три раза в год подарки дарит: на день рождения, на Восьмое марта и Новый год. Да и так иногда что-нибудь из вещей отдает, что ей мал?о или не нужно.

– Скажите, а вот по характеру Вера Николаевна какая? Ну, там… замкнутая или, наоборот, открытая, веселая?

– Скорее замкнутая… А вообще вот что я вам скажу: несчастная она! Вот. Ей бы мужика хорошего… Да не получается.

– А она хочет с кем-то познакомиться?

– А то не хочет?! Целый час утром красоту наводит – это для кого? Для девочек-продавщиц, что ли? Опять же волосы то в рыжий цвет покрасит, то в черный… Теперь вот белая как лунь. А платья знаете в каких дорогих магазинах покупает? Одно ее платье стоит больше, чем моя месячная зарплата. А еще у нее парик есть, такой пепельный, пышный. Только она его почему-то редко надевает. Зачем тогда покупала, он ведь дорогой, она говорила, не то за три, не то за четыре тысячи взяла…

– Что вы говорите! – восклицала я, чтобы как-то поддерживать разговор.

– А однажды дорожный саквояж купила, – продолжала домработница, – тоже дорогой и тоже красивый. Только зачем он ей? Она ведь никуда не ездит. Иногда только к сестре в Покровск на день-два – вот и все ее путешествия.

– Так у нее сестра в Покровске? – спросила я.

– Ну да, такая же одинокая, как Вера Николаевна. Вот ее она и навещает. Я для них пироги пеку, Вера Николаевна всегда сестре мои пироги возит. Кто ж на свете ближе, чем родные сестры?

– Татьяна Ивановна, а когда ваша хозяйка последний раз сестру навещала?

– Да я уж и не помню…

– Вспомните, Татьяна Ивановна, я вас умоляю.

– Да не вспомню я, не уговаривай. Я уж запамятовала, что вчера было…

– Ну, на прошлой неделе ездила? Вы ведь ей в дорогу пироги печете, значит, должны вспомнить. Пироги печь – это ж событие!

– В позапрошлую… нет… прошлую… на той неделе я у нее генеральную делала. Занавески стирала, а в пятницу я тесто ставила, пироги пекла. Но она сама все съела. Нет, она давно не ездила… А ведь точно! Последний раз была недели две назад, если не больше. И как-то так странно быстро назад приехала. Ну да, в субботу, помню, в обед уехала, еще и пирог с капустой с собой взяла для сестры. Но только вернулась в этот же день… точно, в этот день и приехала. Я так удивилась, она всегда у сестры ночевала. А в ту субботу приехала какая-то злая, пирог назад привезла, вещи в прихожей бросила. Я спрашиваю: Вера Николаевна, вещи-то мне что, распаковать? А она глянула на меня как-то странно, про вещи ничего не сказала, только говорит: «Налей мне, Ивановна, пятьдесят граммов коньяка». Я опешила. Вера Николаевна не пьет. То есть выпивает, конечно, редко, в компании. Но дома, одна – никогда! А тут коньяк залпом выпила, не закусила даже… Я на кухню ушла, а хозяйка в прихожей возилась, и я слышала, как она несколько раз сказала: «Черт бы побрал эту идиотку!»

– Как-как сказала? «Черт бы побрал эту идиотку»? – переспросила я.

– Да, именно так. С сестрой, похоже, поругались…

– Татьяна Ивановна, а на прошлой неделе точно не ездила?

– В том-то и дело, что нет. Не поехала, я сама удивилась. Я как раз в пятницу у нее была, пироги ставила, один с капустой, второй с картошкой и грибами. Смотрю, она сама их ест и к сестре не поехала. А почему, я побоялась спросить. Должно быть, все-таки с сестрой поругалась. Да не мое это дело! Она сама не маленькая, знает, куда ей ехать и когда.

– Татьяна Ивановна, а вы случайно не знаете, есть ли среди знакомых Веры Николаевны такая девушка – Катя Аверина?

Женщина наморщила лоб, но, подумав с минуту, сказала:

– Нет, такой не знаю. На работе девочки – Любочка и Ирочка. Уборщица – Зинаида Петровна. Еще есть у нее подруга Ольга Ивановна, ну, с этой они по работе завязаны. А Кати не знаю, извините.

– Ну, хорошо, спасибо, вы мне очень помогли.

Я подвезла Татьяну Ивановну к самому ее дому, она очень обрадовалась, все благодарила меня. Когда она захлопнула дверь машины, я развернулась и поехала к себе домой. На сегодня все. Надо подумать о том, что я узнала, подвести итоги.

Я лежала на своем стареньком диване и размышляла. Каждое новое сведение как пазл, встает на свое место к тому, что уже известно. Из этих пазлов постепенно собирается общая картина преступления. Вот жили люди. Жили себе, не тужили. Их много, этих людей. Они знали друг друга, встречались, разговаривали. У каждого своя работа, своя семья, свои друзья, близкие – их окружение. Но и между собой им приходилось общаться. Денис приезжал два-три раза в месяц в гостиницу. У него есть родители, но нет друзей. Он знал администраторов в гостинице, знал Земфиру. Но с горничными не общался, не положено. У горничной, которую нашли в его номере, были родители, жених, две подруги… подруги… Что-то мне не нравится в этом слове – «подруга», но я никак не могу ухватить, что именно… Ладно, к подругам еще вернемся. Вера Николаевна волей случая оказалась рядом с Денисом в соседнем номере. Одинокая женщина с несложившейся судьбой. Домработнице врет, что ездит навещать сестру, сама снимает номер в гостинице. Для чего? Приводит мужчин? Вроде бы нет, администраторы заметили бы. Да она и домой бы могла приводить, одна живет, кого ей бояться? Надо будет обязательно узнать, для чего мадам Верстакова снимала номер в гостинице. Если я узнаю это, станет понятно, причастна ли она к убийству. Так, дальше. Юля… работает в гостинице и учится на заочном, уже оканчивает институт. У нее свои подруги, родители есть, но она человек самостоятельный, живет одна. Какие они разные, все эти люди, и сошлись в тот вечер в одной гостинице, и был ведь еще кто-то, кто убил Катю. Или кто-то из них убил. Зачем, зачем… Какой мотив? Ну, для чего убивать двадцатичетырехлетнюю девчонку, кому она помешала, чем? Что-то знала? Да что она могла такого знать… Хотя… стоп. Она работала в гостинице, здесь останавливаются люди, многие из которых занимаются бизнесом. Катя могла услышать какие-то секретные сведения, не предназначенные для чужих ушей. А двое «влюбленных» на втором этаже? Их я еще не проверяла. Значит, пришла пора. Так, где у нас девочки легкого поведения тусуются? Кажется, на улице Дружбы Народов? Нет, рано еще сегодня отдыхать. Я встала и быстро собралась. Села в машину и поехала на улицу Дружбы Народов. Я знала, где там собираются девочки, приходилось уже иметь с ними дело. По этой улице я ехала медленно и в одном месте увидела небольшую группу броско одетых дамочек. Я подъехала и остановилась около них. К моей машине подошла одна и спросила: